– Нет, я попаду в столичный вуз, – уперся Петер.
Преподаватель понизил голос до шепота:
– Сначала смените фамилию, запись о национальности в паспорте и тогда дерзайте. Иначе не получится.
– Как это сделать? – спросил Петер.
– Тут я вам ничем не помогу, – развел руками собеседник.
Петер вернулся домой, рассказал отцу о беседе с педагогом и попросил:
– Сделай мне другой паспорт.
Герман вспылил:
– Никогда! Мои предки в гробах перевернутся, узнав, что задумал продолжатель их рода. Ты единственный способен сохранить нашу фамилию – Фанни девочка, выйдет замуж и станет какой-нибудь Петровой-Николаевой. Подумай над этим. Ты несешь ответственность перед всеми Вайнштейнами! Отказаться от родной фамилии предательство!
Петер молча ушел в свою комнату.
Спустя неделю Герман зачем-то заглянул к сыну и увидел, что у того на столе вырезано: «Вайнштейн! Ненавижу!» Отец разъярился, у них с Петером случился скандал, после которого юноша ушел из дома. Герман запретил дочери произносить имя брата, приказал забыть о его существовании.
Только после смерти отца Фанни попыталась разыскать Петера. Она подала запрос в «Мосгорсправку», ей довольно быстро ответили. Оказалось, Петер Германович Вайнштейн женился и взял фамилию супруги, став Владыкиным, а имя изменил на русский манер – Петр.
Чем закончилась встреча ближайших родственников, мы уже знаем.
– Петр Германович Владыкин родной дядя Ларисы и Бориса Гориковых? – переспросил Федор, когда я пересказала ему свой разговор с Анастасией Яковлевной.
– Информацию необходимо проверить, но отчество не очень распространенное. Имя Петр, специальность врач. Вероятно, Ирина Петровна Владыкина является двоюродной сестрой Лары и Бори, – ответила я. – Сейчас поеду к Антонине Тарасовне и поговорю с ней. Муж должен был рассказать ей правду о своем происхождении. И возможно, вдова объяснит, что происходит в большом коттедже, а также то, каким образом Максимов остался жив. Зачем Ирине объявлять Гориковых мужем и женой, да еще выдавать их за родственников Леонида?
– Антонина тебя даже на порог не пустит, – упрямо сказал Леонов.
– Посмотрим! – азартно воскликнула я, выезжая на перекресток. – Я умею убеждать людей.
– Ну-ну, – вздохнул сыщик.
– Ты узнал, кто главный врач медцентра «Розовое счастье»? – сменила я тему.
– Нет.
– Почему? – удивилась я. – Это же очень просто. Информация не секретная, у медицинского учреждения должен быть сайт.
– Клиника с таким названием нигде не зарегистрирована, – пояснил Федор. – Есть «Розовый бегемотик», «Розовая кошка» и еще штук десять заведений с тем же прилагательным, в подавляющем большинстве это крохотные детские стоматологические лечебницы.
– Лика упомянула о «Розовом счастье», – повторила я.
– Ага, и врача с фамилией, как печенье, – хмыкнул детектив. – Небось перепутала наименование центра.
– Кажется, я еще от кого-то про «Розовое счастье» слышала, – протянула я, – но не помню, кто его упоминал.
– Есть два варианта объяснения, почему я не нашел клинику, – продолжил Федя. – Первый я тебе уже озвучил. Второй: на заведении действительно висит вывеска про счастье, но зарегистрировано оно под другим наименованием, допустим «Больница нервно-психиатрических паралитически безумных состояний». Такое при входе писать вряд ли станут: слишком длинно, люди не запомнят, и все, что связано со словом «псих», народ пугает. Мостовая улица очень длинная, на ней находится куча крохотных клиник, надо просто обойти их все и проверить, нет ли где у двери таблички «Розовое счастье». Извини, у меня второй звонок на линии.
Я бросила трубку на переднее сиденье, но она почти сразу затрезвонила. Думая, что Федор решил еще что-то мне сказать, я, не взглянув на экран, ответила:
– Слушаю тебя!
– Здравствуйте, Виола, это Филипп. Вы выступали сегодня на презентации робота, произведенного моей фирмой «Садтрестогород».
– Что-то не так? Я работала четко по сценарию, – встрепенулась я.
– Наоборот, все прекрасно. Хотел лично поблагодарить вас за участие и предложить продолжить наше сотрудничество. Мы можем встретиться сегодня вечером в любом кафе по вашему выбору? Не хочу звать вас в офис, в неформальной обстановке беседовать будет комфортнее.
Я бросила взгляд на часы.
– Во второй половине дня в районе Тверского бульвара у меня встреча по служебному вопросу, но я понятия не имею, сколько она продлится.
– Прекрасно, – обрадовался Филипп, – мой офис на Большой Дмитровке, это совсем недалеко от бульвара. Позвоните, когда разговор завершится, и давайте встретимся в кондитерской «Ротонда». Знаете, где она?
– Нет, никогда там не бывала. Но не волнуйтесь, найду, – заверила я Филиппа, притормаживая на парковке возле здания больницы, куда положили Жоржа. – А сейчас, извините, у меня дела.
* * *
Лечащим врачом моего бывшего шофера оказался Сергей Иванович Иванов, суетливый мужчина, не способный провести без движения более минуты. Сидя за столом, доктор безостановочно перебирал всякую ерунду, лежавшую перед ним, вертел головой, чесался, подпрыгивал на стуле. Спустя буквально пару минут после начала беседы я ощутила неодолимое желание посоветовать Иванову посетить невропатолога и попить транквилизаторы. Говорил Сергей Иванович быстро, окончания слов проглатывал и походил не на уверенного в себе специалиста, а скорее на студента-второкурсника, который, сдавая экзамен, пытается замаскировать под не относящейся к билету информацией незнание предмета.
Минут пять я выслушивала рассказ кардиолога о том, как важно сохранить здоровое сердце, потом не выдержала:
– Меня интересует состояние Жоржа.
Иванов схватил со стола коробку со скрепками, с упоением принялся ломать их и одновременно сообщил:
– Для того чтобы полностью понять перспективы, необходимо провести обследование пациента, сделать массу анализов.
– Так начинайте! – велела я.
Сергей Иванович запрыгал на стуле и занудел:
– Мы не коммерческое предприятие, нам не хватает расходных материалов, персонала, аппаратура старая, томограф не работает.
Я достала из сумки кошелек.
– Сколько?
Кардиолог вскочил и забегал по кабинету.
– Ну, если вы хотите сделать благотворительный взнос на лечение, то…
Он шагнул к столу и нацарапал на бумажке цифры.
– Вот!
Перечеркнув его число, я нарисовала рядом втрое меньшее.
Доктор задергал руками.
– У меня двое детей, их кормить-одевать надо.
Я не удержалась от улыбки. Недавно ездила отдыхать в Тунис, решила купить там на рынке ароматическое масло для тела. Бутылочка оказалась неприлично дорогой, и мы с продавцом, который прекрасно говорил по-русски, стали самозабвенно торговаться. Помнится, он тоже говорил о своих детях и упрекал меня в жадности.
Сергей Иванович заметил на моем лице саркастичную ухмылку и сбавил цену. В конце концов нам удалось достичь консенсуса.
– Не волнуйтесь, ваш парень в надежных руках, – заявил Иванов, смахивая купюры в ящик стола. – Знаете, с ним что-то странное случилось.
– Вы же поставили диагноз «инфаркт», – напомнила я. – Неприятное заболевание, но ничего необычного.
– Ни одной предпосылки для ишемической болезни сердца у вашего Жоржа нет, – забубнил Сергей Иванович, – масса тела нормальная, физическое состояние прекрасное, видно, что молодой человек регулярно занимается спортом, давление сейчас в норме, анализ крови хороший, уровень холестерина на зависть всем, никаких бляшек в сосудах. После обеда он очнулся и рассказал, что никогда не курил, алкоголем не баловался, ничем серьезным не болел, про сахарный диабет даже не слышал, сердце у него ни разу не щемило. Некоторое время назад Жоржа нанял водителем богатый человек, который велел ему пройти полное медицинское обследование в специализированной клинике. Тамошние врачи не выявили никакой паталогии, написали в справке: здоров. Еще хозяин приказал ему каждое утро посещать медсестру, чтобы та мерила шоферу давление, так вот: тонометр всегда показывал сто двадцать на восемьдесят.
Я сидела, сохраняя невозмутимое выражение лица. Да уж, Иван Николаевич обстоятельный человек, Зарецкий не сядет в автомобиль, которым управляет больной шофер, и мне такого не пришлет.
– И самое главное: перед тем как потерять сознание, Жорж не испытывал ни малейшей боли за грудиной, у него не ныла левая рука, не стреляло под лопаткой, вообще не было никакого дискомфорта. Да, бывают случаи безболевого инфаркта, иногда человек принимает его за приступ невралгии или язвенной болезни. Но! Всегда ощущается общее недомогание. А у Жоржа ничего. Он мне сказал: «Вышел на стенд, собрался исполнить номер и вдруг понял, что падаю. Дальше темнота». Весьма нетипично.
