— Кое-что насчет Лариски. Иди сюда и посмотри на это.
Снова-здорово. Я подошла к компьютеру, возле которого приткнулся Алик, и пригляделась к растянутому на весь монитор профилю рыжей Барби. Алик ткнул карандашом Лариске в шею, туда, где торчал из-за ворота край побрякушки. Каких дифирамбов дожидался от меня крот, уставившись поверх очков на мой подбородок?
— Видишь брелок на мобильнике, что Лара держит в руке вместе с салфеткой?
— Ну, — подтвердила я. — И что дальше?
— Приглядись к нему. На что он похож?
— На пламя костра. Именно его он имитирует.
— А теперь я увеличу. Гляди, что на нем.
Я уперлась локтями в стол, всматриваясь в дутые буквы на брелке. Л.О.
— Полагаю, это ее инициалы, — повернулась я к кроту в ожидании объяснений.
— Правильно. Она Лариса Огнева. Обрати внимание на сочетание букв. Их можно объединить в одно слово. Ло. Ее фамилия тебя ни на что не наталкивает?
— Огнева, — повторила я, устало вздохнув и закатив глаза. — От этого слова просто веет огнем и искрами чистого пламени. Это ты хотел от меня услышать?
— Фамилия, цвет волос, это ЛО на брелке в форме пламени, пристрастие к зажигалкам — все это отголосок ее второго «я», живущего за «Незапертой Дверью».
Я развернулась и села на край стола, нахмурившись и забегав глазами по вдохновленному лицу Алика. Добегалась и споткнулась об очки.
— Помнишь главу, где Лайбе обещала, что счастье уцелевшего паладина и Ядан не продлится долго?
— Да-да! — ожив, воскликнула я. — С ней рядом стояла рыжеволосая колдунья в золотистой накидке! Она постоянно катала в ладонях огненный шар! На шее у нее был талисман в виде пламени! И называли ее — Ло! Неужели и она тоже? Кто еще угодил в эту ловушку? Может, весь наш город? А какие версии насчет того, что она делала на кладбище? Я с ней, кстати, встречалась, но выбить правду так и не смогла.
— У меня есть одно предположение.
— Так выкладывай!
Крот стеснительно раздвинул мои ноги и вытащил из ящика стола стопку распечатанных листов. Поискал что-то и ткнул пальцем в нужный абзац.
— Вот! Момент, когда Ло делится с Лайбе досадой по поводу провалившегося отравления паладина. «…Опоздай она хоть на одно мгновение, и он был бы мертв. Отец будет в гневе!» Отец, о котором она говорит, — захвативший их мир чародей Ихор. Так вот, я тут подумал, что твой Печкин — это он и есть, правящий всеми королевствами колдун. По эту сторону Лара его могла и не знать, но Там — он ее любимый отец. И когда он здесь умер, Ло не могла остаться равнодушной, пребывая в Лариске, как Элпис в тебе. Поэтому, возможно, не осознавая толком, что делает, она пришла на похороны, чтобы попрощаться с ним.
Зная, какое влияние может оказывать держащая меня на поводке Элпис, я не сомневалась, что так могло быть и с Лариской. Просто в какой-то момент тебя отодвигают в сторону, загоняют во тьму, и ты уже не можешь противиться чужой воли. Но порой совсем не хочется расставаться с правящей тобой темной половиной! Но Печкин! Игорь… Ихор.
— Это пока не все, — видимо подумав, что я собираюсь уйти, предупредил Алик. — Я наткнулся на то, что покажется тебе просто невероятным. Прежде чем дочитать книгу, я сфотографировал и распечатал последние страницы. Как такового конца у «Незапертой Двери» нет. Она оканчивается ни на чем. Ядан с трудом добирается до чародейских врат, пронеся на себе таинственный груз. По ту сторону ее ждет главный злодей. Она должна покончить с ним, чтобы освободить из плена всех порабощенных жителей. Касается холодной витой ручки и на этом все.
— Как? — взбунтовалась я, перестав ходить по комнате. — Да этой сволочи, что ее создала, за такие издевательства надо башку свернуть! Что за мастер глума!
— Погоди, Надя, — остановил мои словесные излияния крот, вытащив другую стопку листов. — Эта концовка не давала мне покоя. Вчера я открыл книгу и перечитал последнюю страницу. Вначале не обратил внимания, а потом меня что-то подстегнуло и я вернулся к прочитанному. Я тебе зачитаю то, что я распечатал, а потом — то, что в книге.
Я перебралась в кресло и приготовилась слушать. Посмотрев на свою прыгающую по коленке руку, зажала ее ногами, так как теперь видела в этой привычке Элпис.
— Вот слушай. «…и в тот момент Ядан увидела эти коронованные светом, прекраснейшие врата. Достигнув их, она собрала в кулак бежавшую по щеке слезу, набралась мужества и, дотянувшись до витой ручки, коснулась ее холодной поверхности». А теперь я прочитаю то же самое, только с самой книги. На-на-на, так, вот отсюда. «…дотянувшись до витой ручки, коснулась ее холодной поверхности и дернула на себя».
— Дай посмотреть! — не веря на слово, велела я, вырвав лист и книгу из лап крота. — Черт возьми! Не может быть!
— Я тоже вначале не мог поверить. Ведь своими же глазами видел, точно знал, как оканчивается последняя строка. Я думаю, что не только книга может влиять на судьбы читающих ее людей, но и люди воздействуют на книгу. Только не знаю, какие: читающие или живущие в ее глубинах. Возможно, и те, и другие. Но важно другое. У книги нет концовки. Она остается за героями. Ее сотворят они сами. От них, а вполне может быть, только от одной Ядан зависит, чем закончится вся эта история.
Все чудесатее и чудесатее. После смерти я буду жить по ту сторону «Незапертой Двери» и творить финал. Почему-то меня это больше не страшило. Я уверовала в то, что одна из немногих не окончу свой путь на дне гроба. А оказаться в том по-своему совершенном мире — не самое худшее. Только пусть я попаду туда лет через восемьдесят!
— Алик? — окликнула я крота и заметила, что он посмотрел на меня с завистью. Конечно, ведь мне предстояло сотворить эпилог его любимого сказа. — Ты не знаешь, что это может означать? На каком это языке?
Я протянула ему кассовый чек из магазина, на котором утром написала выданную Элпис фразу, адресованную Косте. Алик водрузил на нос очки и пригляделся к моим каракулям. Потом задумчиво почесал затылок, взъерошив волосы, и откатился с креслом к компьютеру. Сказал, что напоминает пословицу.
— И еще, что такое маритус и фемина?
— Мужчина и женщина. Или же муж и жена.
— Это ведь латынь, да?
— Угу. Где ты этого нахваталась? Насколько знаю, у тебя с иностранными языками всегда было туго. Ты лишь матерный схватываешь налету. Да и практику четверть века исправно проходила.
— Да иди ты! — толкнув коленом спинку кресла, велела я.
— Вспомнил! — так ничего и не найдя в многочисленных папках, оглянулся на меня Алик. — «Желающего судьба ведет, сопротивляющегося — тащит». Говорил же, что-то вроде поговорки. Где ты это откопала, полудохлый полиглот?
— Спроси об этом лучше мудрую госпожу Элпис.
Вытащив рисунок Ракушки, я развернула его и положила перед кротом. Ткнула в списанный с доски зеркала код-лот-серию. Рассказав, где и как это было добыто, заинтриговала Алика и оставила его размышлять. Сама забралась с ногами в кресло и пялилась в последнюю строчку книги, будто ожидая, что появится новое слово. Кому рассказать, не поверят! Вернее, поверят, но лишь в то, что двое еще недавно относительно разумных людей бесповоротно тронулись умом. А может, так оно и есть?
— Надь? — окликнул меня Алик. Он, как зомби, шел ко мне, натыкаясь на все подряд, но не отрываясь от листа. — Теперь я знаю, что стало яблоком раздора двух близких подруг — Элпис и Лайбе. Так же благодаря тебе нашел подтверждение тому, что соседское зеркало впрямь служило потайной дверью, соединяющей два крыла огромного замка Лайбе.
Я замерла, словно в ожидании апокалипсиса, но внутри бурлило, кипело и трепетало от жуткого нетерпения. Алик положил передо мной лист, велев следить за его действиями.
— Не знаю, почему вы с Костей ничего не увидели. Берем это «ЮА И-3-Е СВR» и переписываем заново мелкотравчатыми буквами. «R» разворачиваем другим боком. Она легко становится буквой «Я». «И» мы оставляем на месте, но считаем ее зеркальным отражением, то есть латинской N. Сидящая в центре цифра три — это тоже буква. «З». Расставляем знаки в другом порядке, вот так: юаиз есв я. А теперь прочти с конца повернутые разными к нам боками буквы, образовавшие три слова. Гляди, что получилось.
— Ха-ха-ха! — не сдержалась я, захлопав в ладони, и вдруг чмокнула крота в лоб. — Ты — гений, злой гений, Али Махмуд Бора-Герасимов! «Я все знаю» — вот, что было скрыто в этой надписи! Не зря она не давала мне покоя!
— Это послание оставила на потайной двери Лайбе, узнав, что подруга ночами ходит этим путем в читальню, где тайно встречается с ее любимым супругом.
— Паладин? — вытаращив глаза, воскликнула я в недоумении. — Он был когда-то мужем Лайбе! Пока их не развела Элпис! Он был влюблен в них обеих! Его фраза… сейчас вспомню, погоди… «…обе половинки моего сердца вручены двум прекрасным дамам. Не ведал я, о, милая Ядан, что взрастешь однажды ты на моем пути нежною ромашкой. Прости, но для тебя я не приберег и крошечного осколка своей раздаренной души»! Они обе его ненавидели за то, что ни с одной из них он не остался! И они обе его любили.
