— А вот как получится, — улыбнулась я. — Но в любом разе — созвонимся, ладно?
— Ну хорошо, — легко согласился он и я отключилась.
Я повернулась к охраннику и спросила:
— Послушайте, вы мне не скажете, мужчина, который передо мной прошел — он кто такой?
— Не могу знать, — обронил охранник.
— Ну вы же тут работаете, — я посмотрела на него самым умоляющим взглядом, на который была способна.
— А он тут зато не работает, — усмехнулся парень, и тут у него зазвонил телефон на столе. Переговорив, он подал мне бумажный квадратик и сказал: — Проходите.
— Ну а куда он тогда пошел — можете сказать? — в отчаянии спросила я парня.
Если он сейчас упрется, то мне остается только сесть на крылечке и караулить мужика с гитарой.
Охранник же заинтересованно на меня посмотрел и хохотнул:
— Понравился, что ли?
— Ну, — я скромненько опустила глаза, дабы не выдать взглядом обратного.
— Ну иди тогда в актовый зал на втором этаже, они там евангелизацию проводят.
— Еван… чего? — не поняла я.
— Богомольный твой мужик, — ухмылялся охранник. — Не передумала?
— Там разберемся, — туманно сказала я и двинула к лифту.
— Только с собаками сюда нельзя.
Я обернулась — и наткнулась взглядом на Лору, которая беспечно улыбалась охраннику так, что у меня и то мороз по коже прошел.
— Слышала, что дяденька говорит? — спросила я ее. — Иди в уголке посиди, меня подожди, ясно?
Святоша тяжко вздохнула, кивнула и пошла к стоявшим в холле стульям.
— Ух ты! — восхитился парень, — прямо как все поняла!
— Ну конечно поняла, — пожала я плечами. — Лора же хоть и собака, прости господи, но не олигофренка.
Оставив охранника пялиться на мою коллегу, я поднялась на второй этаж, и обнаружила, что этаж настолько длинен и огромен, что я аж растерялась. Однако не сдалась, потыкалась — помыкалась, и наконец я нашла актовый зал. И думаете как? А потому что там очень громко пели, и главное — под гитару. Перед этим я с минуту бродила по этажу, вглядываясь в таблички и поражаясь, какой идиот распевает на всю налоговую среди бела дня песенки, а потом меня как током дернуло — черт возьми! Песенки под гитару! А ведь мой мужик как раз шел сюда с гитарой!
Тут с лестничной площадки в коридор шагнули три тетеньки с дяденькой, и направились к широким двустворчатым дверям в конце коридора. Я, не будь дура, надвинула панамку поглубже и пристроилась за ними в хвост.
Народа в зале было немного, но и немало — человек двадцать. А на сцене в это время мой давешний знакомый пел песенку.
— В моей жизни — славься, Господи, славься Господь…
В моей жизни — славься, великий Бог…
Песенка была на диво мелодичная и красивая, да и голос у мужика оказался что надо — сильный и бархатистый. Кроме него на сцене сидели на стульях несколько девушек и солидный дяденька в костюме.
«Это что такое?» — в недоумении спросил голос.
Если б я знала!
Присев в уголке, я принялась вникать в ситуацию.
А мужик тем временем допел песню, и его место около микрофона заняла одна из девушек. Она улыбнулась — и словно солнышко засияло, настолько тепла и добра была ее улыбка. И даже ее курносенькое и конопатое личико стало вмиг — нет, не красивым, — но чудесным своей открытостью и доброжелательностью. С такими людьми, как эта девочка, хочется дружить.
— Приветствую вас, — просто сказала она. — Меня зовут Таней. Я пришла сюда, чтобы рассказать вам про свои отношения с Господом. Тут до меня брат Сергей рассказывал, что был наркоманом, пока Господь не исцелил его от пагубного пристрастия. Ну а я не была ни наркоманкой, ни алкоголичкой. У меня была хорошая семья, у папы был серьезный бизнес, а мама все силы отдала на мое воспитание. Но три месяца назад они…
Она запнулась, глубоко вздохнула, выдохнула и тихо закончила:
— Они разбились на машине. Насмерть.
Женщины около меня ахнули и с жалостью уставились на Таню.
— И мне было очень трудно преодолеть свое горе, — медленно, с трудом продолжала девушка. — Я была в жесточайшей депрессии, я не хотела жить и постоянно размышляла над тем, каким образом мне лучше уйти из жизни.
Она снова помолчала, а люди в зале смотрели, как по ее личику медленно стекает слеза. Наконец, Таня взяла себя в руки, вскинула поникшую было голову и снова улыбнулась сквозь слезы:
— Но Господь не допустил, чтобы я совершила грех. Я случайно попала на богослужение в нашей церкви, и слово Божие коснулось моего сердца. Пастор читал проповедь о том, что Господь послал Сына своего в наш мир, зная, что он умрет за наши грехи — но послал. Самое дорогое от себя оторвал, не пожалел.
У меня нет дара красноречия, и я не могу так же проникновенно пересказать ту проповедь, простите меня. Но каждое слово тогда падало в мою душу, словно зерно на плодородную пашню. Я остро, всем сердцем поняла — насколько же велика любовь Господа к нам… И я как-то очень по человечески пожалела Христа, которого унизили перед смертью те, кого он любил и за кого он умер. А еще я поняла — что на самом деле я не одна в этой жизни. Что мои папочка и мамочка сейчас в лучшем мире, и мне надо не плакать по ним, а радоваться. И что хотя они не со мной, но Господь, мой Отец — он всегда рядом, он тут, и я его чувствую всей душой. Правда, чувствую. Он рядом — и оттого в душе моей какой-то тихий и благостный мир. Знаете, я сейчас словно на островке посреди бушующего моря. Шторм, ветер, волны — а над моим островком небо безмятежно синее и волны о его берег словно разбиваются. Нет, мои проблемы никуда не делись, Господь не золотая рыбка, и жизненный путь розами не усыпает! Но он со мной, он ведет меня за руку. Почти три месяца как я во Христе. И ни одного дня я не пожалела. Ни одной минуты я не была несчастна. Вот такая вот моя история. Простите, если говорила сумбурно.
Она ушла от микрофона, а на ее место снова встал мужик, что душил меня. Он снова запел песню о Христе, и снова она была чудесной, как и прежняя. После чего мужчина в костюме читал проповедь о блудном сыне и о том, как его ждет дома отец.
И я видела, как лица людей, что сидят в зале — становились мягче, что они ловят каждое слово, и оно проникает им прямо в сердце.
Я только не понимала одного — какое отношение имеет мой душитель к христианам? Я сама баптистка, моя церковь находится в бабушкиной деревеньке. Далековато, но другой мне не надо — оттого и редко хожу на службы, а потом грешу, ибо некому меня на путь истинный наставить. А после того, как Дэн завелся — и вовсе дорогу забыла. Ибо в церкви не поймут то, что мы живем вместе невенчанные.
В общем — я крайне плохая христианка, и я знаю об этом. Однажды я или уйду из церкви, или упаду посреди молитвенного дома, рыдая от осознания своих грехов, раскаюсь и стану святой.
Но я четко знаю, все протестанты — блаженные. Ибо когда я задерживаюсь по делам в бабушкиной деревеньке — я там собираю болиголов и медвяницу — то постоянно хожу в молитвенный дом. И мне хватает недели, чтобы проповеди пастора Тима проникли в мое сердце, и я стала мучаться от своих грехов. А так как мой основной грех — это занятие магией, то я быстренько уезжаю в город. Потому что если я раскаюсь и брошу магию — на что я жить-то буду?
То есть — у настоящих христиан очень развито чувство греха, они от него бегают, как от чумы. И вот передо мной стоит на сцене мужик с гитарой, прославляет Христа, как ни в чем не бывало, словно он и не совершил грех убийства не так давно… То что я осталась жива — это моя удача и с него вины не снимает.
В общем, чем дольше я сидела, тем больше поднималась у меня в душе беспокойство за церковь, что приютила у себя моего душегубца. Поет он, конечно, замечательно, однако я обязательно должна предупредить пастора. А пасторы, надо сказать — люди обычно мудрые, готовые вникнуть в чужие проблемы. И если я ему расскажу о том, как его прихожанин меня душил, а потом уложил под поезд — он это воспримет очень близко к сердцу.
Евангелизация тем временем подошла к концу, христиане сошли со сцены и принялись раздавать тоненькие книжечки. А ко мне подошла и давешняя девчушка с хорошей улыбкой, Танюшка.
— Возьмите, — протянула она мне брошюрку.
Я взяла, и тут же спросила:
— А где ваша церковь, как найти?
— А на обратной стороне и адрес я написала, и время службы, — объяснила она. — Но можно и в любое время прийти, там всегда кто-нибудь есть, многие там прямо и живут.
— А пастор ваш когда бывает?
— Пастор Александр только на службах бывает, — улыбнулась девушка. — У них дел много, они по селам ездят, евангелизируют.
— Спасибо, я обязательно приду, — кивнула я, и девушка пошла дальше.
Перевернув книжечку, я обнаружила надпись синей ручкой. Лесная, дом 10, — гласила она, — службы: вск. 12.00 и 17.00, вт. — 20.00, пят. — 20.00.
