Они уже подъехали к Смольному, миновали охрану.
«Мерседес» остановился у третьего подъезда, водитель выскочил, открыл дверь.
Верзеев поднялся по крыльцу, махнул перед охранником своим документом. Тот распахнул дверь.
Впереди расстилалась бесконечная гладь красного ковра, и Верзеев пошел по нему, торопливо перебирая короткими ножками.
Остановился перед кабинетом Косарева, зажал портфель под мышкой, тайком перекрестился и толкнул дверь.
– Вызывали? – робко спросил Римму Аркадьевну.
Та ничего не ответила, сделала непроницаемое лицо и показала на дубовую дверь начальника.
Верзеев зажмурился, толкнул дверь и вошел к Косареву, как будто нырнул в январскую прорубь.
Дарий Кирович сидел за монументальным столом, уставившись в разложенные бумаги. Знакомый прием – Верзеев и сам так поступал, чтобы заставить посетителя помучиться, заставить его почувствовать свою ничтожность перед лицом государственного человека.
Верзеев кашлянул, шаркнул короткой ножкой.
Косарев оторвал взгляд от бумаг и удивленно уставился на него – как будто совершенно не ожидал увидеть Верзеева в своем кабинете. Как будто вообще первый раз его видел.
– Вызывали, Дарий Кирович? – робко пролепетал Верзеев.
– А, Верзеев! – протянул тот, словно только теперь узнал своего подчиненного. – Да, вызывал.
И он снова уставился в бумаги, как будто забыл о присутствии Андрея Александровича.
Ну да, понятно… хочет помучить, подержать в дверях, в неизвестности… помариновать в подвешенном состоянии, чтобы подчиненный дошел до кондиции…
Верзеев не двигался с места, прижимая портфель к левому боку и не сводя глаз с начальника.
Так прошло минут десять.
Наконец Косарев оторвался от бумаг, поднял глаза и процедил:
– Подойди, Верзеев!
Андрей Александрович просеменил по ковру, остановился перед столом. Сесть ему не предложили, и он остался стоять, верноподданно глядя на шефа.
– Ты как к Крайнему Северу относишься? – спросил Косарев, когда молчание стало просто невыносимым.
– К Крайнему? – переспросил Верзеев, обливаясь потом. – Нор… нормально отношусь! Перспективный регион, богатый полезными ископаемыми и прочими ресурсами…
– Ага, насчет прочих ресурсов – это ты верно подметил!
Косарев выдвинул ящик стола, вытащил оттуда стопку фотографий, бросил их перед Верзеевым.
Андрей Александрович похолодел.
– Узнаешь? – холодно спросил Косарев.
Еще бы ему не узнать самого себя! Сволочь Старостин, все-таки пустил эти фотографии в дело, передал верзеевскому начальству! А ведь Андрей Александрович все сделал, как обещал, переделал контракт… значит, договор все же не попал в нужные руки? Но в этом нет его вины…
– Узнаешь? – повторил Косарев.
– У… узнаю… – проблеял Верзеев, – это я…
– Верно, это ты! – с нехорошим весельем в голосе подтвердил начальник. – А с кем ты сфотографирован?
Верзеев понял, что ему пришел конец.
Если бы на фотографиях он был, допустим, в голом виде в компании нескольких валютных проституток – ему бы ровным счетом ничего не грозило. Все мы люди. Если бы он был даже в компании смазливых молодых людей отчетливо голубой ориентации – его бы тоже не тронули, только мягко пожурили бы и посоветовали внимательнее относиться к собственной безопасности. Даже если бы он был сфотографирован в обществе известного криминального авторитета – и тогда бы ему ничего не грозило. У всех могут быть свои слабости, у всех могут быть свои бизнес-интересы.
Но на снимках он был запечатлен с Петром Лагутиным, бизнесменом, который враждовал с самим Косаревым и его деловыми партнерами и который пытался влезть в их сферу интересов, используя свое влияние в Москве.
То есть снимки доказывали, что Верзеев представляет угрозу для финансовых вложений Косарева.
Такое не прощают.
– Дарий Кирович, это монтаж… – беспомощно пролепетал Верзеев, – это подделка…
– Монтаж?! – рявкнул шеф. – Я видел негативы! Можешь мне не втирать! Можешь не гнать пургу! Кстати, о пурге… Ты только что сказал, что хорошо относишься к Крайнему Северу? Мы тут посовещались, – он окинул взглядом пустой кабинет, – посовещались и подготовили приказ. Ты назначаешься начальником управления статистики одного удаленного района. Название района, честно говоря, я забыл, да его все равно ни на одной карте нет. Помню только, что там совсем рядом находится полюс холода…
Верзеев побледнел и беззвучно сполз на ковер.
Василий Макарович порылся в своем потрепанном блокноте и нашел телефон старого знакомого, многие годы занимавшегося улучшением криминогенной обстановки в городе Смоленске.
Набрав код города и номер приятеля, он довольно долго слушал длинные гудки. Наконец трубку сняли, и хриплый заспанный голос прорычал:
– Сколько вам повторять – это не баня!
– Африканыч, ты, что ли? – удивленно переспросил отставной мент.
– Ой, кто это? – в свою очередь, удивился его собеседник. – Макарыч, ты?
– Ну, я, – признался дядя Вася, – а что это ты такой заполошный?
– Да, понимаешь, ночью не спал, брали одного гаврика, под утро домой пришел, только прилег – а тут звонок за звонком, звонок за звонком! У меня, понимаешь, баня рядом, и номер у нее на одну цифру отличается, вот они и названивают… ну, и ты под горячую руку попал!
– Да, Африканыч, дела! Может, мне тогда попозже перезвонить?
– Да ладно, я уже все равно проснулся…
Николай Африканович Кукушкин происходил из старинной купеческой семьи, которой был обязан своим редким и выразительным отчеством. Правда, называть себя по отчеству он разрешал только близким друзьям или старым знакомым, к числу которых относился и Василий Макарович.
– Ну, как у вас в провинции дела? – вежливо осведомился дядя Вася. – С преступностью покончили?
– С преступностью у нас хорошо, – отозвался Африканыч, – в смысле, плохо. На наш с тобой век ее точно хватит. Правда, думаю, все же поменьше, чем у вас, в Северной столице. И сами преступления не такие замысловатые. Нету всякого киднеппинга, – Кукушкин с гордостью выговорил мудреное слово, – или, там, компьютерных преступлений. У нас народ простой, живет по старинке – по большей части мордобой на почве совместного распития или разбойные нападения. Хотя, конечно, и у нас бывают истории… но ведь ты, Макарыч, наверняка не просто так звонишь? Дело ко мне имеется?
– Не без этого, Африканыч, не без этого… я ведь теперь пенсионер, по межгороду просто так звонить мне не по карману. Скажи, Африканыч, тебе такая фамилия – Барсова – ничего не говорит?
– Барсова? – Кукушкин задумался, – может, Баркасова? Была у нас такая аферистка, ходила по квартирам пенсионеров под видом сотрудницы благотворительной организации. Предлагала продукты по низким ценам, брала деньги и исчезала…
– Да нет, говорю тебе – не Баркасова, а Барсова!
– Еще Барсуков был, серьезный человек. Фирмы крышевал коммерческие, дорогие машины угонял под заказ, наркотой тоже промышлял. Но он уже несколько лет как на том свете – видать, не у того человека машину угнал…
– Говорю тебе – Барсова! – раздраженно повторил дядя Вася. – Нина Чеславовна Барсова!..
– Чеславовна, говоришь?
Кукушкин, обладатель редкого и старинного отчества, обращал внимание на других обладателей столь же редких и малораспространенных имен и отчеств, даже записывал их в специальную тетрадочку.
– Была у меня такая Чеславовна! – проговорил он, задумавшись. – Обожди секундочку!
Василий Макарович представил, какой счет ему придет за междугородный разговор, крякнул, но промолчал. Правда, Кукушкин очень быстро нашел свою знаменитую тетрадочку.
– Точно, есть! – сказал он слегка задушенным голосом, и дядя Вася буквально увидел, как он листает тетрадку, наклонив голову набок и прижимая трубку плечом. – Вот она, твоя Нина Чеславовна! Только никакая она не Барсова, а наоборот, Волкова… Волкова Нина Чеславовна, одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения…
– Что ты мне свою Волкову суешь! – обиделся дядя Вася. – Я же тебя про Барсову спрашивал!
– Ты, Макарыч, зря кипятишься! – оборвал его Кукушкин. – Отчество у нее редкое, почти как у меня. Я в нашем городе единственный Африканыч, а она – единственная Чеславовна. Тем более Нина. А фамилия – дело наживное, я одну женщину знал, буфетчицей в областном драмтеатре работала, так она семь раз фамилию меняла! Знойная женщина, от ухажеров отбоя не было. Замуж выйдет – и непременно фамилию меняет, ей уже в паспортном столе замучились паспорта выписывать, грозились следующий раз оштрафовать…
– При чем тут твоя буфетчица? – возмутился Василий Макарович. – Ближе к делу!
– Куда уж ближе, я тебе ясно говорю – фамилию поменять недолго, особенно женщине, так что это наверняка твоя Нина Чеславовна! Год рождения-то подходит?
