– Куда же они подевались?
– Понятия не имею, – пожала плечами Радзинская, – но ты устраивайся поудобней, я читала бумаги и великолепно помню суть.
Алик Радзинский влюбился в Ниночку Арбени в первый же день учебы в консерватории. Увидал пушистое облачко светлых волос, глаза-незабудки, хрупкую фигурку и пропал. Подойти к «предмету страсти нежной», позвать в кино или театр Алик стеснялся. Он был близорук, в некрасивых очках, долговязый, слегка сутулый, – словом, далеко не красавец, вот и комплексовал по поводу своей внешности. Ниночка казалась ему недосягаемой, невероятной красавицей, безумно талантливой и умной. Алик вздыхал издали, боясь, что кто-нибудь из языкастых студентов поймет, в чем дело, и начнет над ним подтрунивать.
Но, очевидно, он отлично маскировался, потому что никому, включая саму Ниночку, в голову ничего не пришло. Алик все собирался с духом, все выжидал удобного момента, чтобы намекнуть на свои чувства, и дождался. Обожаемая женщина вышла замуж за другого.
Первое время Радзинский просто не мог видеть Малевича, но потом ревность поутихла. Алик по-прежнему обожал Ниночку и по-прежнему издали. Видя такое дурацкое поведение сына, Настя начала постоянно приглашать в дом студенток, хорошеньких девчонок со всех курсов, но Алик словно ослеп. Вежливо здоровался с гостьями, пил с ними чай, даже шутил, но никаких попыток к сближению не делал.
Через год Настена решила поговорить с сыном начистоту. Тот выслушал ее и спокойно ответил:
– Извини, мам, но если не Ниночка, то и никто другой, наверное, я однолюб.
Настя только вздохнула, она сама после смерти Сергея не обращала никакого внимания на вертевшихся вокруг молоденькой вдовы кавалеров.
Потом обожание переросло в фобию. Алик начал трепетно собирать все журнальные и газетные публикации о Ниночке, посещал все ее концерты. Арбени привыкла видеть его сначала в первых рядах партера, потом за кулисами, с букетом в руках. Неожиданно между Аликом и Ниной возникла дружба. Нинуша считала Радзинского близким человеком, без него не обходилось ни одно семейное празднество. Одно время Нина рассчитывала женить его на Геме, но Алик отбился от невесты, намекнув Нинуше на… свою «голубизну». Известие о том, что ее ближайший друг гей, никак не повлияло на Нину, консерватория славилась вольными нравами, о ее преподавателях даже ходил анекдот. «Есть ли хоть один профессор в этом учебном заведении, который спит с женщиной?» – спросили у армянского радио. Армянское радио подумало и ответило: «Да. Это Мария Кибальчич». Так что дружба от неожиданного признания не рухнула, наоборот, даже стала крепче. А в последние полгода перед смертью Ниночки они не расставались. Радзинский сначала метался по Москве, разыскивая импортные лекарства и раритетных специалистов, когда же Нина оказалась в больнице, Алик сидел рядом и держал ее за руку. Он бросил все, работу в оркестре, наплевал на международные гастроли и недовольное ворчание Насти… Просто сидел на стуле возле постели Арбени и развлекал ее как мог. Читал книги и газеты, потом принес виолончель и играл Ниночкину любимую музыку… О любви он так ни разу и не заговорил, но, наверное, Арбени все же поняла, в чем дело, потому что, уже задыхаясь и теряя сознание, прошептала:
– Милый Аличек, не судьба нам с тобой быть вместе, может, на том свете встретимся, бог милостив.
Атеист Радзинский, успевший за время болезни любимой женщины стать истово верующим, неожиданно заплакал.
– Не надо, – хрипела Нинуша, пытаясь погладить левой рукой мужчину по плечу, – не надо, Алик.
В правом кулаке она сжимала голосообразующую трубку, и Радзинский с ужасом вслушивался в жуткие, клокочущие звуки. Это был не Ниночкин голос, высокий, звонкий, чистый, как серебряный колокольчик, но говорила она.
– Аличек, мы обязательно попадем в рай, – бормотала Нина, – мы встретимся, знаю точно. Ты попадешь туда за свою чистую душу, а я, потому что меня убили.
– Как убили? – прошептал Алик. – Кто?
– Не знаю, – задыхалась Нина, – отравили, сам посуди, была здорова – и вдруг бац! Аличек, поклянись, что отомстишь!
– Обязательно, – выкрикнул Радзинский, – не успокоюсь, пока не доберусь до истины.
На Ниночкином лице появилась улыбка, больше похожая на гримасу, правая рука бессильно упала на одеяло, голосообразующая трубка свалилась на пол. Нина потеряла сознание. Перепуганный Алик вызвал врачей. Те действовали споро, деловито, включали какие-то аппараты, звякали инструментами, медсестры готовили шприцы… но на лицах медиков не было ни малейшего проблеска надежды, и Алик понял, что конец близок.
Потом его выгнали в коридор, где он и просидел несколько дней, скрючившись на стуле, сжимая в руках совершенно ненужную трубку. В душе жила зряшная надежда: пока ладони стискивают трубочку, Нинуша останется жива. Но ничего не помогло, рано утром в субботу ее не стало.
Похороны и поминки Алик не помнил. Единственное, что задержалось в памяти: желтоватые, восковые руки Нинуши, сложенные домиком на груди. От полного отчаяния Алик положил в гроб трубку, он не плакал, не было сил. Гема и Эдик, рыдая, кидались на гроб, ритуальный зал крематория был полон людей, многие из которых плакали. Арбени любили за на редкость незлобивый характер, интеллигентность и доброту. Но на Радзинского словно ступор напал, ни одна слеза не скатилась по щеке. Потом он неожиданно трезвым взглядом обвел толпу и холодно подумал: «Ну-ну, ребята, кто же из вас, скорбящих и рыдающих, убил мою Ниночку?»
На следующий день после похорон Алик отправился на Петровку, добрался до местного начальства и потребовал открыть дело «по факту убийства гражданки Арбени».
Довольно пожилой полковник внимательно выслушал Радзинского, он ни разу не перебил парня, только качал головой, приговаривая:
– Так, так, так…
Но когда Алик наконец замолчал, полковник развел руками:
– Уважаемый Александр Сергеевич, открыть дело невозможно!
– Почему? – заорал Алик.
– Нина Арбени долго болела, в ее кончине нет ничего удивительного.
– Но она сказала мне, что ее отравили…
– Мало ли что человеку привидится в агонии, – вздохнул милицейский чин, – мой вам совет: поезжайте на природу, отдохните, успокойтесь. Безумно жаль молодую женщину, но, видно, это ее судьба.
– Эксгумируйте тело, – потребовал Алик, – я слышал, что мышьяк и стрихнин сохраняются в костях долгие годы.
Полковник посмотрел на Алика и стал разговаривать с ним таким тоном, каким учительница младших классов беседует с ребенком-дауном:
– Дорогой Александр Сергеевич, во-первых, у нас нет никаких оснований для подобных действий, а во-вторых, даже если бы и возникли определенные подозрения, мы все равно не можем осуществить эксгумацию трупа.
– Почему?! – заорал Алик. – Ну почему?!
Полковник налил воды из графина, пододвинул к Радзинскому стакан и с жалостью в голосе сказал:
– Вы же только что сами сказали, что Арбени кремировали! И потом, отравления мышьяком, стрихнином или цианидами достаточно распространенная вещь. Клиническая картина мигом бы стала понятна специалисту, ведь вы говорили, что для лечения Нины Арбени подключили лучших врачей?
Алик кивнул.
– Вот видите, – обрадовался полковник, – эти медики бы разобрались, что к чему… Нет, вы должны понять, несчастная женщина просто заболела чем-то странным. Кстати, каковы результаты вскрытия?
– Его не делали.
– Да? – удивился собеседник. – Это ведь обычная процедура в таких случаях…
– Отец не захотел, – пояснил Алик, – он даже забрал тело Нины домой, не оставил в больничном морге, не хотел, чтобы дочь кромсали после смерти.
– Жаль, – ответил полковник, – на многие вопросы можно было бы получить ответы!
Алик вышел из здания на улицу, посмотрел на беспечно бегущих прохожих и решил действовать самостоятельно. Сначала он за большие деньги выкупил из архива клиники историю болезни Нины Арбени, потом набрал книг по медицине: справочники по клинической токсикологии, анатомии, физиологии… Целых полгода Алик любую свободную минуту посвящал работе с документами, разбирал записи, сделанные отвратительным «врачебным» почерком, изучал анализы, рентгеновские снимки, попутно осваивая науку о ядах.
Правда, сначала он хотел пойти менее сложным путем и дал ксерокопию документов кое-кому из врачей, но специалисты лишь развели руками. На туберкулез, рак легких или гортани не похоже, астма тоже выглядит не так… Непонятная, загадочная болячка. Пришлось думать самому.
Скоро Алик приобрел параллельную специальность, став вполне подкованным токсикологом. Он знал теперь, что человека можно отравить множеством способов: веществами психотропного действия, алкоголем и его суррогатами, хлорированными углеводородами, бензолом, толуолом, ксилолом, наркотиками, стимуляторами центральной нервной системы, веществами кардиотропного действия, тяжелыми металлами и мышьяком, ядами растительного и животного происхождения… Список казался бесконечным… А еще были цианиды, соединения серы и азота, уксусная кислота, щелочи, формальдегид…
