— Да ты что?! Разве можно по ночам ездить на всякие чужие свадьбы?! С тобой же Бог весть что могло произойти!
И тогда Машуня потупила бы глазки, виновато поникла и сказала:
— Я больше не буду.
А Стас обнял бы ее еще крепче и поцеловал.
… - Я пошла, — сообщила она коллеге. — Пожелай мне удачи в бою.
Василиса одобрительно осмотрела свою подопечную.
— Ты уверена, что он хороший мальчик?
Машуня сильно и уверенно кивнула:
— Мальчик-солнышко, зайка и конфетка.
— Ну тогда иди. Ох, ну и развернулась ты в последнее время: следователь этот, потом мальчик-солнышко…
Машуня бросила прощальный взгляд в зеркало.
— Следователь не считается. Он дурак.
* * *
Когда Машуня, сотрясаясь всем телом от волнения, вошла в полумрак «Примуса», то оказалось, что Стаса еще нет. Это было несколько досадно: все же она рассчитывала, что возникнет в его поле зрения вся такая опаздывающая и прекрасная, а он скажет:
— Ну наконец-то! А я уж беспокоиться начал.
Но беспокоиться пришлось самой Машуне. Она села за столик, заказала кофе плюс свечку и, придав себе элегантную позу, стала ждать.
… Обеденный перерыв давно кончился. За соседними столиками трижды сменились обедающие граждане, огарок оплыл почти до основания, но Стас так и не появился. Вместо него к Машуне неоднократно пытался подсесть какой-то щекастый мужик в малиновом пиджаке, но она ему категорически отказала во внимании. Мужик все не верил и через каждые десять минут вновь предпринимал попытку познакомиться.
Когда прошло полтора часа, Машуня поняла, что Стаса не будет. В голове стукались нехорошие мысли: «Случилось что? Или забыл? Или не сумел предупредить? Или просто решил приколоться?» Но она тут же вспоминала прошлое свидание и отметала последнее (самое неприятное) предположение. Она явно понравилась Стасу. Это было видно невооруженным глазом. Он и не думал над ней прикалываться. Он хотел с ней общаться и все такое…
Страшнее всего было возвращаться в контору и смотреть Василисе в глаза…
Как она и ожидала, завидев подопечную, специалист по разводам развернулась и, сияя поздравительной улыбкой, спросила:
— Ну?! Как?!
— Нормально, — отозвалась Машуня, оттягивая момент позора.
Но Василиса сразу все поняла.
— Что, — произнесла она едва слышно, — он уже больше не «зайка»?
Машуня упала на стул, губы ее затряслись, и ей мучительно захотелось зареветь.
— Не-е-ет! — всхлипнула она. — Ты не знаешь Стасика! Он хороший! Он бы пришел… Просто у него что-то случилось… Дай мне позвонить! — вдруг рявкнула она, вцепляясь в телефон.
В записной книжке на страничке под буквой «С» значилась кокетливая надпись, украшенная цветочком и улыбающейся рожицей: «Стас, пейджер ***, e-mail ***». Взглянув на всю эту информацию, Машуня совсем раскисла.
— Алё. Для абонента ***, - произнесла она в трубку дрожащим голосом. Стас, я ждала тебя полтора часа в «Примусе». Найди меня, пожалуйста. Мария.
Василиса понимающе смотрела на нее, а потом вдруг вынула из сумки конфетку и протянула ее Машуне.
— На-ка, утешься хоть чуть-чуть.
* * *
Машуня смутно надеялась, что Стас ей тут же перезвонит. Но он не откликнулся на ее призыв ни через пять минут, ни через тридцать, ни через четыре часа. То есть он просто канул в небытие, как будто так и надо.
Хвала небесам, Василиса вскорости убежала в суд и оставила Иголину наедине с самой собой. С течением времени Машуня настолько распалила свое воображение, что уже стала подозревать Стаса во всех смертных грехах и думать, что он специально ее заманил, а потом бросил. Коллеги-адвокаты несколько раз заглядывали к ней в комнату, пытались чего-то выспросить, но Машуня была не в состоянии отвечать ни на какие вопросы. И вообще ей хотелось побыстрее пойти домой и по дороге купить бутылку самой дешевой, самой вульгарной водки, напиться и забыться назло себе, Гераклу и маме.
Но до водки надо было еще дожить, и Машуня вновь полезла в свой любимый Интернет, чтобы хоть анекдотов там начитаться. Однако вопреки запросу на компьютерном экране почему-то открылся ее почтовый сайт.
— А я сейчас возьму и Николаю напишу! — сказала сама себе Машуня. — Он наверняка добрый и милый, и на свидания вовремя ходит!
Перечитав еще раз пространное Колькино обращение, она отправила ему следующее письмо:
«Здравствуй, Николай!
Позвони мне завтра по телефону ***, и мы договоримся о встрече.
Мария».Эдакая месть вероломному Стасу немного успокоила Машуню. Вот будет теперь знать!
Буквально в следующую секунду на Василисином столе мерзко застонал телефон. Машунино сердце екнуло, совершило в грудной клетке какой-то немыслимый пируэт и замерло. «Стасик!» — ахнуло что-то в душе.
С силой откатившись от своего стола, она рванула на себя телефонную трубку.
— Алё!
Но это был не Стас.
— Мария Владимировна? — осведомился на том конце провода густой незнакомый бас. — Это следователь Федорчук. Мне бы хотелось с вами встретиться. Вы можете подойти ко мне завтра в девять утра?
Машуня так опешила, что даже не догадалась спросить, чего это следствие вдруг о ней вспомнило.
Определенно, сегодня Господь Бог не любил рабу свою Марию Иголину и слал на ее голову все новые и новые небесные кары.
* * *
Всю ночь Машуня проворочалась и прострадала, так что поутру встала совершенно разбитой. Мама уже ушла в консерваторию преподавать вокал и оставила ей на плите холодную кашу-овсяку, способствующую нормализации обмена веществ. Машуня для приличия поковыряла в ней ложкой и тут же скормила Гераклу: он любил все, что отвратительно выглядело.
Посещать Федорчука Машуне страшно не хотелось: почему-то казалось, что он кровожадно начнет у нее что-то выпытывать, требовать каких-то свидетельских показаний и вообще всячески портить настроение. Но не идти было нельзя, так что ей оставалось лишь корить себя за непроявленную вовремя сообразительность: вот почему нельзя было сослаться на зубную боль, похороны дальнего родственника или еще на какую-нибудь лабуду? Ведь в конце концов ее вызывали не повесткой, а по телефону…
Размышляя о превратностях судьбы, Машуня накинула на плечи плащ и отправилась в путь.
… Кабинет Федорчука находился в самом конце коридора на самом верхнем этаже самого последнего дома на улице Тридцать шесть лет Октября. И лифт в этом прокурорском здании почему-то не работал.
«Им бы надо провести проверку у проклятых лифтеров, — жестокосердно подумала Машуня, отсчитывая бесконечные ступеньки, ведущие вверх. Наверняка они все воры, тунеядцы и алкоголики. И их нужно срочно законно наказать».
Наконец место работы Федорчука было обнаружено, и Машуня постучала в дверь, мысленно готовясь к плохому. Но то, что она увидела, превзошло все ее ожидания.
Сам Федорчук сидел за столом. А стол был сервирован! В центре поблескивали две красивые чайные чашки с золотыми ручками, рядом в плетеной корзиночке громоздились фрукты, в вазе стояли три алые розы, а чуть подалее в картонной коробке возлежал торт «Ежик». Но самое странное было то, что сам хозяин кабинета при виде Машуни как-то заискивающе улыбнулся, потом покраснел, потом потупился и покраснел еще больше.
Несколько секунд Машуня хлопала ресницами, думая, как ей реагировать.
— Вы кого-то ждете? — спросила она наконец.
Федорчук поднялся.
— Нет. То есть да… Я жду вас. Вот чаек приготовил…
И в качестве доказательства он приподнял за ручку большой электрический чайник, испускающий из носика струи пара.
До Машуни что-то начало доходить, но она все еще не верила глазам своим. Кажется, слова Василисы, которые она никак не хотела воспринимать всерьез, оказались правдой. Но это же ни в какие рамки не лезет!
— И это все мне? — ошарашено спросила она.
Следователь облегченно улыбнулся. При виде того, что гражданка Иголина не собирается возмущаться по поводу чайных чашек и «Ежика», у него заметно полегчало на душе.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласил он Машуню широким жестом. — Вы как чай пьете: с сахаром или без?
— С сахаром, — призналась она, совершенно растерявшись.
— Очень хорошо, — деловито одобрил Федорчук и тут же выдал ей и голову «Ёжика», и чай с сахаром. — Тогда приступим к работе. Сообщаю вам ваши обязанности: вы должны дать правдивые показания, сообщить все известное вам по делу и ответить на все поставленные мною вопросы.
Он произнес все это строгим и абсолютно серьезным тоном, но при этом смотрел на Машуню так, как будто от нее зависели его жизнь и смерть.
Она растерянно положила себе в рот кусочек «Ёжика» и кивнула.
— Ладно…
— Тогда… — Федорчук тревожно передохнул, но все же собрал все свое мужество в кулак и произнес: — Что вы делаете сегодня вечером?
