Ай! Ай-я-яй!
Колючий плотный дождь накрыл меня, как подрубленная елка, — чуть с ног не свалил.
Протестующе пискнув, я втянула голову в плечи, скукожилась и запрыгала меж луж и ручьев в очаровательной манере деточки, играющей в классики.
Деточка из меня получилась кособокая, горбатая, но резвая — до крылечка в две ступеньки я домчала вихрем, такси еще не закончило разворачиваться.
— Точно не подождать? — приспустив окошко, с надеждой прокричал водитель.
Он явно был не прочь получить еще сколько-нибудь евро. Понятное дело, низкий сезон, туристов на острове мало, и каждый состоятельный пассажир на вес золота. Мы с четверть часа ехали вдоль длинного ряда очаровательных домиков, и за все это время встретили только одно такси. И ни единого пешехода! Домики, кстати, в большинстве своем тоже выглядели нежилыми.
Я отбросила мысль о том, как буду выбираться из этой дикой курортной местности без наемного экипажа, подтвердила:
— Поезжайте, ждать не нужно.
Не будучи уверенной в своем английском, я для пущей понятности сказанного помотала головой — с насквозь промокших волос веером разлетелись брызги — и придавила кнопку звонка.
Он послушно исполнил приятную мелодию в средиземноморском стиле.
— Открой, Инезилья! — переиначив Пушкина, требовательно пробормотала я. — Я здесь, под окном! — И, хлюпнув быстро прибывающими соплями, недовольно констатировала: — Объята Севилья и мраком, и сном…
— Иду, иду! — покричали в глубине дома.
Что характерно — по-русски покричали.
Приятным мужским голосом!
Это обнадеживало.
— Александр, Александр! Этот город наш с тобою! — песенной строкой напророчила я, обращаясь отнюдь не к Пушкину и имея в виду отнюдь не Севилью.
Щелкнул дверной замок.
Я сделала самую жалобную в мире мордочку, как у Кота в сапогах из мультика про Шрека, и разминочно похлопала мокрыми ресницами.
Если этот Александр не последняя сволочь, он обязательно пригласит меня в дом.
Дверь открылась, и взгляд мой канул во тьму.
За дверью было сумрачно, как в склепе.
Нет, я все понимаю, остров Кипр небогат ресурсами, и экономить электроэнергию, конечно же, нужно, но зачем же делать это так уж фанатично?
Стоп, а хочу ли я вообще туда входить?!
Может, та стервозина не зря этого Александра бросила? Может, он вовсе не мечта прекрасной дамы? И способен терзать любимую не только мольбами?
Я попятилась и едва не сверзлась с крыльца. К счастью (или наоборот), крепкая рука вовремя подхватила меня под локоток.
— С-спасибо, — машинально поблагодарила я и напряглась.
Взгляд мой пополз вверх по чужой руке с осторожностью фронтового телефониста на минном поле.
Я увидела сначала черный свитер крупной вязки, а потом такую же черную (спасибо, не синюю), рельефную бороду, образующую единый волосяной массив с усами, бровями и кудрями.
Из моря зарослей беломраморным утесом выступал горбатый нос, кривизна которого однозначно выдавала пару переломов. То есть кто-то уже не раз с большим чувством бил этого типа по сопатке. Видно, было, за что…
Мне сразу же расхотелось сводить с ним знакомство.
— Ой, извините, я пойду!
Я дернулась, но освободиться не смогла.
— Кто вы?
Черный человек подтянул меня поближе и повыше. То ли он близорук, то ли жаждет приветственного поцелуя?
— То ли голову тебе откусить собирается, — подсказал еще вариантик мой внутренний голос.
Я почувствовала, что поднимаюсь на цыпочки.
Блин, а он здоровый, как медведь, под два метра ростом!
— Здравствуйте, я курьер, привезла вам посылочку, — пролепетала я, из последних сил удерживаясь от паники.
Паника в моем исполнении представляет собой истошный визг, выдаваемый в полуприсяде, с зажмуренными глазами и стиснутыми кулачками. И, скажу я вам, эта штука посильнее посвиста Соловья-разбойника!
А поскольку жизнь одинокой работающей девушки в спальном районе большого города чревата опасными встречами, акустическое оружие типа «дикий визг» я уже использовала неоднократно.
И всякий раз потом мне было мучительно стыдно за моментально облетевшие клены, снесенные с голов прохожих шляпы и контуженных ворон.
— Посылочку? — повторил Гигантский Черный Человек и поставил меня на ноги.
— Письмишко, — опустившись на пятки, я нервно хихикнула и трясущимися руками полезла в сумку. — Вот. Получите и распишитесь вот тут!
Бородач послушно взял конверт и отпустил меня. Не обращая внимания на мои слова, он некультурно повернулся ко мне задом и двинулся в дом.
Ой, нет, так не годится! Если клиент не распишется в получении отправления, бюрократ и жадина Рюрикович накажет меня рублем, то есть в данном случае даже не рублем, а евро! Надо оформить все как полагается.
Побуждаемая служебным долгом, я переступила порог и, оказавшись в сухом помещении под крышей, машинально встряхнулась, как собака после купания.
— Брр! — само собой вырвалось у меня восклицание, не делающее честь моим манерам и интеллекту.
— Закройте дверь!
Тон был такой непререкаемо командирский, что я послушалась без раздумий. И сразу же пожалела об этом, потому что в доме стало совсем темно.
— И идите к огню!
— К к-к-какому огню? Тут нет никакого огня! — возразила я с искренним сожалением.
— Сейчас будет. Я разжег камин.
Темная фигура в дальнем углу качнулась, открыв мне вид на язычки разгорающегося пламени, и меня потянуло к нему как магнитом.
— Если ты хотела выглядеть крайне жалкой, то преуспела! — съязвил мой внутренний голос.
С меня текло, в ботинках хлюпало. В носу тоже.
— Не стесняйтесь, подойдите поближе, вам нужно согреться и просушить одежду.
— С чего это он стал такой добрый? — с подозрением пробормотал мой внутренний голос.
Гостеприимство в число душевных качеств того монстра, каким я уже успела вообразить хозяина дома, не входило.
— Раздевайтесь!
— Не надо!
Я поплотнее закуталась в мокрую куртку.
— Разденет, зажарит и съест! — лаконично обрисовал возможный сценарий мой внутренний голос.
— Да не трону я вас!
Монстр хмыкнул и со скрежетом подтащил поближе к огню непонятную металлическую конструкцию, подозрительно похожую на вязанку шампуров.
— В каком смысле не тронете? — опасливо уточнила я.
Шмпуры у огня меня сильно смущали.
— Ни в каком!
— А это что? — спросила я, кивнув на железяку.
— Это сушилка для зонтов, в данном случае — для вашей одежды и обуви. Раздевайтесь и садитесь в кресло, я дам вам плед.
— Давай иди! Многие люди перед употреблением разогревают свою еду, но никто не делает это с помощью пледа! — резонным замечанием подбодрил меня внутренний голос.
— И? — От холода мои мозги застыли, и самостоятельно резюмировать я не смогла.
— И можно надеяться, что он тебя не съест, — успокоил меня внутренний голос.
Поскольку Бородач никак не давал понять, что находит меня сколько-нибудь аппетитной, я рискнула расстаться с курткой и ботинками. Подумав, пристроила их поближе к огню и в ожидании обещанного теплого пледа опустилась не в кресло, которое неминуемо промочила бы, а на пол у камина.
В невостребованное кресло Бородач походя небрежно бросил нераспечатанное письмо.
— Лед я, надо думать, не кладу? — покричал он из соседнего помещения.
Я поняла, что это кухня, потому что хозяин оставил дверь приоткрытой, и мне видны были шкафчики на стене.
— Куда? — не поняла я.
В щель приоткрытой двери высунулся нос-утес:
— В виски, конечно, куда же еще?
— В виски?!
Я заволновалась.
Мне, если честно, противопоказано пить.
Этот запрет не медицинского характера, скорее это мера упреждения гуманитарных катастроф, так как пьяная я обладаю разрушительной силой торнадо, только еще опаснее, потому что по части энтузиазма и изобретательности далеко опережаю природную стихию.
К примеру, выпив свой самый первый в жизни бокал шампанского, я с боевым кличем «Посуда бьется — жди удачи!» метнула увесистый фужер производства гусь-хрустального завода в белый свет, как в копеечку. Источником света в тот момент было окно, оно и разбилось. А гусь-хрустальный фужер при столкновении с оконным стеклом уцелел и взорвался только тремя этажами ниже. Удача моя заключалась в отсутствии в зоне поражения пешеходов, но на крыше чужой машины образовался внушительный кратер.
Год спустя, уже выплатив должок владельцу покалеченного перелетным гусь-хрустальным фужером авто, я дерзнула замахнуться на пару коктейлей в модном баре. И замах мой как-то незаметно трансформировался в лихой френч канкан, который я исполнила соло, под грохот аплодисментов и традиционно бьющегося стекла. Это был первый и единственный в моей жизни случай, когда я пожалела о том, что у меня длинные ноги.
