– Было такое… – кивнул Паша, – только уж больно хлипок на вид этот антиквар. Хотя внешность бывает обманчива. Но примем это к сведению. А Майя Ивановна? Почему на нее напали?
– Ну, тут все просто. Она же фактически знала всю историю и сообразила, в чем дело… Кстати, Артем Сергеевич не хотел ее убивать. Он даже предлагал ей просто уехать отдохнуть. Да, да, – убежденно закивала я, – это было при мне. Она еще хвалилась, какой ее работодатель хороший: бесплатную путевку в пансионат предлагает.
– Звучит достаточно логично, – задумался Паша.
– И еще. – Я старалась говорить как можно убедительнее. – Мы с Володей, ну, после того, как этот придурок сказал про настоящие бумаги, заехали к антиквару. Ну просто чтобы поговорить. Тогда я еще не понимала, в чем дело. Признаю, это было рискованно. Теперь ни за что бы не решилась.
– Ну так что?
– А то, что он явно чего-то боялся. Артем Сергеевич долго не впускал нас в квартиру. Все выяснял, мы одни или нет. Наверное, думал, что мы с Володькой как подсадные утки, чтоб он дверь открыл, а позади – вы с ОМОНом.
– Боялся чего-то, говоришь… – задумчиво протянул Павел.
– Вообще-то ничего удивительного в этом нет: его магазин только что ограбили… – заметила Вера. – Катя, а у вас нет предположений, где сейчас Лофицкий?
– То есть как где? – удивилась я. – Дома, где ж ему еще быть?
– Нет его дома, он исчез, – сообщил Павел, продолжая спокойно доедать жареную картошку, – скрылся в неизвестном направлении.
– И что, никаких концов?
– Пока еще мало времени прошло. Мы даже не можем с уверенностью утверждать, что он жив.
То есть они подозревают, что антиквара тоже убили, заключила я и поведала, что Володя, когда я с ним в последний раз разговаривала, произнес такую фразу: «Артем Сергеевич мне звонил…»
– И что? Что конкретно он ему сказал? – насторожилась Вера.
– Ничего. Володя не договорил. Потом просто сказал: «Я боюсь». И все.
– Похоже, антиквар ему угрожал… Ну что ж. Спасибо вам, Катя, и за угощение, и за информацию… Вы нам очень помогли, – улыбнулась Вера Семеновна; улыбка ей очень шла. – На самом деле помогли. А сейчас мы пойдем, пожалуй. Поздно уже.
Я вышла их проводить. В школе учителя нас ругали, если мы называли машину – тачкой. Но Пашина выглядела именно как «тачка» – ржавая, битая…
Мы попрощались.
– Да, вот еще: этой вашей Майе Ивановне, на которую в магазине напали, стало лучше, – произнес Паша, – скоро сможешь навестить ее в больнице.
– Майя сказала, кто на нее напал?
Павел покачал головой:
– Нет, ничего не сказала. Она просто не помнит. Вообще не помнит события последнего дня. Даже если вообще успела разглядеть нападавшего.
Удочерение Верочки продвигалась. Надя играла с ней в саду. Рядом вертелась чихуахуа. Издали они напоминали старинную акварель: милая дама с дочерью…
– Привет!
Надя обернулась, и сходство тут же разрушилось. У женщин на акварелях не бывает таких жутких глаз, обведенных темными кругами.
– Ты устала? – Я присела рядом.
Надежда покачала головой, явно не решаясь что-то сказать.
– Мама…
– Учит жить?
– Нет, хуже… считает меня убийцей.
– Что ты – Карину? Нет, не может быть, – запротестовала я, – она же сама ездила в город, доказывала следовательше.
– Нет, не ее, – робко перебила Надя. – Юру Сысорева.
Тут мне было нечего сказать. Татьяна Романовна мертва. Частично по моей вине… Хотя врач думал по-другому.
– А ты сама с мамой поговори, – предложила я. – Объясни ей…
– С мамой? Ты смеешься. Она меня и слушать не будет. Что я ей скажу? Что не убивала?
Надя замолчала. Я огляделась вокруг. Было заметно, что их участок постепенно приходил в запустение: газон давно не стригли, и теперь, к радости Верочки, по нему в изобилии цвели одуванчики. Девочка собирала их и плела венок.
– Как она хорошо управляется. – Мне хотелось сказать Наде что-нибудь приятное. – Это ты ее научила?
Моя бывшая одноклассница кивнула. И снова пауза. Вера скрылась за домом.
– Пойдем за ней, – предложила Надя, – а то еще полезет в компостный ящик, выпачкается. Вчера мне ее уже пришлось отмывать.
Веру мы нашли в сарае. Она с увлечением пыталась отвинтить какую-то гайку у гидроцикла.
– Оставь, нельзя это делать! – повысила голос Надя. – Ну что за ребенок?! Только и смотри, чтоб себе не навредила.
– А когда мама вернется? – закапризничала Вера.
Надя прижала ее к себе и заплакала.
– Тяжело тебе? – сочувственно спросила я.
– Нет, ничего. – Она вытерла слезы. – Я вообще-то держусь, просто сейчас расклеилась. Кать, ты на лестницу купаться ходишь?
Вопрос меня удивил.
– Не ходи, там плохое место, – всхлипнула Надя. – Мне вот сегодня снова Анастасия снилась. Продам я этот чертов столик, зло он приносит…
– А при чем тут лестница?
– Там призраки…
– Нет, – заверила ее я, – нет никаких призраков! Хочешь я тебе насплетничаю? – Нехорошо, конечно, но сами виноваты: напугали человека до смерти. – Это твоя соседка Ольга там с… другом встречается. Их ты и видела с моего участка. Тоже на дрова забиралась?
Надя равнодушно кивнула, совсем не удивилась.
– Так у Оли есть любовник? Я давно подозревала. Иди, вон ромашки, из них хорошо веночек плести. – Надя указала Верочке на зарастающую сорняками грядку. – Оля сегодня как раз с Димой ссорилась. Ольга же – звезда, ей с ним скучно. Она даже не скрывает, что остается из-за денег. Так и сказала, что сама себя обеспечит и уйдет от него.
– Ольга работает? – поинтересовалась я.
– Нет, но, видимо, какое-то дело решила открыть. Она что-то про стартовый капитал говорила. Вера, Вера, не лезь туда!
Девочка присела к разбитому стеклу теплицы. Чихуахуа восприняла Надин окрик как руководство к действию и принялась истошно тявкать. Да, дел у Надежды хватает. Но если бы не вся эта суета, ей бы было намного хуже.
Возможность навестить тетю Майю обрадовала меня несказанно, хоть я и боюсь больниц. В такой вот больнице недавно умерла моя мама. Бабушка не верила врачам и никуда не поехала. Осталась дома и спокойно отдала богу душу в своей постели.
И Татьяна Романовна… Хотя в ее квартире пахло еще гаже, чем здесь, гнусно воняло мочой и дезинфицирующими жидкостями. Мне разрешили пробыть с тетей Майей полчаса. Я принесла клубнику с грядки (она уже сходила), немного начинающей поспевать малины и невесть откуда привезенную черешню. Черешня была вкусной, но казалась синтетической. Ну не могу я расстаться со старыми предрассудками: черешня в июле, а тем паче в августе, кажется мне чем-то неестественным.
Майя Ивановна с перебинтованной головой и синяками под глазами была совсем не похожа на ту «шутницу», которую я помнила.
Мы немного поговорили о жизни, о ее болезни, о том, что милиция работает. О своих подозрениях я предпочла молчать: зачем лишний раз волновать больную?
– Как там Аня? – спросила тетя Майя.
– Анна Федоровна нормально. С Нади обвинения сняты. – Я замолчала.
– Ну спрашивай. О чем хотела, – вдруг произнесла она. – Про письмо… Про Жоржа. – И кривовато улыбнулась: – Тебя же именно это волнует.
– Скажите, – спросила я, – с чего вам вдруг пришла эта мысль писать письмо? Ну то… от имени Жоржа.
– Хотелось с Ани спесь сбить, – откровенно объяснила Майя Ивановна.
– Карина знала про розыгрыш?
– Не-ет, – не слишком уверенно произнесла Майя Ивановна.
– А кто знал?
– Мы с Володей. И еще Таня…
– Значит, Татьяна Романовна все это переводила?
– Да. – Больная чуть кивнула забинтованной головой. – Она. И долго переводила, старалась, в словари лазила.
Действительно, как я сразу не догадалась? Ее чтение звучало так литературно… Так сразу, с наскока не переведешь.
– Но автор текста вы? – спросила я, вспомнив «Эдвина».
– А ведь неплохо написано! – В голосе тети Майи прозвучала гордость.
– Неплохо, – согласилась я. – Хороший стиль. А вы сами-то в это верите?
– А какая разница? Дело-то не в этом. Дело в том, что так могло быть. Это жанр такой, – серьезно произнесла Майя Ивановна. – РПС называется, «Real person slash». А как ты догадалась, что письмо поддельное? Володька, что ли, не выдержал? Или Аня меня заложила?
– Другой человек надоумил. Я картину увидела, которую вы так точно описали.
– А Анька не догадалась! – усмехнулась Майя. – Хотя эта картина в учебнике литературы была приведена. А она забыла. Дура!
Я поневоле тоже улыбнулась.
– Да и еще подсказки были, – добавила я. – Во-первых, ничто не мешало Поэту просто высмеять «ухажера» и все, что он, кстати, делал, распространяя про него сплетни. Нехорошие сплетни. – Я наморщила нос. – А в истории с женой этот способ не сработал бы: слишком многим Поэт сам наставил рога.
Майя Ивановна молча кивнула. Согласилась.
– Во-вторых?
– Во-вторых, почерк.
– Как почерк? – Она так и взвилась. – Он в точности…
