Конечно, поорала от боли. Мысленно. Но не остановилась и даже ни разу не упала по пути к лестнице.
На первом этаже было пусто и темно, лишь у главного входа горел какой-то ночничок. А вот лестница и коридор второго этажа были освещены очень ярко. И если сейчас кто-нибудь выйдет из своей комнаты…
Накаркала. Распахнулась дверь комнаты, в которой обитало тело моего мужа, и оно выперлось в коридор. И чего не сидится на месте?
М-да, не изведаны до конца возможности человека. Как, каким образом моя изувеченная тушка смогла бесшумно сбежать (именно сбежать, причем пулей!) вниз по лестнице и, скорчившись, застыть за пальмой? Не знаю. Но смогла.
– Франсуа? Ты что здесь бродишь?
– Хозяина жду, он должен вернуться с врачом. Вашей дочери очень плохо.
– Ничего, поправится, хозяин ее вытащит, – до тошноты равнодушный голос, затем тело моего мужа затопало вниз. – Пойду пошарю в холодильнике, проголодался что-то. Возьму к себе в комнату и перекушу перед телевизором.
«Лешка» неторопливо прошел мимо меня и скрылся на кухне. Я услышала, как Франсуа открыл одну из дверей и что-то спросил по-французски. Ему ответил женский голос. Понятно, он отвлекает дежуривших возле Ники врача и нянек, давая мне возможность благополучно миновать второй этаж.
Что я и сделала в ускоренном темпе.
И, едва я вскарабкалась на последнюю ступеньку лестницы и, повиснув на перилах, попыталась преобразовать сиплый клекот, рвущийся из моей груди, в нормальное дыхание, в стекло входной двери наотмашь ударил свет автомобильных фар. Затем захлопали в ладоши дверцы и послышались голоса.
Явились, не запылились. Не терпится мерзье изуродовать моего ребенка под стать себе. А мне что теперь делать? Если дверь в логово колдуна заперта, то, что называется, приплыли.
Сложить печальный сонет на эту тему не получилось, мимо промелькнул темнокожий вихрь с дредами, брякнуло, звякнуло, затем воздух колыхнулся в обратную сторону, и вот уже Франсуа встречает своего господина у входной двери.
Вместе с Дюбуа вошел, нет – вкатился пухленький человечек, чья голова смело могла участвовать в конкурсе «Бильярдный шар года». Ни один волосок не осквернял своим присутствием сверкающее совершенство лысины.
Так, хватит пялиться, сейчас Дюбуа посмотрит вверх, и на этом все и закончится. Вряд ли удастся отделаться оторванным носом, как любопытной Варваре. Здесь возможна потеря того, к чему этот нос прилеплен.
Я стащила себя с перил и поплелась к единственной на этаже двери. Интересно, любимица мерзье еще здесь или уже заступила на пост по охране апартаментов хозяина?
Здесь, зараза. Стоило мне, осторожно приоткрыв дверь (не дай бог, скрипнет!), просочиться внутрь мансарды, как буквально в паре метров от меня сухим песком посыпался звук змеиной погремушки, шипение было на бэк-вокале.
Сердце истерически взвизгнуло и провалилось в левую пятку. Разум попытался оппортунистически сбежать в обморок, но был вышиблен оттуда разъяренным подсознанием – хватит на меня грязную работу спихивать! Сами разбирайтесь!
Ну и ладно. Для начала, придавив здоровой ногой желание немедленно покинуть это негостеприимное помещение, я плотно закрыла за собой дверь. Затем медленно повернулась к ней спиной и рефлекторно вжалась в безразличную деревяшку, словно надеялась раствориться в ней.
После ярко освещенного коридора логово колдуна поначалу казалось черной дырой. Через пару минут мои глаза перенастроились, и мрак нехотя расступился. Света, шлепавшегося внутрь сквозь мансардные окна, вполне хватало для того, чтобы в помещении можно было передвигаться, ни на что не натыкаясь и ничего не роняя.
Шипение и треск не прекращались, но и не приближались, а значит, гадина оставалась на месте. Ну и где она? Не гусеничка все-таки, а здоровенная откормленная тварь, не заметить ее невозможно.
Вот ты где! Там и сиди, и хватит корзину раскачивать, ишь, разбушевалась! Крышка зафиксирована надежно, укусить меня в ближайшее время не удастся, так что угомонись и спи. А лучше совсем сдохни.
Я же попробую узнать, как там моя малышка.
Прикладывание уха к дверному подбрюшью ощутимых результатов не принесло. Прослушивание замочной скважины – тоже. Какой-то невнятный гул, и больше ничего.
Открывать дверь для более результативного подслушивания я не рискнула. Все равно вряд ли пойму, о чем речь, ведь говорят-то на французском. Там сейчас Франсуа, он предупредит, если произойдет что-то непредвиденное.
А пока я знаю, чувствую – моя малышка в порядке. И ее нынешнее состояние является защитной реакцией сознания.
Кому сейчас хуже всех, так это Лешке. Сколько он уже здесь находится, изнемогая от ужаса, тоски и неведения? Да все эти жуткие дни-годы, вместившие в себя столько кошмара, что хватило бы на пять нормальных жизней.
Сейчас, когда не было необходимости двигаться быстро и бесшумно, мое предательское тело решило отомстить за недавние издевательства. Выбрало момент, чучело! Рано еще падать на пол и кататься от боли, о потере сознания речь вообще не идет, я с ним, с сознанием, сейчас расстаться не готова. Это отложим на потом, когда все будет в порядке. Именно «когда», а не «если».
Подволакивая устроившую несвоевременную забастовку ногу, я двинулась к шкафчику, где еще днем стояла Лешкина тюрьма. Хорошо, что корзина с колдуновой тварюкой громоздилась с совершенно противоположной стороны, иначе пришлось бы опять выслушивать гадскую матерщину.
Меблировка в будуаре мерзье была минимальной. Помимо того стула, на котором недавно сидела я, и корзины, в которой сейчас сидела змея, на полу стоял только алтарь. Все остальное имущество колдуна приняли на себя стены.
Хотя нет, вон, в самом дальнем углу мансарды стоит что-то большое и прямоугольное, издали похожее на старинный сундук. Может, это и есть сундук, но проверять свою догадку не буду, ведь я почти уже доползла до нужного мне шкафчика.
Сердце, не так давно закончившее нелегкий подъем из пятки, толком отдохнуть так и не успело. Ничего, моторчик, потерпи, мы с тобой отдохнем, обязательно, но попозже. Хорошо? А сейчас постарайся не выпрыгнуть с грохотом из груди, ведь услышат же, прибегут проверять, что за шум.
Но сердце не слышало. Оно продолжало биться о сломанные ребра, словно пыталось вырваться наружу и лететь туда, к Лешке…
Перед шкафчиком я еще мгновение помедлила, не решаясь открыть дверцу. А вдруг там пусто? Вдруг колдун все же почувствовал Лешкину помощь и перепрятал бутылку? А вдруг…
Все, хватит, открывай!
Ну, здравствуй, родной мой, вот и я. Прости, что так долго, раньше не получилось.
Я потянулась к одиноко стоявшей бутылке, но руки вдруг затряслись так, что мне вряд ли удалось бы удержать стеклянную тюрьму. А что произойдет, если ее разбить, я не знала. Но вряд ли освобожденная душа сможет вернуться в свое тело без помощи колдовства. Отделение ведь произошло не естественным путем, из-за болезни, предположим. Здесь действовала черная магия, и последствия произвольного освобождения из колдовской западни могут быть самыми печальными. А бездушный манекен мне ни к чему, мне нужен мой Лешка…
Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, не отрывая взгляда от бутылки, и смогла наконец взять в руки и себя, и Лешкину тюрьму.
И прижаться к ней щекой. Счастье мое, жизнь моя, сердце мое, как бы я хотела забрать хоть часть твоей боли! Рассказать тебе, что происходит, объяснить, успокоить, обнадежить. Но не могу, господи, не могу!
Могу только любить. Безумно. Бесконечно. Беззаветно. Навсегда.
Почему плачет бутылка, почему мокрые ее стенки? Или это я? Но откуда у меня столько слез, чтобы ручейками стекать с темного стекла? Ведь выплакала, кажется, там, в сарае, все.
Все слезы боли физической. А сейчас плакала, криком кричала душа, пытаясь проникнуть туда, за стекло, найти оторванную с кровью половинку, прижаться к ней, раствориться в ней, стать единым целым.
Лешка, не смей оставлять нас одних, ты должен, просто обязан вернуться, слышишь?!
Вместо дождя – пыль,
Вместо ручья – стынь,
Вместо любви – боль,
Вместо тебя – стон.
Без тебя.
Стекло опять не справилось, не смогло удержать нас, разделить нас. А может, мои слезы растворили его.
Сколько мы пробыли вдвоем – не знаю. Вдруг обнаружилось, что в мансарду заглядывает уже не ночное, а утреннее небо. А я лежу на боку, прижав к груди ладонь моего мужа. Но… почему она такая странная, твердая, стеклянная? И где сам Лешка? Он же был здесь, вот только что, я тонула в бездонной нежности его глаз. Ты где?!
«Здесь».
Да, знаю, вспомнила. Ничего, жизнь моя, потерпи, совсем недолго осталось. Сегодня вечером здесь появятся те, кто сможет нам помочь. Они должны справиться с отравляющим все вокруг своей гнилью Паскалем Дюбуа и смогут вернуть тебя обратно. Обязательно смогут, не имеют права не смочь!
Но что нам делать до их прихода? Вдруг колдун пожелает навестить свое логово? Или, не дай бог, ему зачем-то понадобишься ты? Я ведь не отдам теперь тебя, пока жива – не отдам.
