Бессовестная Лелька промолчит. А у самой Маши все на интуиции. Той самой женской, над которой издевается Ванька. Доказательств у нее — ноль целых и ноль десятых. Сунься в милицию — тут же высмеют.
Действительно, кто станет слушать Машин лепет о рухнувшей полочке, съеденных пирожках, мясорубке и уворованном чае? Ее отправят в психушку! Тут же.
Ведь Лелька заявит — упала. А с Софи станется утверждать — вообще никаких эскизов Левитана на стене в гостиной не висело.
Кому поверят?!
Маша стиснула зубы: придется дать этим ублюдкам шанс выйти сухими из воды. И даже подыграть Лельке.
Чудачка надеется на признание. Так сказать — на явку с повинной. На бунтующую совесть!
Мол, если ОНИ узнают, что Софи не оставила их без ценных подарков, не обделила…
«Ну-ну, посмотрим! Не пойму только, почему Лелька упорно бубнит — ОНИ. Наверняка действовал один. Стащил картины, а теперь, понятно, не хочет разоблачения. Правильно, уже считает себя богатеньким Буратино. И мечтает смыться!»
* * *
Маша внимательно осмотрела гостиную и удовлетворенно хмыкнула: все уселись, можно начинать представление. Лелька кивнула, значит дает добро. А Томка, мышь серая, ничего не видит, не слышит, не замечает. Таращится на Смуглого, не знает, дуреха, что тюрьма ему дом родной.
Маша вышла на середину комнаты и громко откашлялась. Затем обернулась к Софи и вежливо спросила:
—Можно говорить откровенно?
—Конечно, — удивилась та.— Только постарайся никого не обидеть.
—Сложно, но… Где наша не пропадала!
Маша отчаянно махнула рукой и широко улыбнулась. Всем. И преступникам и товарищам по несчастью, невинно попавшим под подозрение. Дернула себя за белоснежный локон и воскликнула:
—Я не хочу начинать с неприятного!
Наталья усмехнулась. Маша тут же успокоила ее:
—Зачем спешить? Для этого у нас целый вечер.
Электрон уселся поудобнее. Маша восхищенно подумала: «Ну и нервы у мужика! Прямо-таки стальные канаты. Уверен в себе, куда там мне…»
Она снова обернулась к Софи и вкрадчиво пропела:
—Софи, вы же обещали народу подарки на память? Всем, кого пригласили? Не отвечайте – не отвечайте, а то я собьюсь!
Софи рассмеялась и кивнула, разрешая продолжать. Маша отвесила легкий поклон в ее сторону и воскликнула:
—Так вот, я предлагаю прямо сейчас прояснить вопрос! Чтоб народ не нервничал, не подыхал на моих глазах от зависти к трем счастливчикам и не пытался валить с больной головы на здоровые.
Машина «откровенность» потрясала. Ее торжественный тон тоже. С нее не сводили глаз. Маша чувствовала себя почти на сцене. Звездой — не меньше.
Маша обвела взглядом зрителей и пылко заверила:
—Я тут единственная — человек крайний и ни в чем незаинтересованный. Не считая справедливости, само собой. Поэтому от чистого сердца — и без задних мыслей! — предлагаю закончить с раздачей слонов, то бишь подарков. Все равно завтра с утра разъезжаемся, пусть народишко пакуется!
Софи снова рассмеялась. Вера Антоновна перестала вытирать пыль в серванте и громко пробормотала о чьей-то наглости. Тамара, Лелька и Динка откровенно восхищались Машиным ораторским искусством. Остальные безмолвствовали.
Наконец Электрон бросил:
—Неужели мы так меркантильны?
—Милый! — всплеснула Маша руками.— Ты не видел моего мужа!
—Да? — хмыкнул Электрон.— И что из себя представляет сей субъект?
—О-о-о,— выдохнула Маша. — Страшный тип, поверь мне!
Аудитория внимала. Маша сочла себя обязанной продолжить. Она немного подумала и серьезно сказала:
—Если бы одной из претенденток на подарки оказалась я… Кто знает, как скоро на вас бы примеряли белые тапочки? За Ванькой — это он: мой единственный, толстый, рыжий и ужасный — не заржавело бы, будьте покойны.
Элечка ахнула и легла пышной грудью на стол, будто спасаясь от пули снайпера. Наталья суетливо начала поправлять воротник блузки. Петя смотрел на Машу совсем другими глазами, в них стыла паника.
«За уши свои длинные испугался,— позлорадствовала Маша, заметив Петину бледную физиономию. — Небось вусмерть счастлив, что между нами ничего не было. Тут же в мафиози моего бедного Ваньку записал, кроль несчастный…»
Электрон удивился:
—Даже так?
—Ага. Хотя… может, я на него клевещу? — Маша пожала плечами. — А он белый, пушистый и ест только манную кашу… — И с грустью признала: —Пожалуй, он такой. Местами, временами и не со всеми.
Электрон захохотал. Софи покачала головой и сказала:
—Машенька права. Смысла тянуть никакого. Просто я… Хотела порадовать вас перед отъездом. Глупо, понимаю. Вам жить, а я со своими старческими фантазиями…
—Софи, Софи, — укоризненно протянул Электрон. — Не нужно.
—И потом — подарки не нам, а нашим мамам,— сухо произнесла Наталья.
—Да,— пискнула Элечка.— Бабушкам!
—Нет, деточки, вам. Хотя и мамам тоже, и бабушкам. Просто мне некому больше оставить, вы знаете. Семьи своей нет, вот умру я, и все — точка. Но это неважно, что это я…
Вера Антоновна недовольно загремела посудой. Она вдруг вздумала наводить порядок в серванте и начала со старинного серебряного сервиза. Чистила бежевой замшей сахарницы с витыми ручками и недружелюбно косилась на гостей.
Софи улыбнулась Электрону.
—Тебе, друг мой, библиотеку хочу оставить, чтоб не пропала. Мать твоя и бабушка ею всегда восхищались, там немало библиографических редкостей, есть даже с дарственными подписями авторов. Дореволюционные издания, современные. Ты мальчик умный, пригодится…
—Будто я дура,— оскорблено прошипела Элечка и задрала нос.
—Ты не дура, детка,— обернулась к ней Софи. — Только зачем тебе книги на французском и немецком? Или трактаты по философии? Я хотела тебе драгоценности свои передать, в молодости такие игрушки всего ценнее, я не ошибаюсь?
Элечка побледнела. Прикрыла ладошкой свой лунный камень, привычно покоившийся на груди, и ошеломленно заморгала.
—Ты не рада?— мягко спросила Софи.— Твоя бабушка очень любила всякие безделушки…
Элечка молчала. Голубые глаза казались блеклыми и пустыми, как пластмассовые пуговицы. Губы подергивались.
—Если тебе не нравится, давай я…
Чем там хотела деликатная и щедрая Софи заменить свой подарок никто не узнал. Потому что Элечка странно всхлипнула, потом пошла пятнами, захрустела костяшками пальцев и прорыдала:
—Согласная я… Спасибо…
Софи удовлетворенно кивнула и подошла к Петру. Положила руку ему на плечо и мягко сказала:
—Я знаю, твоей маме всегда нравилась наша коллекция фарфора. Она часами перед ней простаивала. И жалела, что не имеет возможности обзавестись своей, это весьма дорогое удовольствие. Пусть теперь порадуется — она ваша. Это мой подарок. Верочка поможет упаковать, все уже подготовлено.
Софи подошла к серванту. Бережно провела пальцем по ближайшей фигурке — волк уносил на спине ягненка — и сказала:
—Жаль, пастушка со свирелью разбилась. Олюшка ее обожала. Говорила — нет работы тоньше и композиции изысканнее. Да уж теперь ничего не поделаешь, ты уж извинись перед ней, Петруша. Чтоб не подумала — я самое ценное себе оставила.
При ее последних словах Петр странно дернулся. Маше показалось — засмеяться хотел или заплакать, но сдержался. Взъерошил редкие рыжие волосы и торжественно пообещал все точно матери передать.
Софи снова села в свое любимое кресло, подтянула к себе заскучавшую от нудных разговоров Динку и крепко расцеловала ее.
—Тебе, мой колокольчик звонкий, нечаянное мое утешение, я все игрушки Ритины оставляю. Ее рисунки. И те драгоценные альбомы с иллюстрациями, что мы Ритусе со всего света привозили. В них все сокровища мира, детка. И вот еще — талисман. На счастье.
Софи полезла в карман и вытащила золотую цепочку, на которой висела янтарная капля самой совершенной формы. Из золотистого плена словно живой смотрел на мир яркий мотылек. Легкий, с прозрачными изумрудными крыльями.
Дина восхищенно вскрикнула. Софи надела цепочку ей на шею и печально сказала:
—Ее преподнес моему мужу какой-то индийский раджа. За неоценимую услугу. Сказал — если подарить женщине, та будет счастлива в браке. И не обманул.
Динка увлеченно вертела в руках янтарь. Софи осторожно коснулась его и добавила:
—Этот кулон – настоящее чудо, Диночка. К нему не прикладывал руки человек. Просто выбросило из моря пласт, стали разбирать, и выпал кусочек. Уже с готовым отверстием и в виде сверкающей капли. С мотыльком внутри. Как он попал в груду необработанного янтаря — непонятно. Действительно — чудо.
Динка любовалась подарком и неслышно что-то бормотала. Софи погладила ее по голове. Помолчала, подняла глаза на гостей и глухо произнесла:
—У меня все. Так что, Машенька, ты можешь продолжить свою речь. Я мешать не стану.
