— И вы обращались к нему на «ты»!
— Это все от ярости. Бьюсь об заклад, что к человеку, которого называешь «старым мудаком», нельзя обращаться на «вы».
— А что значит «старый мудак», Эдуар? «Представить только, — подумал князь, — что еще существуют настолько невинные души, которые не знают этого заезженного ругательства!»
— Будьте великодушны, матушка, не заставляйте меня объяснять вам эти отвратительные выражения. В тот момент перед вами был не князь, а взбешенный автомеханик, его-то я и должен выдавить из себя, если хочу быть достойным вас.
В какой уже раз Бланвен пришел в изумление от собственных цветистых фраз; он и не подозревал, что обладает таким богатым словарным запасом; всякий раз у него возникало ощущение, что эти фразы кто-то нашептывает ему на ухо.
— Что меня огорчает, — продолжал Эдуар, — так это то, что я поссорил вас — и, без сомнения, навсегда — с князем Игнацием.
— Мой милый мальчик, ты только осуществил мечту, которую я гнала от себя. Мне всегда был неприятен этот педант, этот гуляка, этот жалкий трус, покинувший родную страну задолго до того, как там стало опасно. После гибели твоего несчастного отца он считал себя наследником короны — нужно признать, что, не будь тебя, он бы и стал им. Его неприязнь по отношению к тебе только укрепила меня в моих планах. Я плохо представляю себе Черногорию, вновь ставшую монархией, во главе которой стоит старый прожигатель жизни, подобный князю Игнацию; нельзя научиться управлять страной в казино или в альковах легкодоступных женщин. Меня наполняет радостью тот факт, что из этого дома — местопребывания старого режима — его выгнал законный претендент на престол.
— Вы ожидали такого поведения с его стороны?
— По правде говоря, да. Я плохо представляла себе, что Игнаций склонится перед наследником, свалившимся с небес.
— То, что он сказал вслух, другие думают про себя, а третьи скажут это, — заметил Эдуар. — Я всего лишь внебрачный ребенок.
— Когда после необходимой юридической процедуры ты обретешь свое настоящее имя, ты больше не будешь внебрачным ребенком.
— Сын субретки! — усмехнулся Эдуар.
— И по этому поводу у меня есть план. Когда закончится праздник, отправляйся за своей матерью!
Бланвен пришел в возбуждение от подобной решимости и уверенности. Черт побери, эта маленькая старушка выполнит свой замысел несмотря ни на что, несмотря ни на кого.
* * *
Как и было предусмотрено программой, в субботу утром прибыли остальные десять гостей: бывший командующий Черногорской армией генерал Абелиус Фандор со своей дочерью, угрюмой и высохшей пятидесятилетней девицей, лицо было усеяно черными точками; поговаривали, будто она находится в противоестественной связи с собственным отцом, с давних пор вдовцом, и никогда не расстается с ним; отец Устрих, монах в изгнании, который должен отслужить мессу; граф и графиня Раменофф, оба — со спичку толщиной, свою бриллиантовую свадьбу они, должно быть, отпраздновали лет сто назад, он был глух, а его благоверная слепа; Станислас Хейнси с дочерью и сыном (он был последним премьер-министром при князе Оттоне); княгиня Лодова, младшая сестра того же самого Оттона, крепкая разбитная бабенка, увлекающаяся живописью, но при этом пьющая как сапожник и курящая сигару, как Жорж Санд; и, наконец, граф Владимир Чеко, бывший глава консервативной партии.
Княгиня, герцог и герцогиня Гролофф принимали весь этот обветшавший бомонд в парадном зале, украшенном по такому случаю цветами. В широких ведерках, наполненных льдом, лежали бутылки шампанского, а на десертных тарелках высились тосты с черной икрой и гусиным паштетом. Вальтер, в своем старом костюме метрдотеля суетился, помогая устраиваться самым пожилым из гостей.
Когда гости расселись полукругом, Гертруда подошла к ним поближе. Она по-прежнему была в трауре, но прицепила к платью брошку, а на шею надела жемчужную нитку. После трагической гибели Сигизмонда она никогда не носила драгоценностей. В этот день старая княгиня впервые после долгого перерыва изменила своим правилам.
— Милые мои верные друзья, — начала старушка, — сегодняшний национальный праздник, который мы отмечаем, для меня праздник вдвойне. Как я уже писала вам, Господь ниспослал мне моего внука, единственного и чудесного отпрыска моего дорогого Сигизмонда. Ради Бога, спрячьте ваш скептицизм. Если я клянусь вам сегодня памятью Оттона, что речь идет о моем внуке, то у вас не должно быть ни малейших сомнений по этому поводу.
По причине, о которой вы легко догадаетесь, наш кузен Игнаций хотел оспорить эту очевидность — мы попросили его покинуть наш дом. А сейчас Эдуар появится здесь. Всмотритесь в него хорошенько — и вы увидите, насколько он похож на моего супруга и моего сына. Когда-нибудь, если Бог даст мне еще немного времени, я прикажу вычеканить медаль с этими тремя профилями. А теперь от всей души рада приветствовать вас в этот благословенный день. Пусть дарует вам Господь долгие годы жизни, вам, тем, кто является честью Черногории.
Гости зааплодировали, причем вышло это у них тепло и элегантно. В это же время послышался голос графа Раменоффа, спросившего у своей жены:
— Что она сказала?
— Ничего, — ответила графиня. Присутствующие рассмеялись.
— Вальтер! — позвала княгиня Гертруда. — Скажите князю Эдуару, что мы ждем его!
Гертруда и Эдуар договорились, что внук будет ожидать в будуаре княгини, торопиться с появлением ему не стоит: надо, чтобы все выглядело пристойно. Он здесь хозяин, и главенствовать должны его желания. Бабушка попросила Эдуара надеть темный костюм и однотонный галстук — именно то, что он ненавидел, проведя большую часть жизни в комбинезоне автомеханика, надетым на голое тело. Да и прическа должна была выглядеть безукоризненно.
Гертруда пригласила в замок свою собственную маникюршу, чтобы привести в пристойный вид загрубевшие рабочие руки в шрамах от кислот. Презентабельный вид был достигнут благодаря ванночкам и массажу. Эдуар вытягивал руки перед собой и не узнавал их в нынешнем, бледном виде. Девушка выдернула все рыжие волоски, отполировала ногти, сделав их совершенно овальными, промассировала грубые рубцы, обязанные своим появлением тяжелой работе.
Сидя в будуаре-кабинете бабушки, Эдуар перелистывал словарь. Этот словарь стал его главным чтивом, как только Бланвен поселился в замке; он жадно глотал страницы, насыщая свой словарный запас, как некоторые страдающие ожирением люди, не могущие обойтись без сладостей.
Старый Вальтер постучал в дверь.
— Я готов, — отозвался Эдуар.
Он открыл, и старый слуга аж подскочил.
— Монсеньор! — воскликнул он. — Вот уж не ожидал!
Загадочно улыбнувшись, Эдуар подмигнул славному старику.
— Все козыри у меня на руках, — сказал Бланвен.
— Вы считаете, что и это является козырем, монсеньор?
— Если бы я так не считал, то я бы не сделал этого.
— Но ведь княгиня ничего не знает! В конце концов, она попросила вас надеть цивильный костюм.
— Я хочу сделать ей сюрприз.
Скептически хмыкнув, Вальтер не сказал больше ни слова и проводил Эдуара в салон.
Следуя инструкциям, полученным от старой княгини, слуга распахнул обе створки двери и объявил:
— Его светлость князь Эдуар Первый!
Затем Вальтер посторонился, и Эдуар вошел в просторный зал, заставленный цветами. Он чувствовал себя совершенно спокойно, не испытывал ни малейшего напряжения, как будто на него снизошел Святой Дух, о котором рассказывала ему мисс Маргарет.
При виде внука Гертруда вздрогнула. В конце концов, бабка решила, что в этот вечер Эдуар должен появиться в обычном темном костюме, а он надел военную форму своего покойного отца; в большой тайне Бланвен отдал ее подогнать по своей фигуре портняжке-итальянцу из Женевы, рекомендованному маникюршей.
— Это для костюмированного бала? — спросил портной, маленький кругленький человечек, болтливый, как попугай.
Эдуар молча кивнул.
Затянутый в военную форму, князь походил на актера из исторического фильма. От него исходило какое-то сияние; он был красив, непринужден, одновременно любезный и властный, с его лица не сходила улыбка.
Эдуар отвесил присутствующим короткий поклон.
— Уважаемые гости, — заявил он, — я понимаю, что моя персона внушает вам противоречивые чувства. Прошу вас не идти наперекор собственной натуре и выказывать мне те чувства, которые вы действительно испытываете к моей персоне. Вы являетесь свидетелями удивительного факта, я знаю это так же хорошо, как и вы. Может статься, вы не ощущаете меня вашим князем, но главное — это то, что я ощущаю себя таковым. Клянусь вам перед Богом, что я не авантюрист, а гражданин Франции, поздно узнавший о тайне своего происхождения, поэтому-то я и стал так поспешно черногорцем. Моя глубокоуважаемая бабушка, княгиня Гертруда, сделала все необходимое, чтобы свершилось это чудесное рождение.
