На следующий день мы улетали в Москву, поэтому я не волновалась, что Гортензию вычислят, да и навряд ли стали бы искать убийцу кошки. Пока мы ехали домой, в моей голове созрел план. Я года за три до этого кошмара от отчаянья начала ходить в церковь, принялась регулярно исповедываться, причащаться. И, сидя в самолете, я подумала: «Господь определил мне этот крест. Иисус Христос человеколюбив, испытание мне послано для воспитания души. Надо смириться и нести его покорно. В случае с Никитой я боролась, сопротивлялась, но ничего хорошего не получилось. Бог посчитал, что я урок не усвоила, новый мне преподать решил.
– М-да, – крякнул Валерий.
Моисеенко вздернула подбородок.
– Со смертью мужа моя личная жизнь закончилась. Связывать свою судьбу с каким-то пусть даже и распрекрасным человеком я не собиралась.
Галина замолчала.
– И вы решили никуда не отпускать от себя Гортензию, – сказала я, – везде ходить с ней за руку. В прямом смысле этого слова. С деньгами у вас проблем не было, клиника приносит доход, но вы не захотели нанять гувернантку, вспомнили, как Никита обошелся с Елизаветой Гавриловной…
Галина молча кивнула, Карина вскочила, потом снова села.
– Не могу в это поверить, Гортензия никогда не проявляла агрессии. Во всяком случае, при мне.
– Ты на нее всегда благотворно влияла, – прошептала Моисеенко, – поэтому я спокойно отпускала вас вдвоем. Знала, когда вы вместе, ничего дурного не случится. На самом деле мы хорошо жили, дочь обо мне заботилась, я ее не боялась. Сын был настоящий иезуит, с ласковой улыбкой устраивал гадости, его невозможно было без тотального контроля оставить, только ослабь поводок, и готово: украдет что-нибудь, сделает подлость, убьет собаку соседей. Горти другая, она училась прекрасно, к чужому руки не тянула, но у нее бывали припадки ярости. Слава богу, они случались редко, но сила их пугала. Один раз у нас погибли рыбки в аквариуме, одновременно все умерли. Это мне показалось странным, я начала разбираться и поняла: кто-то вместо специальной обеззараживающей жидкости налил в воду средство для чистки канализационных труб. Я спросила у Горти:
– Зачем ты это сделала?
Дочь с самым невинным видом ответила:
– Это не я, а Елена Петровна, я видела, как домработница бутылки перепутала, не из той в аквариум плеснула.
Я устроила ей очную ставку с прислугой, та заплакала.
– Горти, зачем про меня неправду говорите!
Дочь на своем настаивала, я ей не поверила, и она вдруг кинулась на прислугу с кулаками. После того случая я отказалась от домработницы, приглашала баб убирать квартиру, стирать-гладить. На время хозяйственных хлопот отправляла Горти с Карой погулять. Но со мной дочь вела себя безукоризненно. Проблемы у нас в отношениях были. Гортензия очень скрытная, ни разу не поделилась со мной тем, что у нее на душе. Первой разговор никогда не начинала. Спросишь ее о чем-либо, ответит, если захочет. Коли не желает общаться, ничего из нее не вытянешь. Я приноровилась о делах дочери у Кары выяснять. Она открытая, темных омутов в ее душе нет, ласковая. А Гортензия от меня всегда дистанцировалась. Меня никогда не целовала и всегда отстранялась, если я пыталась ее обнять. В остальном все было прекрасно. До прошлого года.
– Трения начались, когда вы решили выдать Горти замуж? – спросил Александр Викторович. – Наверное, у вас начались проблемы со здоровьем? Да? Вы поняли, что Горти может остаться одна. Решили пристроить ее под чью-то опеку? Вот почему выбрали Клебанова. Игорь небогат, неуспешен, но он психиатр. Игорь Глебович с удовольствием оставит свою работу и станет, как раньше вы, повсюду сопровождать супругу. Где вы его откопали?
Галина Сергеевна опустила голову.
– Да, вы правы, именно так я и думала. Клебанов сын Елизаветы Гавриловны.
– Офигеть! – подпрыгнула Карина. – В детстве вы устраивали на Новый год елку, всегда меня приглашали и еще одного мальчика толстенького, в очках. Это он? Да?
– Верно, – вдруг повеселела Моисеенко, – в детстве Игорь на колобка походил.
– Я его у вас за месяц до побега Гортензии видела, – не успокаивалась Карина, – она мне позвонила, сказала: «Приходи сегодня к восьми, воочию моего Ромео узришь». У меня он отторжения не вызвал, даже симпатичным показался, молчаливый, воспитанный. Но Гортензия его отвратительным считала. Она мне не говорила, что Игоря с детства знает.
Галина Сергеевна посмотрела на Карину.
– Хватит о Клебанове. Скажи им о проблеме с моим здоровьем. Самой трудно рассказывать.
Хлебникова посмотрела прямо мне в лицо.
– У тети Гали запущенная опасная болезнь легких. Диагностировали ее за полгода до побега Горти. Операцию сделали уже после того, как моя подруга удрала. Сначала все шло нормально, теперь наступило ухудшение. Правда, доктора настроены оптимистично. Говорят, года два вполне можно протянуть. Главное – пить лекарства.
– Я их принимаю, но в последнее время ощущаю, что резко сдаю, – призналась Галина Сергеевна, – спасибо, Кара рядом. Если Гортензия не отыщется, я на Хлебниковых все переведу: квартиру, дачу, клинику…
– Тетя Галя, перестаньте, – поморщилась Карина, – у нас с Глебом все есть, нам ничего не нужно.
– Государству отдать? – возмутилась Моисеенко.
– Мы Горти найдем, – пообещала Хлебникова.
– Карина нам ранее рассказала, что незадолго до исчезновения Гортензии вы стали на удивление истерично вести себя, – вспомнила Аня. – Это следствие болезни и приема лекарств на гормональной основе, а толчком к побегу дочери стало ваше стремление выдать ее замуж за Клебанова.
– И почему я не проверила, кто у Игоря Глебовича родители? – начала корить себя Эдита. – Мне следовало это выяснить!
– Чем бы нам это помогло? – пожал плечами Валерий.
– Елизавета жива-здорова, – сообщила Галина, – но она ко мне никогда не приезжала. В свое время я сказала детям, что Елизавета наша родственница. Когда она после пожара уехала, я спустя время объявила, что «тетя» умерла. Странно было бы ее потом в нашем доме принимать. Горти не должна была подозревать, что Игорь ее сын. Клебанов должен был получить от меня единовременную солидную сумму, а после свадьбы он стал бы распоряжаться средствами жены. Игорь честный и умный, у него было много интересных мыслей о клинике, к нему перешла бы моя часть капитала. Гортензия была бы под надежным присмотром, я умерла бы спокойной за ее судьбу. Игорь согласился на женитьбу, встретился с Горти и… влюбился в нее. Я так обрадовалась! Затевала брак по расчету, а молодой мужчина глаз с моей дочки не сводит. Я только боялась, вдруг Гортензия увидит Елизавету и узнает ее. Конечно, после ее ухода от нас не один год пролетел, старость людей изменяет, но Лиза моя ровесница, еще не развалина, хорошо сохранилась, она узнаваема. И голос у нее прежним остался, молодым и звонким, поэтому я ей запретила Горти на глаза показываться. Вот теперь вы все знаете. Я впервые правду до дна выложила. Но как это поможет Гортензию найти?
– Вам никто не угрожал? – спросил Валерий. – Может, были странные звонки по телефону? Или вы письма получали мерзкого содержания.
– Галина Сергеевна уже отвечала на этот вопрос, – рассердилась Карина. – Нет. Все было обычно.
– Кроме красного платья, – пробормотала Галина Сергеевна.
– Красное платье? – оживилась Аня. – Вы о нем раньше не сообщали.
– Когда мы в первый раз беседовали, я очень нервничала, – призналась Моисеенко, – забыла про странную покупку дочери. Потом вспомнила про нее, хотела вам позвонить, но меня Кара остановила: «Тетя Галя, это такая ерунда! Не отвлекай детективов от работы». И ведь правда пустяк. Зря о нем упомянула.
– Мы обожаем пустяки, – заверила Буля, – в особенности я. Чем мельче ерундовина, тем она притягательнее. Например, мясная муха откладывает яйца на трупе…
– Любовь Павловна, – вмешался Ватагин, – сделайте одолжение, сделайте нам эспрессо, у вас оно лучше всех получается.
– Я? – удивилась эксперт. – Ладно, сейчас.
Буль пошла к кофемашине.
– Что за история с красным платьем? – поинтересовалась я.
Галина Сергеевна вынула из сумки блистер и выщелкнула из него таблетку.
– Гортензия предпочитала одежду спокойных тонов, классическую обувь, лодочки с округлым носом на небольшом каблуке, простую стрижку, макияж очень легкий. Они с Карой пошли в магазин, что-то купить собрались. А я легла у телевизора, смотрела какую-то чепуху и сама не заметила, как заснула. Очнулась на диване в полной темноте. Кто-то, наверное, Горти, вернувшаяся домой, выключила телевизор и торшер в гостиной. Я встала, пошла к себе в спальню, увидела, что из-под двери комнаты дочки свет пробивается, заглянула к Горти и испугалась. Спиной ко входу стояла стройная незнакомая брюнетка в неприлично коротком, вульгарно обтягивающем фигуру красном платье, щедро украшенном стразами. Я крикнула:
