Так, дамочка надеется свалить на меня преступление, к которому сама же подстрекала! Вот настоящая любовь – я всегда возвращаюсь к той, что готова спихнуть меня в пропасть и больше всего боится, что я потяну ее за собой.
И я решила дать Коре проявить ко мне свои истинные чувства.
– Получилось немного не так, как мы хотели. Американка, кстати, ее имя Памела Ланчит, не утонула. Мета-дон подействовал лишь наполовину: она уснула мертвецким сном. А задушить беспомощную женщину во сне не составило особого труда. Правда, перед кончиной она проснулась, вскрикнула, забилась в конвульсиях – и… все было кончено. Вполне гуманно, тут мне не в чем себя обвинить.
Кора оторопела:
– Я раньше считала тебя обыкновенной дурой, но не ожидала, что ты настолько сумасшедшая! Значит, мертвая Памела лежит, поедаемая червями, на кровати, а ты в соседней комнате со спокойной душой уплетаешь зеленый салат?!
Игра мне наскучила. И потом, я же – вестник радости:
– За кого ты меня принимаешь? Ты, глупое животное! Читай! – Сияя, как медный таз, я помахала перед ее носом временным договором, составленным Памелой.
Наморщив лоб, Кора углубилась в документ.
– Не значит ли это, что американка жива, а мне не надо тратиться ни на какое владение, потому что вилла и так скоро станет твоей? – недоверчиво спросила она.
Я кивнула. Кора сорвалась с кровати, но тут же, охнув, схватилась за живот. Все же мы бросились друг другу в объятия с победным воплем и закружились, пританцовывая от восторга. Дверь открылась, вошла дежурная по отделению с ледяным лицом и во второй раз выставила меня.
В нашем флорентийском доме меня ждал довольно холодный прием.
– Где тебя опять носило? – проворчала Эмилия. – Что я должна говорить твоему сыну, если ты пропадаешь неизвестно куда, даже не оставив записки?
Я забормотала, что поехала купить оливковое масло, но разбила машину и уже не могла вернуться в тот же день, что, впрочем, Эмилию не убедило.
– Тогда где масло? – ворчала она.
Мои акции заботливой матери поднялись в глазах Эмилии после того, как я два часа носилась с Бэлой по дому, играя в полицейских и воров, и она смягчилась.
– Послезавтра Кору выпишут, – сообщила я, – я только что от нее. Уж очень мне хотелось ее порадовать…
– Ну и как? Она обрадовалась тому, что ты разбила «феррари»?
– Так дело вовсе не в машине! На фоне моих новостей машина – сущая ерунда… Скоро наша жизнь изменится в лучшую сторону! Видишь ли, та американка, владелица виллы, хочет вернуться в Америку, и нам все-таки удастся заполучить дом!
– Горбатого могила исправит, – прикрикнула Эмилия. – А я-то надеялась, что Кора выкинула из головы свой идефикс. А мне что делать с двумя домами? Твои новости предвещают работу, и ничего, кроме работы! Насколько я вас, голубушки, знаю, с вашей стороны помощи не дождешься. Не рассчитывай, что удастся меня запрячь! Если бы не Бэла – сейчас же собрала бы чемодан и уехала к двоюродной сестре.
– Там уже работают садовник, домоправительница и уборщица. – Я разгромила любимый аргумент Эмилии.
И ей это очень не понравилось.
– Не много ли прислуги! Вы – две молодые лентяйки! В вашем возрасте я вкалывала от зари до зари – это никому бы не повредило. Ну и хорошо, убирайтесь в свою деревню, не будете глаза мозолить!
Эмилия за словом в карман не лезет, но сердиться долго не умеет. Вечером она хлопотала по хозяйству, совершенно счастливая накануне возвращения Коры. Она прибралась, перестелила постели, расставила по всему дому цветы и приготовила любимое блюдо Коры – risotto all'agnello.[64]
И мы наконец отпраздновали воссоединение семьи: «спу манте» лилось рекой, как и старые добрые песни.
– Azzurro il pomeriggo è troppo azzurro e lungo per me[65]… – пели мы, Бэла и Марио хлопали в такт.
Я показала Коре Матисса, с которым нам придется распрощаться, потому что после визита к нотариусу он перейдет Памеле.
– Обидно отдавать, – пожалела Кора. – Настоящий шедевр! Но ведь ты его унаследуешь, если я верно поняла? Какая удача…
– Верно, но после естественной смерти Памелы!
– Умирать вообще естественно для человека. – Кора посмотрела мне в глаза со значением.
Пожалуй, люди недооценивают искусство каменщиков. Однажды ранней весной, после того как Умберто обрезал разросшиеся ветви кустарников, что перегибались сверху и со стороны парапета внутрь террасы, я заметила необычный узор на стене. Каменная кладка представляла собой сколы голубой и серой гальки: большие и мелкие, гладкие и шершавые камешки хитро уложены так, что по стене волнами идет широкий орнамент, извиваясь, но нигде не повторяя предыдущих фрагментов. Раньше я не замечала, да и не могла заметить этой мозаичной стены, как и того, что она образует самый уютный – солнечный, укрытый от ветра – уголок усадьбы.
Умберто предложил перенести сюда, на террасу, лимонные деревца из оранжереи, и стало еще красивее. Глиняные кадки идеально смотрятся у стены: на их терракотовых боках белесые разводы – от сырой земли внутри. Старые кадки кажутся мраморными и, что для меня куда важнее, неотделимыми от террасы, этой нагретой стены, – вечными, как сами тосканские холмы. Я подружилась с маленькими зелеными деревцами в больших горшках: мы много времени проводим здесь вместе. Кое-где среди листвы желтыми фонариками притаились лимоны. Умберто опрыскивал деревца от вредителей, и мои лимоны покрылись синими пятнышками. Жаль. Хотя, собственно, почему жаль? Ничуть! Я даже рада: это очень живописно. У кого еще есть лимоны в маленьких синих пятнышках?
Прислонившись к стене, как к теплому дружескому плечу, я смотрю вниз, в долину, и вижу окрестные поля, расчерченные словно по линейке. Крестьяне привязывают молодые лозы на опору, на другой год обрезают, и в итоге виноградник выстраивается через поле длинными шеренгами. Как жучки, ползают тракторы между рядами лоз: чтобы эта каменистая земля принесла хороший урожай, фермерам приходится трудиться от зари до зари. Небо темнеет – будет дождь.
Из ветвей моего сада доносится крик кукушки, совсем рядом. Кукушка, кукушка… надеюсь, тебя не задерет кошка! Здешние кошки – настоящие звери, я постоянно натыкаюсь на остатки их пиршеств: заеденных ящериц, пожеванных мышей, птичьи крылышки… И я хватаю метелку, сметаю трупики куда подальше, чтобы не попались на глаза Бэле. Вон как он смеется! Звонкий голосок сына раздается из оранжереи: он помогает Умберто. Бэла в полном восторге от старика садовника, и тот всегда рад побыть с моим мальчиком: ведь его собственный внук давно вырос, а правнуков от Дино скоро не дождаться.
Не сходя с террасы, я тоже могу сделать для сада что-то полезное: как прилежная садовница, притягиваю к себе ветви пышного куста олеандра и отламываю сухие побеги, которые сами выпадают мне в руки из раздвоенных узлов живых ветвей, собираю увядшие цветы, больные листья, снимаю со здоровых крохотных улиток…
* * *
Пасхальные каникулы закончились, и мои первые постояльцы, две супружеские пары с берегов Рейна, вчера отбыли. Мне так и не удалось заинтересовать их историей и культурой края, зато бассейн им очень понравился. По случаю Пасхи одна из дам привезла для Бэлы большую книжку, где почти на каждой странице зайцы. Теперь я каждый вечер читаю сыну эти заячьи истории, мы уже их наизусть выучили. Плохой персонаж в сказке – лисица, но в конце она исправляется и клянется:
– Зайцев я больше не ем!
По-моему, мне тоже стоит, положив рыжую лапу на сердце, пообещать:
– Мужчин я больше не убиваю!
Недавно я обдумала свою жизнь и поняла, что нашла спокойную гавань среди тишины и волшебства итальянских пейзажей, мой дом, который я долго безуспешно искала! Какое счастье, что туристы уехали! Бэла со мной, а другого общества мне, честно говоря, сегодня не нужно. А завтра?
А завтра приедет Кора. Несет ее нелегкая! Ладно уж, приму. Потом недели через две-три нагрянет Памела. И – прощай, покой! Нужно предупредить Лючию и Умберто, путь мне помогут, все должно сиять, цвести и благоухать к ее приезду.
Боюсь, что скоро придется решать, не слишком ли долго картина Матисса висит над кроватью Пам по ту сторону океана: Кора обладает редким даром убеждения.
Небольшие круглые или овальные клецки, которые отваривают или запекают. Блюдо итальянской кухни.
Зеленый соус на основе листьев салата рукола.
Сыр из овечьего молока.
Никакого секса, никаких наркотиков (англ.).
Английский суп (um.).
Без чеснока (um.).
Кровать-раскладушка, состоящая из тонкого жесткого матраса, который можно скатывать, и деревянного каркаса или татами.