Было над чем задуматься. Да еще это слово «бар»… Постоянно об него спотыкаюсь. После незабываемого путешествия на речной барже, именуемой сухогруз «Окский», речная терминология намертво укрепилась в сознании. А в соответствии с ней бар – не что иное, как прибрежная морская отмель, образованная наносами. И расположена как-то странно – поперек течения… С трудом усвоив это определение, я запомнила его на всю оставшуюся сознательную жизнь. Господи! Сколько же в моей голове разного мусора!
– Забыла спросить, – подруга сделала последний глоток чая, с сожалением посмотрела на чайник, в котором осталась добрая половина напитка, и уставилась на меня: – С чего ты решила, что Маринка общалась с матерью после ее исчезновения?
– Здра-а-авствуйте! Ты же сама меня поддержала в этом вопросе. Думала – догадалась.
– Я тебя всегда и во всем поддерживаю. С налета. Соображаю уже потом. Поэтому в неприятностях как рыба в воде. А свыклась!
– Ну хорошо. Неужели ты могла поверить, что Людмила, будучи хоть и не совсем здоровой, но вполне живой, бросит свое ненаглядное чадо на произвол судьбы? Тем более сейчас. Да и Маринка мало хамила – с натугой. Не заметила, как слово «мать» плавно трансформировалось в «маму»?
С ужасом отметив на часах начало третьего, я не стала обсуждать с Наташкой детали предстоящего похода в стриптиз-бар. О каком стриптизе может идти речь, когда муж передними колесами машины почти у Московской кольцевой!
Дальше все шло в безумном темпе. И если бы не Наташкина помощь, я второпях и относительном беспамятстве от волнения наверняка бы истратила кучу денег не по целевому назначению. В универсаме подруга трижды вышвыривала из моей тележки совершенно не нужные мне, на ее взгляд, продукты. Часть из них не соответствовала ее изысканному вкусу. Димкин и мой вкус, как испорченные, были не в счет. Но кое-что мне удалось отстоять.
На обратном пути к дому выработали единую версию причины завтрашнего похода в больницу к Григорию. Не особо затрудняясь, решили сказать Димке, что Совкин не кто иной, как сотрудник моей фирмы, на которого нечаянно свалилась с крыши сосулька. Ей же все равно, куда падать. Димка хорошо знает последствия производственной травмы для руководства предприятия. Сопоставимо с двумя сосульками, одновременно упавшими на одну и ту же начальственную голову. Моя задача – достигнуть договоренности с пострадавшим об изменении места получения травмы, допустим, по дороге на работу. Ну свалилась, негодница, прямо с крыши соседней фирмы, в тридцати шагах от родной проходной. А свидетелей нет. Уже не докажешь.
Я и не подозревала, что так соскучилась по мужу. Хотя самой первой реакцией была реакция отторжения. Тот, кто целовался с ежиком, меня поймет. Димка на свободе оброс колючей щетиной, и я с несвойственным мне громким визгом мигом от него отскочила, мимоходом подумав, можно ли считать полученные физиономией повреждения бытовой травмой?
Дальнейший обмен радостью по поводу недельной разлуки проходил на безопасном расстоянии в два метра. Димка упорно старался его сократить, поэтому радовались мы в процессе постоянной беготни по всей квартире. В перерыве я успела тепло поздороваться со свекровью и Анатолием Андреевичем, с размаху не глядя присевшему на кухне прямо на противень с яблочной шарлоткой. Приготовленная Аленкой загодя и накрытая салфеткой шарлотка спокойно полеживала на табуретке в ожидании освобождения достойного для нее места за столом. Виновата, конечно, я. Плохо воспитала дочь – не приучила ее убирать за собой все по стадиям приготовления: продукты, использованную посуду, готовое произведение. Что и явилось причиной травматизма шарлотки. Дочь, в отличие от меня, предпочитает осуществлять уборку по окончании процесса производства изысков, поэтому на кухонном и обеденном столе даже таракану разгуляться негде. Они и перевелись. К соседям ниже этажом.
Пока Славка с Аленкой отлепляли гостя от шарлотки, Димка успел вставить пару замечаний:
– Дом, милый дом! В нем, как всегда, сплошной Содом! Только зря продукты переводите. Толик, тебе тоже не мешало бы смотреть, куда садишься.
– Все идет по плану, – вмешался сын. – Пирог надлежало утрамбовать, чтобы влез в одно блюдо. Анатолий Андреевич в один присест уложился.
Свекровь, изрядно перепуганная, ожила:
– Подумаешь, какое дело! Сама видела, как квашеную капусту в чанах солят – шляются по ней в резиновых сапогах.
– Еще не хватало, чтобы по ней на задницах прыгали! – опять возмутился Димка.
Большой разницы я не заметила, дав себе слово никогда в жизни не покупать готовый товар и этой же весной высадить на даче рассаду капусты. И чтобы прервать неприятный разговор, загнала мужа в ванную. Через полчаса он вышел человеком. Следом за ним туда, благоухая ванилью, отправился Анатолий Андреевич…
За столом гость, жалуясь на многочисленные недуги, в одиночку «уговорил» почти полную поллитровую бутылку самогонки собственного производства и розлива (под пробку) и проявил недюжинный аппетит.
Аленка, от удивления забывавшая про еду, лишилась очередного бифштекса – Славка не дремал, гулял по ее тарелке, выборочным путем перетаскивая к себе лакомые кусочки. Бабуля взывала к его совести и время от времени шлепала по рукам. Но, похоже, совесть у него дремала.
– Что-то у меня сегодня какая-то ненасытность, – бормотала дочь, отправляясь за очередной порцией.
– Не в коня корм! – заметил сын. – Ты нас всех объела… Извините, но я вас покину. Уже забрезжил свет в конце тоннеля. Учение называется. – Он взглянул на часы: – О-о-о, давно уже пора тянуться к свету. Бабуля, долго не задерживайся. Я ночую у тебя. – И удрал, прихватив с собой телефонную трубку.
Алена, продолжая удивляться, напряженно ждала проявления у гостя кучи болезненных симптомов, о которых он говорил. Дождалась только одного – лицо Анатолия Андреевича исказила истинная печать страдания, когда он, побултыхав остатки «зеленого змия» в бутылке, тяжело вздохнул и с укоризной заметил:
– Эх, Николаич, зря ты разрешил открыть только один пузырь. Почти кончилось мое лекарство-то. Теперь боли замучают.
– Тебе, Анатолий Андреевич, нельзя. Все твои болячки исключительно от твоего лекарства, – наставительно заметил мой умный муж, не отрываясь от еды. – Пора переходить на минералку.
Аленка наконец-таки расслабилась:
– Дядя Толя, да вы постоянно под наркозом! А как только его действие заканчивается, начинаются боли. Наркоз сокращает жизнь. Запасы вашей «Анатольевки» переживут вас ненадолго, быстро пойдут в расход на семейной распродаже с уценкой, чтобы оплатить расходы на погребение. Я имею в виду – ваше. – Она осторожно, но настойчиво отняла у мученика остатки самогонки и поставила на пол, рядом с собой.
Анатолий Андреевич вздрогнул, недоверчиво улыбнулся и икнул. А дочь однотонно, как пономарь, вещала дальше:
– Вечной памяти не будет, поскольку постоянная клиентура найдет другой источник самогоноварения. И в лучшем случае, ругнут вас как мастера, не во время сгоревшего на работе. В худшем – вскоре составят вам компанию на небесах. И будете вы вечно слушать лекции о вреде алкоголя. Без перерыва на еду и сон…
– Кстати, про сон, – удачно вклинилась я, – вам, Анатолий Андреевич, с дороги надо как следует выспаться, да и Дима…
– А давайте споем! – радостно предложил больной, широко раскинув руки в стороны. – Вот только… – он обернулся по сторонам, – сыграть не на чем… Ну ничего, я на расческе!
Он ловко выхватил ее из кармана Димкиной рубашки. Следом потерявшая бдительность Аленка лишилась шоколадной конфеты, которую легкомысленно болтала за фантик. Сама конфета точным броском угодила в раковину мойки на грязные тарелки, а фантик был торжественно водружен на зубья расчески.
– Николаич, а ну-ка, угадай мелодию!..
Полчаса мы своими силами боролись с талантом самородка-мученика. Потом появились «поклонники» – Наталья с Денькой, которых тайком призвала на помощь Аленка. Я облегченно перевела дух. Забрезжила надежда избавления от творчества народного артиста.
– В чем дело?! – строгим голосом участкового уполномоченного спросила Наташка, для большего эффекта сдвинув брови к переносице и уперев одну руку с собачьим поводком в бок. Другая была занята каталогом цветочных растений. К ее ногам жалась испуганная собака. Мне показалось, что Денька была готова облобызать заезжего солиста, а если надо, то и подвыть ему.
Анатолий Андреевич приветственно улыбнулся вновь прибывшим, подмигнул боксерихе и вдруг с размаху шлепнул рукой по бежевому шелковому заду Наташки. Пижама у нее такая – бежевая.
– Садись, подруга, споем!.. «Сп-поемте, друзья, ведь зав…»
Звук соприкосновения каталога цветочных растений с темечком народного артиста был похож на выстрел. Даже уши заложило. Солист свалился с табуретки налево, Денька в полуобморочном состоянии – направо. Из холла донесся слаженный кошачий вой. Неведомым способом вырвавшийся на свободу из закрытой Аленой спальни хор кошариков вел свою собственную партию. Денька тоненько взвизгнула и сделала попытку сорваться с поводка и выскочить в окно с тринадцатого этажа…
