— Так я и знала!
Мне не понравилось ее поведение, но от комментариев я воздержался. Мархалева, тем временем, без всяких причин погрустнела, задумалась и спросила:
— Роберт, вы здесь ничего не брали?
Я усмехнулся:
— Может и брал, здесь все мое.
— Да, вы правы, — согласилась она и задала еще более странный вопрос: — А моего вы ничего не брали?
— Где? У себя? В моем доме?
— Да-да, именно в этой комнате. Так вы не брали кое-что мое?
Я рассердился:
— А поконкретнее можно?
Она вздохнула и обиженно сказала:
— Хорошо, вы не брали мой диктофон? Он лежал под диваном.
На всякий случай я предупредил:
— Только не говорите, что он упал и случайно под диван закатился. Все равно не поверю.
Мархалева с жалостью посмотрела на меня и сообщила:
— Роберт, когда речь идет о вашей жизни, хороши все приемы. Да, я положила под диван диктофон, он включается автоматически от голоса. Надеюсь, ваш разговор с Заславским мне удалось записать. Но где он? Где мой диктофон? Роберт, прекратите шутки. Сейчас же отдайте.
— Я не могу вам отдать то, чего не брал…
И тут меня осенило: Мария! Как она вздрогнула, когда я вошел. Она закрывала сумочку. А как воровато отвела глаза. Но если диктофон попал к ней, то…
— Ка-та-стро-фа! — завопил я. — Что вы наделали, глупая женщина! Все пропало! Все пропало!
— Да что пропало? — удивилась Мархалева.
— Мария только что нашла ваш диктофон, — сообщил я и, подражая Заславскому, схватился за голову. — Она его унесла! Теперь она все узнает!
Я подскочил к Мархалевой, схватил ее за руки и закричал:
— Сейчас же говорите, когда вы подложили под диван диктофон?
Она смутилась:
— Почему я должна вам говорить?
— Потому, что я хочу знать как долго он там лежал.
— Ах вот в чем дело, — сообразила она, — хотите знать хватит ли пленки на ваш разговор с Заславским. Не волнуйтесь, хватит. Я уверена, что ваш разговор записан.
— Спасибо, вы успокоили меня, — с безысходностью отпуская ее руки, сказал я. — Теперь последним подлецом себя чувствую. Но почему вы так уверены, что пленки хватило? Вас же не было здесь много дней…
И тут я понял в чем дело: Кристина! Уже и сестра против меня! Все пляшут под дудку Мархалевой!
Кристину я нашел в своем кабинете. Втянув голову в плечи, она сидела на диване и была похожа на больную курицу. Все в ней говорило: да, я виновата, поэтому пожалейте меня. Я еще больше разозлился, подлетел к сестре и, потрясая кулаками, заорал:
— Так вот ты какая! Пригрел змею на шее! Как ты посмела?
Мархалева была тут как тут. Она хватала меня за руки и сердобольно причитала:
— Роберт. Успокойтесь. Роберт. Как вам не стыдно.
Кристина с беспомощным удивлением уставилась на нее.
— Я ему ничего не говорила, — успокоила ее Мархалева. — Он сам догадался.
— Как тут не догадаться? — завопил я. — Кристя, и ты пошла на это? Подслушивала в моем доме? Все мои разговоры?
— Роби, я не подслушивала, — заплакала сестра, — а всего лишь меняла пленку в диктофоне. Я старалась ради тебя. Ты упрямый, никому не веришь, а тебе грозит опасность.
— И эта опасность стоит перед тобой, — изрек я, указывая на Мархалеву.
— У меня есть аргументы, — невозмутимо сообщила она. — Советую их выслушать.
— Правда, Роби, послушай Соню, — начала уговаривать меня Кристина. — Аргументы неопровержимые. За твоей спиной что-то затевается. Умоляю, Роби, послушай ради меня, для моего спокойствия.
Конечно же, ради спокойствия сестры я согласился выслушать эту несносную Мархалеву. Она обрадовалась и затараторила:
— Роберт, сейчас вам все объясню. Сейчас все сами поймете. Вас хотят убить, Роберт. Вы, пожалуйста, не сердитесь, а думайте. Думайте, что затеял Заславский? Он вас хочет убить. Зачем ему это понадобилось?
Разве можно спокойно слушать такое? Я взорвался:
— Да почему, черт возьми, вы вбили себе в голову, что меня хотят убить? Лично я опасности не ощущаю.
И вот тут-то Мархалева меня огорошила.
— Почему вас хотят убить? — поинтересовалась она и тут же выдала ответ: — Да потому, что вы больше ни на что не годитесь.
Пока я искал слова возражений, она продолжила:
— Посудите сами. Разве вы человек сговорчивый? Разве вы податливый? Не упрямый? Если бы мне из-под вас какая-нибудь штука понадобилась — решение вопроса одно: бери и убивай. А что делать? С вами добром не получится.
Я возмутился:
— Если вы судите по себе, то ошибаетесь. Мы с Заславским всю жизнь дружим и как-то договаривались. Никогда не ругались.
Мархалева почему-то обрадовалась.
— Уже легче, — сообщила она. — Значит вся жизнь отпадает. Искать будем в последних месяцах. Собственно, так я и поступила. Роберт, послушайте, что у меня получилось. Заславский работает, не покладая рук. Поссорил вас со Светланой.
— Виктор здесь не при чем, Светлана сама от меня ушла, — уточнил я.
— А вот и нет. Я прижала к стенке жениха Светланы. Он сознался, что за роман с вашей подругой получил от Заславского штуку баксов. Бедняжка Светлана еще об этом не знает, но ее жених гол, как сокол. Он бизнесмена из себя на денежки Заславского корчит. Ну, как вам такой поворотец?
Мархалева торжествовала.
— Зря радуетесь, — сказал я, — все равно вам не верю.
— А Тамаре? Ее орлы помогали колоть жениха Светланы. Звоните, — она кивнула на телефон. — Звоните Тамаре, она подтвердит.
Я понял, что бесполезно звонить Тамаре: она действительно подтвердит. Подтвердит, как подтвердила с любовницей Макса, а что из этого вышло? Заславский полностью оправдался передо мной. Так будет и сейчас. Наверняка найдется разумное объяснение всем его поступкам, ведь эта Мархалева мастерица ставить все с ног на голову. Я отмахнулся:
— Даже если это и так — не впечатляет. Подсунул Светлане жениха и подсунул. Наверняка Заславский действовал с благими намерениями.
Тут в разговор встряла уже Кристина.
— Роби, — воскликнула она, — всем известна прижимистость Заславского. Стал бы он тысячу долларов на ветер выбрасывать? Кто такая для него Светлана, чтобы так для нее стараться?
Я пожал плечами:
— Не знаю, но уверен, что есть логичное объяснение, и оно безобидно.
Мархалева надменно усмехнулась:
— Говорила же, что вы упрямец. Ладно, поехали дальше. Про Макса вы знаете, перейдем к Деле. Заславский, узнав, что она вас хочет видеть, уже несколько месяцев пытается затеять с ней роман, а к вам ее не пускает.
— Это тоже знаю, — напомнил я.
Мархалева не сдавалась и не теряла оптимизма.
— Ладно, поехали дальше, — с деловитым подъемом сказала она. — Этот парень с парижской конференции, который выступил с вашим открытием раньше вас.
Я усмехнулся:
— Его вам тоже удалось расколоть?
— В том-то и дело, что нет, — нахмурилась Мархалева, — но косвенно — да. Он из Питера. Я там была и многое узнала. Сейчас поделюсь. Во-первых, все удивлены. Он не мог совершить вашего открытия…
— Правильно, — согласился я. — Он совершил свое. Так в науке бывает: работают многие, а лавры достаются одному. Тому, кто первым пришел к финишу. Своеобразные скачки.
Мархалева приняла важную позу: гордо задрала подбородок, сплела на груди руки, из чего я сделал заключение: сейчас снова меня огорошит. И она огорошила. Правда, чуть позже.
— Роберт, — ласково сказала она, — но у этого юноши пусто в мозгах. Он над вашей темой не работал. У него есть своя, близкая, но очень далекая. Он два года топчется на одном месте и никуда не продвинулся, а тут такой прорыв. Прорыв прорывом, но кроме вывода у него ничего нет. Видели бы вы как вспыхнул юнец, когда я у него черновики и расчеты попросила. Зарделся, как красна девица.
Мне стало смешно. Какие черновики? Кто сейчас с бумагой работает? Только такие динозавры, как я.
— Компьютер, — сказал я, кивая на стол, где стоял мой компьютер. — Вы слыхали о такой штуковине? Разве тот парнишка, мой конкурент, вам не говорил?
— Говорил, — усмехнулась она, — но как он краснел при этом. Любому стало бы ясно, что он врет. Парнишка бездарь, он не делал никакого открытия.
Пришлось возразить:
— Он выступал на конференции, все слышали это, все видели его расчеты. Он сделал блестящий вывод.
Мархалева посмотрела на меня, как мудрая мать смотрит на свою неразумную дитятю.
— Роберт, — с необъяснимой жалостью произнесла она, — я не дура, как бы вам этого ни хотелось. У меня проницательность, помноженная на опыт. Ученые не сносны, когда речь заходит об их работе. Если, не дай бог, вас с вашей теорией затронуть, остановить будет невозможно: до утра станете говорить. Расскажете как одна мысль к вам пришла, как другая, как осенило вас на то, да на се… Поверьте, с парнишкой все было так же, когда я коснулась его темы: строчил, как из пулемета — сто слов в секунду. Чувствовал себя гением. А вот когда спросила про открытие, он изменился: то молчал, то мычал. Знаете почему?
