Свадебный пир был восхитителен, и устроен не где-нибудь а в самом большом и самом красивом зале «Плазы». А может, и вовсе не в «Плазе», а в «Уолдорфе» или ещё где… Но в любом случае вокруг море цветов и бессчётное количество гостей. Что до меню… нет, толком я его пока не продумала, но, сами понимаете, ещё долгие месяцы все приглашённые истекали слюной при воспоминании о немыслимых деликатесах, которыми их потчевали в этот вечер.
Хм, угу…
А что, если Эллен и Майк поступят со мной самым бессовестным образом? Что, если, кичась своей независимостью, они вздумают сами оплачивать свадьбу? Понятно, что родители Эллен в состоянии достойно выдать дочку замуж, но сомнительно. чтобы жениху с невестой было по карману такое пиршество.
Хорошо. Можно и подредактировать слегка.
Я быстренько переместила свадебное торжество в зальчик поменьше, урезала список приглашённых, сократила количество закусок с двадцати до десяти, заменила «Дом Периньон» вполне пристойным отечественным вином и отказалась от половины букетов. Избавив от шлейфа Эллен, сама переоделась из шифона в шёлк и укоротила подол сантиметров на десять (причём, спешу заметить, вскоре обнаружила, что и этот наряд более чем милостив к моим бёдрам).
А знаете, так, между прочим, гораздо лучше. Милый праздник в узком кругу — куда приятнее, чем безвкусная, выпендрёжная буффонада, вы не находите? И кстати, неплохо бы как-нибудь устроить, чтоб мэр Нью-Йорка провёл церемонию бракосочетания.
Тут я прямо-таки выдернула себя — не без труда — со свадьбы Эллен. Всё, хватит. Меня ждёт другое, более срочное дело.
* * *
Остаток утра я провела в своём кабинете, безуспешно пытаясь придумать план разоблачения Сондры Кинг. Но посещавшие идеи были одна хуже другой, и вскоре я начала нервничать. Пусть клиентка дала мне передышку, но рано или поздно придётся-таки представить достойное решение или же смириться с немыслимым — что убийца малышки Кэтрин избежит наказания.
Я решила дать краткий отдых своим истерзанным мозгам и позвонила Барри Лундквист на работу. Трубку взяла секретарша или ещё кто и не соединяла меня с Барри, пока я не представилась.
— Просто хотела узнать, как дела. — сказала я, когда мы обменялись дежурными приветствиями.
— Да ничего, — уныло отозвалась та. — До сих пор не верится, что Сондра это сделала. Я считала её… в общем, я очень её любила.
— Понимаю. И мне действительно жаль, — пробормотала я. — Удаётся держать её на расстоянии?
— Пока да. Она позвонила вчера днём. Предлагала вместе поужинать. но я сказала, что после работы еду в командировку в Лос-Анджелес и вернусь не раньше чем через неделю. Она допытывалась, в каком отеле я остановлюсь, но я сказала, что всем занималась секретарша и я точно не помню название. Обещала позвонить ей оттуда, как только смогу.
— Отлично. Вижу, вы фильтруете звонки.
— Да. И дома тоже. На всякий случай — вдруг она зачем-нибудь позвонит, например узнать, нет ли от меня вестей. Я всех проинструктировала, что говорить; остаётся надеяться, что Тодд не схватит трубку и не сболтнёт ей ради смеха, что я никуда не уезжала, а просто её избегаю. Вы же знаете, каким он бывает.
Моё «да» сопровождалось рефлекторным содроганием — как всякий раз при одном упоминании имени единственного дитяти Барри Лундквист.
— Но не волнуйтесь, — продолжала она. — Такое маловероятно. Почти всегда к телефону подходит Луиза. — Замявшись, она затем осторожно спросила: — А вы… уже придумали, как вынудите её сознаться?
— Пока нет.
— Но когда придумаете, скажете мне?
— Непременно.
При условии, что это когда-нибудь случится.
* * *
Пообедала я в конторе — без аппетита проглотила холодный жирный бургер и столь же холодную и жирную. а в добавок ещё и непрожаренную картошку фри, чем присовокупила резь в желудке к кошмарной головной боли, до которой успела довести себя ранее. А затем вернулась к своим размышлениям.
И в начале четвёртого — аллилуйя! — наконец кое-что придумала.
Ага, Сондра Кинг, подумала я, вот ты и попалась, подлая убийца! Минуты три я пребывала в эйфории. а потом вынуждена была признать, что вряд ли сумею такое провернуть. Не буду утомлять вас подробностями, скажу только, что план требовал помощи Тодда. Так что, сами понимаете, проект более чем сомнительный.
Примерно в четверть шестого я отправилась домой, по-прежнему терзаемая дикой головной болью и остаточными явлениями гнусного обеда, камнем осевшего в желудке.
Я переступила порог своей квартиры без нескольких минут шесть, так что на сборы и прихорашивание к грядущему свиданию времени оставалось в обрез. Последнее увлечение Пэтти — как бишь его? — заказал столик на полвосьмого в китайском ресторане примерно в шести кварталах от моего дома. (По слухам, кормили там вполне прилично, но всё равно до уровня «Ле Сирк» им было далеко.) Большинству женщин с лихвой хватило бы на приготовления полутора часов, но для меня это очень сжатые сроки.
Если вы знакомы с законом Мерфи, то можете представить, как развивались события в ходе моих сборов в тот вечер. Абсолютно всё пошло кувырком. Начать с того, что, когда я нежилась под душем, вода вдруг сделалась ледяной. Потом сломался грифель карандаша для глаз, а точилка невесть куда запропастилась. Поскольку я была уже слегка на взводе, ровно накрасить губы удалось только с третьей попытки. А уж о затяжке на совершенно новых колготках не стоит и упоминать. Равно как и о том, что, наконец одевшись, я вдруг обнаружила, что у платья отпоролась подпушка, и пришлось переодеваться с ног до головы — вплоть до нижнего белья.
Однако, несмотря на все это досадные неприятности, каким-то образом к половине восьмого мне удалось выйти из дома, что пахло всего лишь десятиминутным опозданием. Но судьба-злодейка меня надула.
С такси в тот вечер была напряжёнка. Мало того, что в охоте за ними я всякий раз проигрывала своим более шустрым или более нахрапистым соседям, так ещё заморосил мелкий дождик. И естественно, в целом городе мигом не осталось ни единого свободного таксомотора. Я уже подумывала, не сбегать ли наверх за зонтом, а потом направить свои стопы (в красивых, всего лишь раз надёванных тёмно-синих кожаных лодочках) пешком в ресторан — хотя от этой мысли, признаться, у меня кровь в жилах застывала, — но быстренько себя убедила, что на своих двоих выйдет слишком долго. Кроме того, в любую секунду из-за угла может вывернуть свободное такси с моим именем на ветровом стекле, верно?
Через несколько минут дождь полил всерьёз. Спрятаться под козырьком подъезда я не могла — если не хотела расстаться с надеждой поймать такси. А потому осталась стоять на обочине, и струи дождя безжалостно превращали чёрт-те во что причёску. Я и глазом не успела моргнуть, как мои прекрасные тёмно-синие туфельки основательно пропитались водой, а тушь для ресниц составила компанию каплям дождя, которые чинно стекали по напудренному подбородку. Любому терпению есть предел. Мерзкая погода плюс Сондра Кинг плюс головная боль, которая никак не отпускала, плюс боль в желудке, которая тоже не совсем прошла, — это кого угодно достанет. Плюнуть бы на всё, вернуться в уютную сухую квартирку, позвонить Пэтти в ресторан и сообщить, что неожиданно заболела и не смогу к ним присоединиться. Но тут вмешалась праведная сторона моей натуры, чёрт бы её побрал! Как можно, я же дала обещание подруге, и я ведь не при смерти…
Такси материализовалось буквально из воздуха, со скрежетом затормозило прямо передо мной, окатив грязной водой до самых бровей. Я была в ярости. А уж видок! но жаловаться не посмела. Когда из машины выбралась пассажирка, я просто заняла её место и вскоре уже неслась на бешенной скорости по улице — да уж, эти шесть кварталов я запомню надолго!
Излишне говорить, что когда я прохлюпала в ресторан, то имела не самый неотразимый вид. Вручив насквозь промокшее пальто гардеробщице — та брезгливо взяла его двумя пальцами, будто опасалась заразиться, — я прямиком двинулась в дамскую комнату.
Старательно не замечая рожу, пялившуюся на меня из зеркала (зрелище, доложу я вам, не для слабонервных), я схватилась за бумажные полотенца, затем произвела кое-какие экстренные работы по реставрации физиономии и попыталась пройтись расчёской по плоской липкой массе, в которую превратилась былая вполне пристойная причёска. Два зубца расчёски сломались немедленно, оставшиеся шесть сделали что могли. Не так уж много.
* * *
Когда я наконец набралась смелости показаться в зале, тотчас углядела Пэтти. Она самозабвенно проделывала весьма странные вещи с чужим ухом. Объектом её внимания был высокий худой мужчина с длинными седыми усами, подкрученными вверх, и длинными же, с проседью, волосами, собранными сзади в конский хвост. У меня создалось впечатление, что он чертовски смущён и в то же время в экстазе. Лицом к ним и спиной ко мне сидел мой кавалер — Мел или Мо, в общем что-то такое на букву «М».
