— Ты все равно бы меня не полюбил, — жалобно сказала она.
— Не знаю, — задумчиво покачал он головой. — Не знаю, Ниночка. Но я точно не должен был над тобой издеваться и прикалываться. Нинка, я мудак. Полный мудак.
Я видела, что он действительно глубоко раскаивается, и девушка тоже разглядела это в его лице. И она оттаяла, робко улыбнулась ему и прошептала:
— Неправда. Лучше тебя никого нет на свете.
Глаза ее ласкали любимое лицо, а Тау вздрогнул, как от удара.
Женька несмело улыбнулся:
— Так простишь?
— Ну а как иначе? — вздохнула она. — Любовь — она все прощает, солнышко ты мое.
— Спасибо, — порывисто сказал он.
— Женька, — начала она, и тут судорога выгнула ее тело, но она сквозь боль смогла прошептать: — Знаешь, Лёшка мне когда-то сказал слова вашего дзенского учителя, но тогда я их понять не смогла. А вот сейчас я их вспоминаю. «Этот день не повторится дважды. Мгновение дороже сокровищ. Этот день больше не придет. Каждая минута — бесценное сокровище».
— Это слова учителя Такуана, — тихо сказал Женька.
— Умный был мужик, — сквозь боль улыбнулась Нинка. — Я не поняла этих слов, так хоть ты их запомни, Женечка. Ты проживи эту жизнь и за меня и за себя, ладно? Хорошо ее проживи, весело и насыщенно. Помня, что каждая минута жизни — это бесценное сокровище.
— Но Женька умер! Как он сможет прожить за тебя жизнь? — вскричала я.
— Можно… исправить, — прохрипела она. — Можно. Коль…
Она замерла на полуслове, обмякла.
— Что? — лихорадочно спросила я. — Что, Нина?
— Все, — покачал головой Женька. — Она умерла. Совсем.
— Прими, Господи, душу ее грешную, — перекрестился Иоанн.
За стеной слышались причитания Святоши, тоскливые и безумные. И правда, сильно она внучку любила.
— Надо похоронить останки, — нарушил молчание Дэн.
Тау, не говоря ни слова, направился в угол, где были свалены лопаты, взял одну и вышел. Иоанн с Дэном последовали его примеру.
А мы остались с Женькой наедине.
— Тебя где носило? — печально спросила я. — У нас тут такие дела творились.
— Вижу, — устало смахнул он челку. — Меня ангел водил по прошлому, я же говорил. Тау что тут делает?
— Я позвала. Сказала, что тебе помощь нужна, он и пошел.
— Настоящий друг.
Я молча смотрела на его лицо. Да, Женя, он настоящий друг. Ни словом не высказал девушке, которую любил, о своих чувствах. Потому что ей нравился ты. Он был ей другом, бесполой подружкой, утешал ее после того, как ты над ней прикалывался.
А ты ничего и не знал, Женечка.
Молча я встала и вышла из избушки.
Занимался рассвет. Сизое октябрьское небо прорезали чахоточно-розовые пласты, накрапывал дождь. Невдалеке парни копали могилы.
— Что сейчас со мной будет? — тихо спросил Женька из-за спины.
«Этот же вопрос мне задавала и Нинка», — отрешенно спросила я.
— Будешь жить, — пожала я плечами. — За себя и за Нину, как она и просила.
— Уверена? — напряженно спросил он.
— Ну а как иначе? Смотри — видишь, некрополе исчезло? Потому что умерла Надя, его создательница. Нина умерла, и потому проклятье на тебе умерло вместе с ней. Ты будешь жить.
— Не верится, — прошептал он.
— Вечером приходи к нам в гости.
— Нет уж, давай лучше в горсаду встретимся, был же уговор.
— Давай, — равнодушно пожала я плечами.
Из-за угла избушки, покряхтывая, вышла Пелагея. Живая и вроде здоровая.
— Ты?!! — одновременно воскликнули мы и кинулись друг к другу.
— Уж ты когда пропала, а потом на нас напали покойницы, я с тобой и простилась — думаю, тебя первую утащили, не жилец ты! — тараторила старушка.
— А ты-то как в некрополе выжила? — изумленно спросила я в свою очередь, осматривая ее целые запястья, без единой ранки.
— Сама того не ведаю, — развела она руками. — Лукерье-то сразу дюже плохо стало, а на меня давит, сил нет, но ничего, выжила. Сейчас услышала голоса, да и пошла посмотреть — может, то не покойники, может, люди добрые да крещеные.
— Бабка где? — перебила я ее.
— Пойдем, отведу.
Мы побежали за угол, и обнаружили около безымянной могилки Лукерью. Щупленькая старушонка подозрительно смахивала на погибшую от суровых жизненных обстоятельств бомжиху.
Пульс ее бился, но еле-еле.
— Я уж над ней молитвы-то читала, думала, дотянем до рассвета, а там разберемся.
— Дотянули, но она сейчас умрет, — посмотрела я на старую ведьму. — Что делать будем?
— Давай заговор почитаю, — неуверенно бормотнула Пелагея.
Обе мы понимали, что это бабку не спасет, сил у нас не хватит на хороший обряд, вымотаны мы. Мелькнула мысль — а ну его все к черту. Это была слишком трудная ночь, и я смертельно устала. Свои все спасены — а бабка все равно вредная.
«Колосок», — строго сказал мне внутренний голос.
«Колосок?». Я подумала с полминуты и спросила у Пелагеи:
— Слушай, ты свои колоски куда дела? Которые мы с тобой вечером на поле подобрали?
— В тряпочку завязала да в лифчик сунула, — охотно призналась она. — Так-то оно сохраннее будет.
— Они тебя и спасли от некрополя, — со вздохом сказала я и достала третий, последний колосок. Выглядел он неважно. Подгнивший, измятый. И не подумаешь о том, что в нем такая сила заключена. Не колеблясь, я прилепила его ладонью Лукерье на лоб.
— И правда, как это я сама не сообразила, — пробормотала Пелагея.
— Следи за ней, — наказала я ей и пошла к парням.
Те уже уложили тела в могилы, засыпали и Иоанн читал над холмиками молитвы. Дэн своим швейцарским ножом вырезал буквы на связанных крестом досках из забора.
— Все кончилось, — ободряюще улыбнулся он мне. — Сейчас поедем домой.
«Не верится», — подумала я.
Мне снилось, будто я стою на шатком деревенском мосту. Доски прогнили, сквозь множество дыр виднелась черная маслянистая вода омута.
Медленно всплыл утопленник, и, протягивая мне желтую кувшинку, прошептал сгнившими губами: «Поцелуй меня, Магдалина…».
В ужасе отшатнувшись, я наткнулась на Святошу.
«Я говорила, что я тебе отомщу?», — гадко захихикала она. Я вскидывала руки, пыталась колдовать, но губы мои не могли пошевелиться.
«Вот твой жених, вот твой муж! Живи навек с уродом!» — злобно крикнула она и столкнула меня с моста.
Камнем я полетела вниз, и мертвые руки подхватили меня. Застенчиво улыбаясь, утопленник воткнул кувшинку мне за вырез блузки.
«Будьте счастливы!», — хохотала сверху Святоша.
Я вздрогнула от ужаса и проснулась.
Тихо тикали часы, еле слышно шумел кондиционер. Дэн спал рядом, по-хозяйски обняв меня во сне рукой.
Вспомнилось, как утром, когда мы ехали с кладбища, он мне сказал непререкаемым тоном:
«На этой неделе подаем заявление в ЗАГС».
«Яволь, май фюрер», — устало улыбнулась я ему.
Неужели из-за этих брачных планов мне и приснился такой сон?
«Нет. Из-за Лоры», — подсказал внутренний голос.
Точно. Всю дорогу до дома меня мучило то, что она как-то очень тихо слиняла с погоста, не дожидаясь прощальных слов. На обратном пути мы заехали к ней домой — ее явно там не было. Голодная собака хмуро сидела на цепи, и Дэну пришлось пожертвовать ей пачку чипсов, завалявшихся в его бардачке. Недоенная корова тревожно мычала в хлеву, но тут я уже ничем не могла помочь. Только забежала к соседке и попросила приглядеть за скотиной, пока Лора не явится.
А когда я уже засыпала дома, в теплой постельке, я осознала, какая я идиотка. Если бы я была поумнее — я бы давно уже поняла, что Лора тут замешана по самые уши.
Первый звоночек был, когда Вера сказала мне, что Святоша видела, как я пьянствую и курю сигареты. Я тогда возмутилась ее вранью, ибо подобное для меня — совершенный нонсенс! И не связало то, что не так давно я действительно сидела на лавочке Женькиного подъезда и кутила, пытаясь заглушить в себе чувство вины и тревоги. Это был единственный раз, когда Святоша могла меня действительно видеть, и если бы я задалась вопросом, что она там делала среди ночи — не исключено, я бы нашла связь между ней и Нинкой.
Второй же случай и вовсе не делает мне чести. Что мне сказала Святоша, когда принесла крестик? Наплела, что идет из Знаменского собора. А за полчаса до того я разговаривала с Верой, и она сказала, что Святоша только от нее ушла. Да никогда она не успела бы за это время посетить и собор, и ко мне успеть. Она мне наврала, святая Святоша, самая сильная ведьма города — мне наврала! Видимо, начав грешить, не смогла остановиться, ну а если б и были у нее причины так меня путать, то все равно звонок был оч-чень подозрительным. И как я могла за полчаса забыть то, что мне Вера говорила — не понимаю.
Очень осторожно, стараясь не разбудить Дэна, я перелезла через него, сунула ноги в тапочки и вышла на лоджию.
