—Дай пять! — Монк поднял руку. Кеалоха ударил по ней. Монк хлопнул в ответ. —Ты это заслужил, чувак!
—Может, если я раскрою убийство Мартина Камакеле, меня назначат шерифом.
—Мне бы хотелось помочь тебе, бро, но Монк не знает, кто его убил. Хочешь чего-нибудь со шведского стола?
—Ничего, спасибо.
—Я возьму еще жрачки и ты сможешь поесть с моей тарелки. Никто никогда не узнает об этом.
—На самом деле, я не голоден, — отказался Кеалоха.
—Ты передумаешь, когда увидишь хавчик, —Монк потрусил к шведскому столу за беконом.
Кеалоха посмотрел на меня. —Он под наркотиками?
Я кивнула.
—Приятного полета, — пожелал Кеалоха и испарился.
Не хочу пытать вас деталями нашего рейса домой. Может, это и не станет для вас пыткой, но для меня воспоминания гнетущи. Ужас начался при проходе через службу безопасности, где Монк вытащил бекон и печенье, набитые им в карманы за завтраком. Далее все пошло только хуже. Просто скажу, что на рейсах компании Гавайан Эирлайнс Монку более не рады.
После пяти часов в самолете с Монком я испытала безмерное счастье, оказавшись дома. Джули понравилась майка Красная Грязь, хотя мама сочла ее такой же отвратительной, как и Монк.
Моя мать уже слышала, что случилось на свадьбе Кэндис. Видимо, новость облетела высший свет Монтерея и Сан-Франциско со скоростью света. Я чувствовала себя отвратительно из-за Кэндис.
—Зачем ты притащила Монка на свадьбу? — ругалась мама.
—Было бы лучше, выйди Кэндис за двоеженца?
—Уверена, без твоего шефа ситуация разрешилась бы достойнее и приличнее, чем скандал на свадьбе.
—Ты имеешь в виду, все закончилось бы катастрофой для Кэндис, если не хуже, но, по крайней мере, нужно было скрыть позор и соблюсти приличия?
—Ее родители, возможно, никогда не вернутся из сафари.
Вечером Джули устроила модный показ вороха одежды, накупленного бабушкой в мое отсутствие. К ночи я чувствовала себя такой измученной, что еле держала глаза открытыми. Я поцеловала Джули и маму, пожелала им спокойной ночи и провалилась в сон.
В девять утра меня разбудил пронзительный звонок телефона. Я опрокинула трубку с базы и чуть не свалилась с кровати, пытаясь поднять ее с пола.
—Что? — огрызнулась я в трубку.
—Ты где? — раздался голос Монка.
—Очевидно, дома. Вы звоните мне сюда. Вы же детектив, — я угрюма, когда уставшая, да еще в полусне.
—Почему ты не у меня?
—Это мой первый день дома, — простонала я. — Я надеялась, вы дадите мне выходной.
—Ты вернулась из недельного отпуска на Гавайях. Сколько еще тебе нужно отдыхать?
—Я не оправилась от полета, — оправдывалась я.
—Ты все время сидела. Не вижу в этом ничего утомительного.
Я сдержалась. У меня тяжелая работа, но расставаться с ней я не готова.
—Я зайду к полудню, —пообещала я.
—Слишком поздно. Ты нужна мне сейчас. Есть работа.
—У Вас уже появилось новое дело?
—Конечно, — ответил Монк. — Я должен доказать, что Дилан Свифт — мошенник.
—А это не подождет до завтра?
—Он сегодня снимает шоу в отеле Белмонт в одиннадцать, я хочу присутствовать, — настаивал он. — А затем разобраться с убийством Мартина Камакеле.
—Что Вы можете поделать с преступлением отсюда?
—Я могу раскрыть его, — заявил Монк. — Сегодня, в случае, если ты вытащишь себя из постели.
Низко лежащий туман над Сан-Франциско проглотил здания района Финансистов, скрывая верхние этажи из поля зрения и заслоняя солнце, оставляя улицы ветреными, холодными и серыми.
Но жители Сан-Франциско, как и я, привыкли к таким утрам и не теряли надежду, что в течение дня либо ветер с Тихого океана сдует туман прочь, либо солнце сожжет. А если ничего не произошло, так тому и быть. Туман придает городу — и всем нам, живущим в нем — характер. А характер гораздо важнее солнечного света для жителей Сан-Франциско.
У отеля Белмонт сильный характер. Это один из старейших отелей в городе и викторианский шедевр прямо в центре Юнион-Сквер. Он визитная карточка Сан-Франциско, как и Золотые Ворота, Рыбацкая пристань, канатные дороги и туманные утра.
В нашу последнюю годовщину свадьбы до отправки Митча за границу, мы оставили Джули с моими родителями в Монтерее и провели замечательную ночь в номере на девятнадцатом этаже в Белмонте. Мы остановились в старой башне, что восходит к 1920 году, а не новой, построенной в 1970-х, которая не такая уж новая, если не сравнивать ее со старой.
Мы с Митчем не покидали постель, за исключением минут восторга от вида из окна на полоску моста между Сан-Франциско и Оклендом, открывающуюся через скопление небоскребов района Финансистов. Мы даже не спали. Мы прижимались друг к другу и слушали музыку улицы: лязг колокольчиков канатной дороги, похожие на рэп разглагольствования уличного проповедника, вой далеких полицейских сирен, игру на губной гармошке, гудки автомобилей, пытающихся проехать по Пауэлл-стрит, барабаны и звон кришнаитов, марширующих к Гири-стрит.
Я лелеяла эту память. И по этой причине мне очень не хотелось ехать в Белмонт с Монком, чтобы увидеть Свифта.
Наверное, мои опасения для вас бессмысленны. Но Белмонт — место, имеющее для меня огромное значение, ведь я провела там счастливые часы с Митчем. Меня не покидала мысль: если Свифт и я столкнемся в отеле, и он реально разговаривает с мертвецами, уверена, что снова услышу Митча. Как Гранд Кахуна Пойпу в силу расположения — отправная точка для душ, приоткрывающая Свифту дверь в небытие, так и Белмонт затрещит от психической энергии, к которой мы с Митчем причастны.
Я, наконец, несколько примирилась со своим горем на Гавайях. Но это хрупкий мир. Очередное послание от Митча, реальное или нет, разрушит его. Поэтому я очень нервничала, зайдя в банкетный зал, где Свифт снимал свое шоу.
Монк возбудился как ребенок на пути в Диснейленд, хотя вы уже неплохо его изучили, чтобы понять причину. Для стороннего наблюдателя Монк выглядел крайне напряженным. Но я видела силу в его глазах, легкий завиток улыбки по краям губ и как он поводил плечами.
Огромная толпа людей ожидала запуска внутрь, создавая затор в коридоре, тщательно огороженном бархатными канатами, извивающими очередь несколько раз. Очередь растягивалась по коридору и скрывалась из виду за углом.
—Нам никогда не войти, — простонала я.
—Стой здесь, — приказал Монк.
Он подошел к началу очереди и бросил несколько слов мускулистому охраннику. Тот что-то пробормотал в свою рацию, выслушал ответ и жестом пригласил Монка в зал. Монк махнул мне.
—Что Вы сказали? — полюбопытствовала я, пройдя вперед очереди в заполненный людьми зал.
—Что я Эдриан Монк и мистер Свифт очень огорчится, узнав, что нас не впустили. Охранник проверил. Я оказался прав.
Несколько открытых трибун, по три ряда в каждой, расположились полукругом, обращенным к сцене. Бальный зал освещался суровым блеском огромных осветительных приборов, установленных на строительных лесах, простирающихся над сценой и трибунами. Камеры, поворачивающиеся на концах телескопических кранов, располагались в каждом углу зала. Несколько мониторов с плоским экраном висели на лесах, чтобы люди могли увидеть себя по телевизору.
—Мистер Монк, единственная причина, по которой Свифт впустил Вас, — намерение воспользоваться Вами.
—Знаю, — ответил Монк, сканируя территорию на наличие двух соседних свободных мест.
—Он в своей стихии и полностью контролирует все, что здесь происходит. Он раскроет Ваши самые сокровенные тайны и страхи по национальному телевидению.
—На это я и рассчитываю, — усмехнулся он.
—Или откроет мои, — обнажила я свой истинный страх.
—Я не позволю ему, Натали.
—Вы ничего не сумеете проконтролировать здесь, мистер Монк. Это его шоу.
Он загадочно улыбнулся. —Не сегодня.
