– Джулия, нам пора, солнце ждать не будет. Сама же торопилась, говорила, что в следующий раз звезды нужным образом сойдутся только через полгода.
– А который сейчас час? – тяжело дыша, уточнила девица.
– Три минуты одиннадцатого.
– Ох ты, до полудня совсем мало осталось! Ну ничего, сучки, – с ненавистью посмотрела она на пленниц, – скоро вам станет не до выпендрежа. Червями ползать передо мной станете, умоляя о пощаде, спесивые б…!
– Интересно, – простонала Лана, повернув голову к подруге, – курс русского матерного входит в программу обучения библиотечного института или эта твоя Динь-Динь талантливая самоучка?
– Заткнись, тварь! – Ну вот, отвлеклась и тут же была наказана за это – губа ойкнула и залилась кровавыми слезами.
Не то чтобы так уж больно, скорее – противно. Вкус свежей крови никогда не лидировал в хит-параде Ланиных жизненных приоритетов. Зато заплевать адидасовские кроссовки можно весьма креативненько.
– Яромир, не стой столбом! – завизжала белесая «крыса», отпрыгнув от вообразившей себя верблюдицей-затейницей Ланы. – Грузи этих сучек в машину! Быстрее, нам еще на остров переправляться!
– А нечего было тут ногами махать, – огрызнулся мужчина, приблизившись. – Давно бы уже к озеру ехали.
– Что-о-о?! – Бледно-голубые глаза злобно прищурились, тощая лапка протянулась к солнечному сплетению обнаглевшего раба, растопырившись, словно у атакующей совы, бледные губы зашевелились, выплевывая слова на совершенно чужом, не принадлежащем этому миру, языке.
Лана никогда не слышала, чтобы ее брат так кричал: хрипло, страшно, надорванно. Он застыл, словно изваяние, тщетно пытаясь заслониться руками от чего-то невидимого, но не мог даже пошевелиться.
Но то, что не могла увидеть подруга, видела Лена. Извивающееся щупальце мрака, протянувшееся от ладони ведьмы к солнечному сплетению Яромира. Оно словно ввинчивалось внутрь тела, причиняя, судя по крику, адскую боль.
– Прекрати! – не выдержала Лана. Удержавшаяся даже во время избиения маска брезгливого спокойствия не выдержала брызнувших из глаз слез и соскользнула на запачканный кровью пол. – Что ты делаешь, тварь?! Ты же убьешь его!
Еще секунда – и девушка, забыв об осторожности, разорвала бы веревки и самым бездарным образом отправила надежду на спасение курить бамбук. Но довольно болезненный (что было совсем несложно, учитывая недавнюю разминку милашки Динь) пинок со стороны Осеневой вернул Лану к адеквату.
Тем более что «крыса» прекратила завывания и опустила руку. А в следующее мгновение Яромир упал на колени и, уперевшись руками в пол, явил миру то, чем он сегодня завтракал.
– Простите меня, госпожа, – просипел он, отдышавшись.
– И учти, это было наказание всего лишь за непочтительное отношение, – холодно усмехнулась Квятковская. – Кара за малейшую попытку ослушаться там, на острове, во время проведения ритуала, будет гораздо страшнее.
– Да, госпожа.
– А теперь приступай.
Никогда еще Лана не ощущала себя мешком с картошкой, который небрежно взваливают на плечо, несут к открытому багажнику задрипанного «уазика» и бесцеремонно швыряют на грязный металлический пол. Но мешок не мог прошипеть «Ауч!», а она могла. И прошипела, ведь изображать стойкого партизана в данном конкретном случае было не перед кем. Разве что перед обтянутыми потертым кожзамом сиденьями, но тем было все равно.
Через две минуты рядом охнула Лена, затем на переднее сиденье вскарабкалась Квятковская, Яромир сел за руль, «уазик» взвыл и, трясясь, словно в падучей, двинулся с места.
За время путешествия на плече брата Лана не успела толком разобрать, где они, собственно, находились. Но точно не в городе и даже не в деревне, вокруг старого, явно заброшенного дома, возле которого стоял сарай, не было видно других строений. Наверное, что-то вроде кордона лесника или забытый хутор.
Дороги, судя по незабываемым ощущениям, в этом околотке не было вообще, иначе пленницы не мотались бы по багажнику, словно горошины в погремушке. Поэтому точно определить, сколько времени они ехали, Лана не смогла. По субъективным ощущениям – не меньше часа, а объективно, скорее всего, гораздо меньше.
Но вот наконец гордость еще советского, судя по состоянию, автопрома остановилась, и пленниц выволокли на свежий воздух. Действительно свежий, потому что машина замерла почти у самого берега то ли огромного озера, то ли моря. Во всяком случае, рассмотреть противоположный берег не удавалось. А вот небольшие острова – сколько угодно, потому что их макушки торчали на не таком уж большом расстоянии.
У самого берега мерно покачивался на волнах небольшой катер, привязанный к вбитому в песок колышку. Яромир вытащил обеих пленниц из багажника, сложил их компактной кучкой рядом с колышком и замер, ожидая, видимо, новых приказаний.
И в этот момент откуда-то издалека послышался странный стрекочущий звук, сначала тихий, он нарастал, превращаясь в рокот, потом – в грохот.
– Яромир, накрой их какой-нибудь тряпкой, быстро! – заорала Дина. – А вы, суки, только рыпнетесь – мало не покажется. Блин, что это я! Надо было еще в сарае сделать вас послушными, но вы меня отвлекли. Ничего, сейчас наведем порядок.
Бледно-голубые глаза внезапно стали черными, расширившиеся зрачки заполнили всю радужку, «крыса» наклонила голову и исподлбья уставилась на пленниц, словно гипнотизируя.
И вовсе не «словно», Лана почти физически ощутила навалившуюся на плечи тяжесть, сковывающую движения, голосовые связки скрутило спазмом. Тело стало чужим, непослушным. А потом на голову упало что-то похожее на брезент.
Ну вот, и зачем было пить чай той знахарки, если он вовсе не помог.
Нет, все-таки помог. Буквально в следующую секунду оцепенение исчезло, голос вернулся, и Лана дернулась, пытаясь сбросить с себя брезент. И в этот момент раздался тихий шепот подруги:
– Не надо. Пусть Динка думает, что мы полностью в ее власти.
– Но… Там же вертолет, слышишь? А вдруг это Кирилл?
– Если это он, то Яромира в любом случае узнает, а если нет?
– Да какая разница? Главное – привлечь внимание. И вообще, тебе не кажется, что нам не стоит дожидаться, пока нас погрузят в лодку, надо попытаться сбежать, пока мы на берегу!
– Лана, я не знаю, как тебе это объяснить, я чувствую, а ты просто поверь – мы должны попасть в конечную точку маршрута. Только там можно справиться с этой дрянью, здесь она слишком сильна. Все, притворись манекеном.
Ну ладно, притворюсь. Хотя очень трудно было удержаться, когда гул вертолетного двигателя раздался практически над головой. Ну а что – рвануть веревки, вскочить и замахать руками, привлекая внимание пилота вертушки, кем бы он ни был.
А он не заметит. Потому что ведьма «отведет» ему глаза, как бы дико это ни звучало в XXI веке.
Если же это Кирилл… Он «услышит» меня и так. Кирюшка, миленький, я здесь, я внизу, помоги!
Но свист лопастей стал удаляться, гул становился все тише, пока не превратился в еле слышный стрекот.
Воняющий рыбой брезент исчез, и Лана невольно зажмурилась от яркого солнца. А когда открыла глаза, прямо перед собой увидела издевательски ухмыляющуюся физиономию милашки Динь:
– Ну что, коза, надеялась небось, что в вертолете твой разлюбезный Кирилл? Обломись, дорогуша, этот дебил в лучшем случае рыщет сейчас в окрестностях Сейдозера. Именно этот маршрут и остался в памяти вертолетчика, доставившего нас сюда. Тоже на Кольский полуостров, но не на Сейдозеро, а на побережье Белого моря, к архипелагу Кузова. По расходу топлива и направлению почти одно и то же, но именно почти. Так что пусть Кирюша бродит возле озера, а мы сейчас поплывем на один из островов архипелага, Олешин, где находятся Врата в Гиперборею, в мир моих предков. И я открою эти Врата. Твоей кровью.
Вкратце обрисовав ближайшую перспективу, Квятковская внимательно всмотрелась в глаза пленниц, рассчитывая, видимо, насладиться паникой, ужасом или хотя бы страхом, что ли. Вот же заразы, а! Зеленый цвет глаз – один из самых редких, а мерзкие подружки обе получили от природы этот дар, только оттенок разнился: у осточертевшей еще два года назад Осеневой глаза были прозрачно-зелеными, словно просвечивающийся на солнце лист, а у мерзавки Красич – цвета спелых оливок.
В общем, зелени было много. А вот паники, ужаса или хотя бы страха – ноль целых ноль десятых. Правда, в оливковых глазах, переполненных ненавистью, можно было заметить следы отчаяния, что хоть немного утешало, а вот в прозрачно-зеленых… Брезгливое презрение и уверенность? У связанной и обездвиженной куклы, находящейся в полной власти госпожи?!
И вообще, Осенева за эти два года, прошедшие с момента незавершенного ритуала, стала какой-то другой. Но что именно изменилось в этой гадкой красотке, Дина понять не могла. Да и времени на вдумчивое осмысление происходящего не было, до полудня осталось меньше часа.
