Евдокия подперла руками бока:
— А по чему же еще?
— Из жадности и из амбиций. Не стану рассказывать, сколько денег он из меня потянул, но о том, какой он гордец я скажу. Ваш Лагутин мечтал с моим горем, с моей болезнью сделать переворот в науке. Он пичкал меня таблетками, уколы колол, гипнотизировал, а мне становилось все хуже и хуже. Когда я узнал, чем заболел, первым делом в петлю пытался залезть, так нет же, Лагутин вытащил меня из петли и так загипнотизировал, что о смерти я даже думать боюсь. Вот и судите кто убийца: он или я?
Евдокия правильно рассудила — она схватилась за голову и, ужасаясь, воскликнула:
— Мама моя дорогая! Что я услышала! И это мой муж! Да-аа, бабуля была права!
Кириллов с интересом взгляннул на нее и спросил:
— А что утверждала ваша бабуля и по какому поводу?
Евдокия смутилась и буркнула:
— Не скажу. Да и не время теперь. Вы столько всего рассказали. Меня разрывает на части шквал разных мыслей, я совершенно запуталась… Нет, вы же не все еще мне рассказали, — спохватилась она. — Господи, просто голова идет кругом! Говорите сейчас же, что у вас было с Евой?
Он горестно усмехнулся:
— Теперь вас это интересует?
— Только в связи с вашим чудовищным утверждением, — нахмурилась Евдокия. — Или прикажете безропотно слушать поклеп на подругу? Признавайтесь сейчас же, с чего вы взяли, что Заю, Мишу и Трифонова убила Ева?
— С чего я взял? Да я за нею следил. В ту роковую ночь она ездила к Зае. Там они долго о чем-то болтали, спорили. Пока я их ждал, до нитки промок.
— Там — это где?
— Да в карьере, что рядом с мотелем. Я выполз оттуда весь в глине, как собака продрог, но парочку дождаться так и не смог.
«Откуда он знает про мотель и про глину? — подумала Евдокия и тут же нашла ответ: — Ева-болтушка ему рассказала, а теперь он ее же и топит».
— И чем закончилась ваша слежка? — надменно спросила она.
Кириллов пожал плечами:
— В конце концов я простудился, начал кашлять, чихать… Короче, мне надоело, я плюнул и поехал домой, а ранним утром Ева мне сообщила, что Иринин Зая убит.
Евдокия заметила:
— Как она могла вам сообщить то, чего утром даже Ирина не знала.
— У меня есть доказательства, — рассердился Кириллов. — Я трубку не поднял. Еве ответил автоответчик, а я не стер ее слов. Между прочим, Еву за язык никто не тянул, точное время она сама назвала. Она сказала: «Сергей, извини, что беспокою тебя в пять утра, но случилась беда: погиб Иркин Зая. В связи с этим мне срочно деньги нужны. Ты не мог бы к полудню подкинуть мне тысячу долларов. Я буду дома».
Заметив сомнение в глазах Евдокии, Кириллов добавил:
— Вы сами убедитесь, что я не лгу, как только вернемся из Нузы.
— Каким образом?
— Я дам вам послушать кассету с голосом Евы.
— Ага, дадите, если раньше меня не пришьете, — фыркнула Евдокия.
Кириллов на этот раз разъярился:
— Опять вы не верите?! Сколько раз говорить, я не лгу! Я лгать не умею! Да я сейчас докажу! — вдруг крикнул он, хватая телефонную трубку.
— Кому вы собрались звонить? — подскочила к нему Евдокия.
— Другу.
— Зачем?
— Он мой сосед и у него есть ключи от моей квартиры. Он кассету найдет и через десять минут ее вам прокрутит. Голос Князевой, надеюсь, еще не забыли?
Евдокия наконец поняла, что Кириллов ее не обманывает: Ева действительно в тот роковой день звонила ему в пять утра и просила денег.
«Грохнула Заю и, вернувшись домой, позвонила Сергею, — растерянно подумала она. — А перед этим вошла в квартиру Ирины и испачкала туфли глиной. И письмо Ева подбросила, уже после гибели Заи. На Ирину хотела стрелки перевести. В это трудно поверить, но, похоже, все было именно так».
Евдокия устало провела рукой по глазам и попросила:
— Не надо другу звонить. Я вам верю.
— Ну спасибо, — без всякой иронии ответил Кириллов. — Я не ангел, но и чужих грехов мне не надо.
— Допустим, Ева маньячка и убивает мужчин, но зачем ей так срочно понадобились деньги?
— Сам гадаю. Она не в первый раз так много брала взаймы. У нас интрижка была. Похоже, она влюбилась в меня, а я отношения с ней порвал. Теперь, пользуясь моим чувством вины, она постоянно, под любым благовидным предлогом у меня занимает. И ни разу не отдавала. Уверен, на похороны не перепало и сотой части того, что я дал.
— Конечно нет, — заверила Евдокия, — уж я-то знаю. Все оплатил Михаил Казьмин. Похороны — очередной предлог. Но зачем Евке столько денег? Куда она их девает?
— Остается предположить лишь одно: она тратит их на лечение. У нее рецедив. Убила мужа Ирины и, испугавшись, помчалась лечиться. Думаю, ей не легче, чем мне.
У Евдокии мелькнула догадка.
— Помчалась лечиться куда? — испуганно взглянув на Кириллова, спросила она.
Сергей виновато развел руками:
— К вашему мужу, к Лагутину. Я уже говорил: за лечение он немало берет.
— Ева лечилась у Лени? Вы в этом уверены?
— Абсолюно уверен.
— Давно?
— Лет пять, не меньше. Слышал, раньше она ходила в группу к Лагутину…
Евдокия его перебила:
— Правильно, я тоже в той группе была, но Лагутин считал Еву здорой. Он утверждал, что в той группе серьезно больна только я.
— И в чем заключалась ваша болезнь? — поинтересовался Кириллов.
Евдокия смущенно призналась:
— Я не такая как все.
— А в чем это заключается?
Краснея, она пожала плечами; Бродяга, сидящий у ног Евдокии, вдруг встал и слегка зарычал.
«Хозяйка, ты на меня рассчитывай! Я наглецов не терплю!» — прочитал Кириллов в собачьих глазах и поспешно сказал:
— Если не хотите, Дуняша, не говорите. И простите меня за бестактность. Я не должен был этот вопрос задавать.
— Ну почему, — возразила она, — вы от меня ничего не скрыли, и я с вами поделюсь. Вся беда от моей родовой болезни. Меня и Боба отец наградил нехорошими генами. Он сам был здоров и потому не хотел понимать как нам плохо, когда он чрезмерно строг. Из-за его постоянных придирок болезнь наша вышла наружу, а ведь могла и не выйти, будь он поласковей.
— Но в чем? В чем заключается ваша болезнь?
Евдокия вздохнула:
— В том-то и дело, что заключается наша болезнь во всем. Просто в жизни. Мы не умеем терпеть поражений. Всякая мелочь для нас трагедия, которая обостряет болезнь. Вот пример. В детстве я разобрала машинку Боба, а собрать не смогла. Папа меня поругал, и я так расстроилась, что всю ночь не спала. Потом у меня пропал аппетит и приключилась икота. Все закончилось тем, что я ушла.
— Как — ушла? — опешил Кириллов.
— Очень просто, ушла из этого мира. Окружила себя стеной безразличия: молчала, переживая поражение и не замечая вокруг ничего. Мир исчез; я одна для себя осталась. Хуже всего было то, что с возрастом я все больше и больше стала бояться своих поражений и вот тогда-то они на меня и напали. В самый ответственный момент я начинала так бестолково себя вести, что окружающие просто смеялись. Приступы мои участились и в конце концов я поняла, что обречена на одиночество. Ведь сидя дома с книжкой в руках трудно вызвать насмешки сверстников.
Вдруг просветлев, Евдокия глянула на Кириллова и призналась:
— Вот и все, я вам рассказала. И вроде мне легче стало. Теперь если что, вы в курсе. Ой, — вдруг радостно удивилась она, — я только сейчас заметила, что приступа не было! Ни разу! Это же чудо!
— Чудо? — удивился Кириллов. — Откуда возьмется приступ? Кажется, я вас не обижал.
— Не обижали, но вы для меня чужой. В таких случаях я обычно теряюсь, делаю все не так, потом страдаю, ругаю себя, а потом происходит приступ: икаю, есть не хочу…
Он напомнил:
— Я наблюдал у вас отменнейший аппетит.
— Точно! И я ни разу не икнула! И вообще мне с вами так же просто и хорошо, как с грязным бездомным псом!
— С псом? — поразился Кириллов, соображая как поступить: разобидеться или пропустить мимо ушей.
Но Евдокия мгновенно ему пояснила:
— С тех пор, как вышла наружу болезнь, я только с бездомными псами человеком себя ощущаю.
— Почему?
— Не знаю. Возможно, раз они грязные и очень облезлые, то не будут замечать и моих недостатков.
Кириллов задумчиво возразил:
— Вовсе нет. С бездомными псами вам хорошо потому, что вы можете смело им отдавать свою доброту. Вы считаете: «Им так плохо, что хуже не станет. Я, глупая недотепа, не смогу им уже навредить своей сердобольностью».
Евдокия с интересом на него посмотрела и зачарованно прошептала:
— Возможно вы правы. Породистых псов я не люблю.
— Дуняша, — воскликнул Кириллов. — Вы прелесть! Из-за своей болезни я чувствовал себя брошеным и одиноким, но теперь я спокоен. Теперь, когда и я тот грязный облезлый пес, который нуждается в помощи, я всецело могу на вас положиться. Меня вы не бросите и не предадите.