— Не очень-то и хотелось, — заметила Эльжбета.
— Так что сказал Мульдгорд? — поторопила хозяйку дома Мажена.
Алиция принялась шарить взглядом по комнате в поисках своих сигарет.
— Инспектор говорит, что они тоже не могут вычислить преступника. Мотивы все какие-то зыбкие, на них трудно строить основательные версии. В принципе, и женщина в качестве убийцы не исключается, но тогда она здоровая должна быть, как Нина Думбадзе, не иначе, то есть, скорее всего спортсменка или что-нибудь в этом роде. Умалишенная, вне всяких сомнений, отпадает.
Не обнаружив сигарет в районе телефона, Алиция перебазировалась назад к столу.
— Так я же говорил, что гольф! — напомнил с обидой Мариан, чем сразу обратил на себя внимание.
И напрасно, так как Мажена тут же вырвала у него пакетик со сливками, еще не до конца опустошенный.
Алиция отыскала сигареты и уселась на диван, потеснив Магду.
— Что касается запаха, то его можно сохранить, но только на каком-нибудь предмете. Предмет должен вонять, а если хорошо его упаковать, то запах сохранится. На воздухе ничего не выйдет, разве что ненадолго, но ведь после всего прошел дождь…
— Чуть моросило!
— А в Копенгагене прошел!
— А здесь едва моросил, недолго и не везде. Если хорошенько постараться, глядишь, и удастся что-нибудь найти или вынюхать!
— И ты серьезно собираешься стараться?
Мажена резко затормозила. Честно говоря, виновник преступления, грохнув панголина камнем по голове, на самом деле оказал гражданскому обществу весомую услугу. Ну, если не всему обществу, то солидной его части. И какого, спрашивается, рожна нам после этого землю носом рыть?
Из комнаты с телевизором донесся скрежет открываемой двери, напомнивший нам о фальшивой вдове.
— Тебе не пора? — Мажена переключилась на Мариана, который продолжал сидеть за столом, глубоко опечаленный отсутствием доступа к сливкам.
— А фрокост? — предпринял тот отчаянную попытку остаться.
— Фрокоста нет и не будет.
— А ты там… что-то… делала?
Надо признать, нюх у этого парня на жратву был отменный.
— Ужин. Будет очень поздно.
— Мы полицейских пригласили, — добавила я доверительно. — Лучше их задобрить. Хотя нам-то что, у нас есть алиби, а у тебя нет.
Интерес к ужину Мариан сразу же потерял и предпочел убраться. Наверное, рассчитывая на второй завтрак у сестры.
Пока мы совместными усилиями изгоняли прилипчивого оглоеда, Юлия решила удалиться, о чем поставила в известность только хозяйку.
— Сказала, что ей хотелось бы побыть одной. Решила поехать куда глаза глядят, чтобы развеяться, — передала нам ее слова Алиция, возможно, не слишком верно. — Я согласилась. Надеюсь, вы не против?
Возражений она не дождалась.
* * *
Юлия вдруг стала горячей поклонницей индивидуального туризма, поскольку на следующий день после раннего завтрака она опять отправилась в неизвестном направлении. Разговорчивее от этих путешествий она не стала, ибо на учтивый вопрос Стефана, удалось ли ей увидеть что-нибудь интересное, она с не меньшей вежливостью отвечала, что эта часть Дании ей очень нравится. Только и всего.
Хорошие манеры давно стали второй натурой Алиции, но это не помешало ей поинтересоваться перед очередной экскурсией гостьи, когда та планирует вернуться? Хотя бы приблизительно, так, на всякий случай.
И тут Юлия нас порядком огорошила своим ответом:
— Думаю, что на кавеоти, как Мариан, — ответила она. — Наверное, я заразилась от него кавеотизмом.
Я не ожидала от нее такого ответа и была страшно заинтригована. Когда гостья ушла, мне захотелось поделиться своими впечатлениями с Алицией.
— Слушайте, вам не кажется, что Юлия начинает постепенно приходить в себя? — спросила я, сидя за столом перед чашкой чая. — Она силой подавляет в себе чувство облегчения после утраты Ромео, но что-то в ней сломалось.
— Яйцо хотите? — блеснула оригинальностью Алиция.
Потенциальных потребителей было раз, два и обчелся, то есть я и Стефан. Эльжбета плескалась в ванной, это точно была Эльжбета, так как Олаф любит поваляться подольше, а Мажена с Магдой еще до Биркерёда не добрались.
— А можно два, и в виде яичницы? — подлизался к хозяйке Стефан.
— Можно и четыре, ровно столько осталось. Что-то мне подсказывает, что обязательные продукты из ателье уже кончились?
— Еще имелся говяжий гуляш, которым ты пренебрегла.
— Ты хочешь гуляш? — удивилась Алиция.
— Не хочу, — твердо отказалась я.
— Мне все равно. — Стефан был не столь тверд в убеждениях, как я.
— Значит, нет. В таком случае, на обед вы можете есть рыбу, ты, Олаф и кто там еще ее любит…
— Все, кроме тебя.
— Так и быть, съем кусочек из вежливости. Поручаю тебе эту рыбу купить, и жарить будешь сама!
— Могу и пожарить, только Мажена все равно встрянет.
— И белого вина купи, а то совсем нет…
— Олаф и вино купит, и все, что надо, — заверила Эльжбета, выходя из ванной. — Яйцо не хочу. Для разнообразия хочу чаю. Иоанна, можно твоего?
— Не вопрос!
— А прийти в себя у Юлии не получится, она никуда и не выходила, — заявила Алиция, садясь, наконец, за стол со своим яйцом и кофе, после того как обслужила Стефана. — Первый раз в жизни чувствую себя свиньей, змеей и… Погодите-ка, кого бы еще подтянуть? Может, гарпией? Бездоказательно осуждаю!
— Точно, — согласилась я, недолго думая. — Я же говорила, что она темная лошадка, а ты все свое талдычила. Но раз уж даже и тебе показалось, значит, правильно. И что теперь тебе кажется?
— Можно узнать, о чем это вы? — поинтересовалась Эльжбета стоя над чайником — Я кое-что слышала когда вытиралась, а раньше вода заглушала поэтому начало я пропустила.
— Тут Юлия вдруг ни с того ни с сего юморком блеснула, — пояснил Стефан.
— Да? Не вижу ничего удивительного. Алиция, а ты почему вся такая взъерошенная?
— Потому что ей не верю. С самого начала не верила и сейчас не верю. Как больной прикидывалась, так теперь и веселую вдову изображает.
— Что до больной, то я тебе доказательства предоставила, — заметила я с обидой.
— И все-таки я сомневаюсь, а вдруг Вацлав ее подавлял…
Больше ничего раздраженная и недовольная Алиция сказать не успела. Раздался стук-бряк, и в салоне появились Магда с Маженой. С темой беседы мы познакомили их чуть позже, так как оказалось, что ни в какой магазин ехать не надо, поскольку они привезли рыбу. Совсем сдурели от собственной инициативы, всю работу за нас провернули. А кроме того, зная Алицию, Мажена купила еще курицу и яйца.
— Вы что, с дуба рухнули? — отругала их хозяйка, в глубине души страшно довольная пополнением бортового запаса питания. — Можно подумать, на свете ничего, кроме жратвы, не существует. Мои гости продукты не покупают!
— Так что будем делать? Назад в магазин везти или на помойку выбросить?
— У нас и сливки есть, — похвасталась Магда. — Хватит чушь нести, я тут кое-что интересненькое успела услышать. Кто кого подавлял?
— А еще молоко…
— Олаф за ним смотается, — распорядилась я. — Потом все ему переведем. Алиция предполагает, что Ромео Юлию подавлял. Алиция, что скажешь?
Алиция как раз выгребала сигареты из-под записных книжек.
— Забыла, о чем это я? Ах, да. Ни на грош этой Юлии не верю, но допускаю…
— Дуры вы все набитые! — не дала ей докончить Магда. — Я лучше знаю! Говорила же вам, что эта гадюка его науськивала, пальцем показывала на жертву, а его дело было исполнять. А что он инициативу проявлял, так хотел главным казаться. Да только без нее и шагу ступить не мог! А ее все павиановы косяки во как достали, сплошные убытки!
— И только из-за этого собственноручно мочканула его в озере? — скептически усмехнулась Эльжбета. — Не верю!
— Почему?
— Потому что она не прошла физического теста. А кроме того, какой смысл был избавляться от исполнителя?
— Да из него такой исполнитель, как из коровьего хвоста веер!
— Мариан бы сейчас пригодился, как никогда, — со вздохом уныния вмешалась Алиция. — Надо бы этих скандотуристов хорошенько разговорить. Вот только Арнольда не хотелось бы подставлять…
Учитывая многочисленные дела, включая отправку Олафа за молоком, перебранка продолжалась до самого kaffe og te, которое безошибочно учуял и просчитал Мариан. Первый раз мы встретили его со старательно скрываемым удовольствием.
Мариан был печален.
— А что, пани Юлии нет? — озабоченно спросил он. — Тачки ее не видать…
— Скоро будет. А зачем она тебе?
— Она ни за чем, а вот ее машина…
Мариан принялся оглядываться и зыркать по углам, по его представлениям, совершенно незаметно, а на наш взгляд — наоборот. Он даже присел и пошарил под стеллажом в коридоре, затем заглянул под марокканский столик и стоявший рядом стул, после чего выпрямился и грустно вздохнул:
