– В Синявине? – взвизгнула Алла Борисовна. – В этом сумасшедшем доме, где чуть ли не тысяча участков, и все по шесть соток? Дети, собаки – в общем, форменная помойка! Да ее же никогда не продашь!
– О чем ты говоришь, – Ольга устало откинулась на подушки, – я же сказала – там не дом, а собачья будка. Тридцать лет назад строили, Никитушке от матери осталось.
– Но как же так, – растерянно молвила Алла Борисовна, – ты мне не говорила про дочь от первого брака.
– А ты не спрашивала, – огрызнулась Ольга.
– Но это, – мать указала на сумки, – что все это значит?
– То и значит, дорогая матушка, что я приехала к тебе на постоянное местожительство, потому что из квартиры Лариска выперла меня с треском. Так и сказано в завещании: «Квартира со всем имуществом». Вот, разрешили только носильные вещи взять. И денег, что в кошельке было… двести долларов и триста двадцать пять рублей…
– Но у тебя же есть кредитные карточки?
– Карточки? – Ольга рассмеялась противным скрипучим смехом, затем высыпала на стол из портмоне целую кучу разноцветных карточек.
– В сортир бы их снести, да пользоваться неудобно, жесткие больно! Все они аннулированы.
– Но где же шубы, ведь у тебя их чуть не десять было…
Вспомнив утренний разговор с Леопольдом Моисеевичем, Ольга просто зарычала от бессильной злобы.
– Но это же… полный кошмар, – осознала наконец Алла Борисовна, – что же теперь будет?
– Прекрати закатывать глаза и говорить театральным голосом! – внезапно взорвалась Ольга. – Слышать тебя не могу!
– Идиотка! – завизжала мать. – Ты понимаешь, что ты во всем виновата сама?! Если бы ты относилась к нему по-человечески и не бегала по мужикам, то он… то его бы вообще не убили! Ты, ты во всем виновата! И теперь осталась у разбитого корыта в тридцать шесть лет, а это немало, должна тебе сказать. Где ты найдешь теперь мужа, который сможет тебя содержать? Да и вообще, хоть кого-то… Раз в жизни судьба дала тебе шанс! И ты его упустила!
Алла Борисовна уже не смотрела на себя в зеркало и не думала, как она выглядит со стороны. Ей расхотелось играть. Она была искренна как никогда в жизни. Она обзывала дочь разными словами, выплевывала их ей в лицо и чувствовала какое-то мстительное удовольствие.
– Кретинка! – орала она, напирая на «р». – Ты что же, думала, что так будет всегда? Ты будешь тратить его деньги, а он все безропотно сносить? Он боялся скандала, это верно, но ведь когда-нибудь его положение настолько упрочилось бы, что он просто вышвырнул бы тебя пинком! Господи, иметь такие деньги и не отложить даже тысячи долларов!
– Что, эта тысяча спасла бы меня сейчас? – агрессивно возражала Ольга.
– Ну, знаешь, люди и на меньшее живут. И еще рады!
– Что ты знаешь про людей? Сидишь тут в четырех стенах и жрешь деликатесы.
– Не твое дело! – рявкнула мать.
– Вот теперь это точно будет не мое дело! – торжествующе проговорила Ольга. – Теперь по утрам будешь есть геркулес, а вечером – гречку.
Алла Борисовна с ужасом осознала, что так оно и будет.
– А сама-то ты что будешь есть?
– Дерьмо! – коротко ответила дочь.
Они еще долго выкрикивали друг другу всякие оскорбления, пока Алла Борисовна не выдохлась первая, все же годы давали о себе знать. Чтобы как-то восстановить силы, она достала из холодильника баночку с салатом из спаржи и отрезала солидный кусок лососины по-милански. Но аппетита не было, потому что призрак районной зубной поликлиники стоял на пороге, и Алла Борисовна поймала себя на том, что мысленно полемизирует с хромым ветераном, влезшим-таки без очереди.
Надежда с пакетом в руках позвонила в дверь дворничихи Нины. Было известно, что вчера Нинка выгнала очередного мужа за пьянку и блуд, поэтому в квартире была блаженная тишина, очевидно, три Нининых дочери-погодки тоже находились вне дома. Нина долго не открывала, но Надежда была настойчива и дождалась.
– Чего надо? – Спросонья Нинка была не очень вежлива, хотя вообще отличалась характером легким и приветливым.
Все три девочки тоже росли у нее спокойными, работящими и, несмотря на меняющихся мужей, довольно приличными. И хотя недобрали, конечно, и образования, и воспитания, но внешне были достаточно привлекательны.
– Здравствуй, Нина, девчонки у тебя где?
– Ох, не знаю, я прилегла немного.
Надежда пожалела, что разбудила, ведь Нина встает в шесть утра, чтобы улицу мести и с мусоропроводом возиться.
– Ты уж извини, но вот, принесла я.
Надежда развернула пакет, и платье от «Версаче» раскинулось на диване бледно-зеленым пятном.
– Вот, понимаешь, приятельница купила в секонд-хенде, а тут оказался подвох. – Надежда показала дырку на месте вырезанного лоскутка. – То есть за это и дешево.
– А куда же она смотрела? – подозрительно спросила Нинка.
– Да ей цвет очень понравился.
– Цвет хороший, – Нина сосредоточенно мяла материю, – не маркий.
– Вот я и думаю, – обрадовалась Надежда, – может, твои девчонки как-нибудь его приспособят, чтобы не было видно дырки-то?
– Запросто! – согласилась Нина. – Они у меня ловкие.
Надежда еще немного посидела у дворничихи, выслушала всю печальную историю о том, каким подлецом оказался очередной хахаль. Она, Нина, приветила его и все делала: кормила, обстирывала, – а он только пил и гулял, так что терпенье у Нинки лопнуло и проперла она его к чертовой бабушке. Так он по-хорошему уходить не хотел, все права качал, хорошо, что участковый Пал Савельич, услышав про скандал, не поленился и прибежал вразумить подлеца.
Явились две Нинкины дочки, семнадцати и шестнадцати лет, схватились за платье, начали его крутить по-всякому.
– Что только не приляпают! – скептически хмыкнула старшая, Танька, увидев бирку. – Версаче, ну надо же!
Она была полновата, и платье было на ней в обтяжку, но Таньку это ничуть не смущало.
– Если вот так обрезать и вот тут прихватить, – задумчиво бормотала она.
Надежда собралась уходить. Танька даже не ответила на ее «до свидания», она увлеченно орудовала ножницами.
«Бедный Версаче перевернется в гробу, – подумала Надежда, – ну и пусть!»
Анна Князева. Детектив с таинственной историей
– Я ничего не вижу.
– Осторожно, здесь ступенька…
– Куда мы идем?
– Сейчас увидишь.
– «А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить».
– Слова из твоей роли?
– Да. Сегодня на репетиции я их забыла.
– Скажи еще что-нибудь.
– Вот, например… «Вижу я, входит девушка, становится поодаль, в лице ни кровинки, глаза горят. Уставилась на жениха, вся дрожит, точно помешанная. Потом, гляжу, стала она креститься, а слезы в три ручья полились. Жалко мне ее стало, подошла я к ней, чтобы разговорить да увести поскорее. И сама-то плачу…» Здесь очень темно!
– «Здесь очень темно» – отсебятина.
– Нет, правда, я ничего не вижу… У меня в сумочке спички.
– Не надо спичек. Дай руку.
– Уже пришли?
– Дай руку!
– Вот она… Как смешно. Я правда не вижу, куда…
– Это дверь.
– Где?
– Здесь. Дай мне руку, я тебя проведу.
– Ой!
– Что?
– Споткнулась.
– Осторожней, еще немного… Видишь, это уже я.
– Пожалуйста…
– Что?
– Руку больно!
– Тише…
– Мне больно!
– Зачем так кричать?
– Ма-а-ама-а-а!
– Ти-и-ише…
В темноте прозвучал коротенький вздох, зажглась спичка, и вдруг что-то хрястнуло, как будто раскололся большой арбуз.
– Вот и все. Как там по роли? Прощай навек?.. Ну так прощай.
Глава 1. Отпуск в Железноборске
В день, когда Дайнека получила университетский диплом, она купила билет и вечером улетела. По прибытии в Красноярск взяла такси и в половине шестого уже была у матери.
– Вот! – Она протянула диплом.
Людмила Николаевна сонно прищурилась, потом обняла дочь.
– Поздравляю!
Дайнека спохватилась:
– Прости, что так рано.
– Ничего. – Людмила Николаевна показала на дорожную сумку. – За нами скоро приедут.
Дайнека опустилась на стул.
– Кто?..
– Такси.
– Зачем?
– Мы едем в гости к моей школьной подруге. У нее свой дом на берегу Железноборского озера. Она давно меня приглашала, но я не решалась. Что ни говори, инвалид-колясочник – обуза для непривычного человека. С тобой будет проще. Так что вещи не разбирай. Надежда заказала для нас пропуска. Железноборск – город режимный.
Людмила Николаевна подъехала к зеркалу, развязала платок, стала снимать бигуди и складывать себе на колени. Дайнека глядела на нее и думала, что мать по-прежнему живет своими желаниями и ни с кем не собирается их согласовывать. Вздохнув, она взяла сумку и отнесла к выходу, убеждая себя в том, что приехала, чтобы побыть с матерью, а где – особого значения не имеет.
Про Железноборск Дайнека знала лишь то, что он находится в шестидесяти километрах от Красноярска. С одной стороны город окружен лесистыми сопками, с другой – болотами и лугами, которые протянулись до самого Енисея. Однажды ей пришлось там побывать, но визит имел быстротечный и экстраординарный характер[1].
