сегодня запертый домик, где она была хозяйкой эти пять дней фестиваля, я ощутил глухую тоску. Да, у нас была чудесная ночь под звездами Вены…
Внезапно я ощутил огромное желание немедленно отправиться в отель, лечь в кровать и попытаться уснуть – попросту выключиться, завершить этот день, раз уж он никак не хотел принести мне и минимум приятных эмоций. Где-то не периферии моего сознания даже мелькнула злобная мысль отыскать Моха и уточнить у него название снотворного, с помощью которого можно навсегда отключиться от проблем жизни. И вот тут я в очередной раз столкнулся с очередным персонажем фестиваля – славным поляком по имени Тедди.
На тот раз Тедди был на удивление трезв, необычайно бодр и смотрел на меня с веселой непринужденностью.
– Привет, парень! Извиняюсь, не помню, как тебя зовут, но не забыл, как ты спас меня от ужасов похмелья!
Он подмигнул мне, без разрешения взял под руку и увлек за собой, в направлении, известном ему одному.
– Настало время мне отплатить добром за добро! Идем – пожалуйста, не упирайся! – идем в первый попавшийся ресторанчик, и я угощу тебя чудесным ромом. Ты ведь любишь ром?
Как говорится, человек предполагает, а Бог – располагает. Возможно, напиться ромом в компании славного поляка ничуть не хуже, чем отправиться на боковую средь белого дня, потому я не стал особенно упираться, позволив увлечь себя в первый попавшийся ресторанчик, усадить за столик и сделать чудесный заказ на двоих с богатым набором закусок под огромную бутыль рома. Мы удобно расположились друг против друга, Тедди без лишних слов разлил первую порцию и, подняв свой бокал, произнес не без нотки торжественности:
– Предлагаю напиться сегодня до положения риз: последний день фестиваля, завтра разлетимся по домам, а, не знаю как у тебя, у меня дома как следует напиться не так-то просто: жена со скалкой, куча детей… Короче, как говорите вы, русские, вздрогнем! За нас!
Мы «вздрогнули». Ром с самой первой порции ввел меня в состояние мира; первая мысль, посетившая меня, как только я поставил пустой бокал на стол и принялся за салаты, была проста и мудра одновременно: жизнь не так плоха, как нам порою кажется; все пройдет зимой холодной.
Ясное дело, Тедди не любил делать большие паузы между тостами. Проглотив пару ложек салата, он вновь разлил чудодейственный напиток и, лукаво подмигнув мне, в очередной раз поднял свой бокал:
– Предлагаю выпить за Вену – чудесный город, где на каждом шагу – ресторанчики-кафешки. Не даром малыш Моцарт творил здесь свои гениальные опусы! Поживи я здесь пару годков, и тоже, глядишь сочинил бы что-нибудь нетленное… А, впрочем, никогда не мечтал стать композитором. В детстве, помнится, я хотел стать полицейским, расследовать запутанные дела как Шерлок Холмс. А кем мечтал стать ты?
После второй дозы рома я улыбался всему миру и Тедди, удивляясь, как мог грустить из-за бедняжки Жюли, которой предстоят суровые будни совместной жизни с сухарем и извращенцем Максом. А я – свободен! Разве это не чудесно?
– …О чем ты меня спрашивал?
Каюсь, я пропустил вопрос Тедди, что, впрочем, было абсолютно неважно: он разливал новую порцию и говорил уже совсем о другом.
– Между прочим, сегодня я давал показания в полиции по поводу Моники. Сказал, что понятия не имею, кто бы мог ее отравить – ее все любили. Бедняга инспектор уставился на меня как на чокнутого. Под конец допроса он сурово сообщил, что дело закрывают; дескать, они решили остановиться на версии, что Моника Левоно покончила жизнь самоубийством. Неплохо, а?
– Неплохо, – кивнул я, весело рассмеявшись на шутку Тедди. – Как ты пошутил, однако: ее все любили. Все!
Смеясь, Тедди разливал чудодейственный ром по нашим бокалам.
– Разве можно было не полюбить ее роскошные ножки от шеи и потрясающий бюст? Конечно, ее все любили! Предлагаю выпить за бедняжку Монику. Между прочим до того как мы с тобой встретились на площади, я болтал с парнем из Буркина-Фасо. Он сообщил мне – по большому секрету – что ее отравил какой-то араб из Лондона, забыл его имя. Так вот, я подумал: ах, бедняжка Моника, и почему ты так любила деньги, что готова была делать гадости хорошим парням? Вот тебе и расплата за это: смерть. Как ты травила людей, так кто-то отравил тебя – в прямом смысле. Пусть же теперь твоя душа отдохнет от пакостей на небесах! Чин-чин.
Я выпил ром залпом. Скажи эту свою реплику Тедди в самом начале нашего застолья, и я наверняка рванул бы на площадь – к маме, чтобы допросить ее с пристрастием, кому это она успела сообщить наш секрет, если какой-то парень из Буркино-Фасо уже в курсе, что Мох («араб из Лондона»!) отравил Монику?! Но теперь, благодаря волшебному напитку я находился почти в состоянии нирваны, улыбаясь любым, самым ужасным новостям, и благословляя все, самые безумные, события и происшествия.
– Буркино-Фасо, – произнес я задумчиво, с улыбкой наблюдая, как поляк вновь разливает ром из практически безразмерной бутылки. – Где это находится? Такое забавное название.
– Оно находится в пятой точке географии, – подмигнул Тедди. – Если хочешь, выпьем за Буркино-Фасо. Они там тоже пьют кофе и ром, как мы. Вздрогнем?
– Вздрогнем…
…Убейте меня, я совершенно не помню, когда и как вернулся в ту ночь в отель; мы с Тедди крепко подружились и после того, так и оставшегося для меня безымянным ресторана, прогулялись по ярко освещенной фонарями улице, заглянув еще в пару других, отведав заливного кролика и запив его новой порцией рома.
–Я совершенно трезв, – горячо доказывал я Тедди, который к тому времени отяжелел и больше молчал. – Главное – не мешать напитки, а мы с тобой пьем исключительно ром, потому совершенно не пьянеем. Ведь так?
– Так, – кивал Тедди, громко икая.
Полагаю, крепко обнявшись, мы с ним добрели-таки до отеля «Лотос» и поднялись на третий этаж, благополучно разойдясь по своим номерам. Последнее мое воспоминание, перед тем как я рухнул в нирвану сна, – записка на полу под дверью моего номера: «Надеюсь, ты вернулся в свой номер, дорогой. Не забудь: мы улетаем завтра, в 12.00. Надеюсь, ты нас проводишь. Мама».
Глава 33.Точка над «I»
День прощанья – не слишком веселый, а потому обычно я заранее придумываю себе множество дел сразу после проводов, чтобы не впасть в тоску, последний раз помахав рукой уезжающим. Но в тот венский день 6 августа все было не совсем обычно: во-первых, проснувшись, я пару ослепительных секунд лежал, уставившись в
