Пупс отсутствовал довольно долго. Верзилы успели здорово насквернословить. Впрочем, Ваня от них не отставал. Из всего того, что я услышала, можно было сделать вывод один: Пупса наклоняют подписать какую-то бумагу, а он уже даже не слишком и сопротивляется, только выискивает удачный момент.
Что за бумага и каково ее содержание, похоже, верзилы не слишком «догоняли» и сами. Один прямо так и сказал:
— Ты, Ваня, типа того, смотри в оба. Хана тебе, если проглядишь, потому что я чисто конкретно в бумагах этих не догоняю.
"Бог ты мой! — подумала я, сидя в шкафу. — Пупс и в самом деле сошел с ума, если с этой бандой связался.
Они же его только положат на один зуб, и будет ему хана чисто конкретная".
Мне хотелось выскочить из шкафа и спасти Пупса от какого то ни было подписания бумаг, но я вовремя вспомнила, что своя рубашка ближе к телу, и передумала. К тому же абсолютно неизвестно было, как отнесутся к моему вторжению в переговоры верзилы.
«Лучше я потом с ними разберусь», — успокоила себя я.
А тут и Пупс вернулся.
— Все улажено, — воскликнул он, фальшиво источая довольство и оптимизм. — Теперь можно спокойно поговорить.
И верзилы, словно по команде, хором заговорили, с ходу Пупсу пообещав и пику в бок, и что-то там в зад, и многое другое. У меня даже дух захватило от такого циничного откровения, а Пупсу хоть бы что. Видимо, привык. Зато мне ясно стало, почему в срочном порядке была эвакуирована секретарша. Верзилы психически были больны похлеще Пупса и в тяжелейшей форме страдали бласфемией [8], помноженной на апситирию [9]. Они гремели нецензурщиной так, что у меня уши закладывало.
Ваня хмурился и молчал. Пупс тоже молчал и нервно перебирал на столе свои бумаги. Наконец он сказал:
— Зря стараетесь, сегодня не подпишу.
Верзилы растерянно переглянулись и воззрились на Ваню, рискованно свирепея.
— Почему не подпишешь? — осипшим голосом поинтересовался Иван Федорович.
— Потому что директор не уехал, — спокойно пояснил Пупс.
Мне тут же захотелось расцеловать его, но пришлось отложить это мероприятие до лучших времен.
— Ты что нам, бля, вчера базлал? — прорычал верзила. — Да я урою тебя, бля…
— Да подожди ты, — рявкнул на него Иван Федорович. — Разобраться дай. Вить, — уже нежно обратился он к Пупсу. — Так в чем заминка?
— Я же сказал, директор не уехал, — твердо ответил Пупс.
Мне понравилась его независимость.
«Мужик! — сидя в шкафу, порадовалась я за Розу. — Настоящий мужик. Не наделал от страха в штаны, а ведь мог бы».
Лично я была к этому очень близка.
— Вить, а без директора, а? — спросил Иван Федорович.
В его голосе послышались нотки мольбы. Видимо, очень уж им приспичило документ этот получить. Верзилы тоже притихли и не орали уже про пику в бок и прочие неприятности.
— Без директора? — Пупс задумался. — Без директора я подпишу, да вас это не устроит. Компания с моей подписью может не согласиться, подаст в суд и выяснится, что я подписывать документ права не имел, поскольку сам директор был на месте.
Иван Федорович с хрустом почесал в затылке и спросил:
— Вить, я что-то не понял. Ты мне объясни: как суд узнает, что твой начальник не сам подписывал? Подпись же его, настоящая.
— Очень просто, — сказал Пупс. — Когда директор уезжает, он оставляет мне бланки с подписью, но тогда нет его подписи в специальном журнале, который я веду. По этому журналу суд и узнает, что директор на месте был, поскольку сегодня за его подписью уже несколько документов в журнале проходило, а по этому договору подписи в журнале он не оставил, значит, я самодеятельностью занимался.
Иван Федорович снова почесал в затылке:
— А что же делать?
Пупс — молодчина — пожал плечами. До чего же он независим! Только что ему пообещали черт-те чего и в бок и всюду, а он им храбрый отказ. Если бы каждый так давал отпор криминалу, в стране наступил бы рай.
«Пупс, так держать!» — мысленно из шкафа поддержала его я.
И он, словно меня услышав, даже совершил на верзил наезд.
— Если память мне не изменяет, — строго сказал Пупс, — был договор, что я только ставлю подпись, остальное вы должны были взять на себя, так какой с меня спрос? Давайте, устраивайте моему директору командировку. За мной дело не станет.
Иван Федорович снова почесал в затылке и потянулся к мобильному.
— Тут такое дело, — кому-то сказал он, — директор не уезжает. Главбух обижается, говорит, что директора не он должен усылать. Что будем делать?
По молчанию Ивана Федоровича несложно было догадаться, что тот, кому он звонил, гнул тоже неплохие маты, иначе о чем так долго можно было говорить?
Наконец Иван Федорович спросил:
— Когда?
Верзилы подались вперед. Видимо, их тоже этот вопрос очень интересовал.
— В общем, так, — сказал Иван Федорович, пряча мобильный в карман пиджака. — Подписание откладывается до четверга.
— Это значит то, что директор уедет в четверг? — спросил Пупс.
— Именно это и значит, — подтвердил Иван Федорович.
— А как вам это удастся? — не унимался Пупс.
— Не твое дело, — поднимаясь и явно собираясь уходить, пробасил верзила.
Второй верзила тоже встал со своего места и направился к двери.
— Дельце ему заманчивое подкинут, — все же пояснил Архангельский. — Ну, лады, Виктор, — сказал он. — Значит, в четверг на том же месте в тот же час.
И он пошел к выходу.
— А куда мне деваться, — вздыхая, ответил Пупс.
— Хорошо, бля, что догоняешь, — хохотнул верзила. — Подпишешь как миленький, бля, в четверг.
Пупс покраснел от негодования, но промолчал. Он устало поднялся из-за стола, поплелся за верзилами и Иваном Федоровичем, чему я порадовалась несказанно, собираясь воспользоваться его уходом и покинуть шкаф, а затем и кабинет.
Однако чаяниям моим не суждено было сбыться.
Пупс, выпроводив Ивана Федоровича и верзил, не вернулся в кабинет, а запер дверь на ключ.
«Вот это номер!» — поразилась я.
Мне совсем не улыбалось провести ночь в этом кабинете. К тому же Евгений мог энергично не одобрить эту затею. Пока я лихорадочно искала выход из создавшегося положения, зазвонил мой мобильный.
Тут только я вспомнила, что не отключила его.
Вспомнила и пришла в ужас. Трудно сказать, что со мной было бы, зазвони мобильный минутой раньше.
Звонила Тамарка. Она уже побывала у Тоси и спешила поделиться впечатлениями.
— Мама, ничего страшного, — сообщила она. — Тося, трусиха, упала раньше, чем доска опустилась на ее голову.
— Не хочешь ли ты сказать, что Тося видела покушавшегося на нее? — спросила я.
— Нет, она ничего не видела, просто реакцией сверхчеловеческой обладает: падала вниз со скоростью, значительно превышающей скорость падающей на ее голову доски, поэтому отделалась легким ушибом колена. Хотя сотрясение мозгов ей не помешало бы — это единственный способ поставить их на место.
Здесь я выразила свою солидарность под громкое одобрение Тамарки.
— Мама, а ты где? — внезапно заинтересовалась она. — Ты сегодня такого наговорила мне, что я подумала: а не посидеть ли нам за чашечкой коньячка? Заодно и расскажешь про Пупса.
"Вот это да! — испугалась я. — Черти ее надирают.
То не допросишься, все занята она, а то сама предлагает, и как раз тогда, когда я в шкафу сижу. А что это я здесь сижу? Уж и выйти пора бы".
И я вышла из шкафа.
— Мама, ты что, оглохла? — возмутилась Тамарка. — Ты где?
— В кабинете, — не солгав, сказала я. — И освобожусь не скоро.
— В каком кабинете?
— Тома, я потом все расскажу, а сейчас, хоть убей, не могу.
Тамарка приуныла.
— А как же Пупс? — спросила она. — Только что пересмотрела все свои головные уборы… Ужас! Мама, ты права, дырок в шляпах наделали, не поскупились.
Одно радует, что и у Тоси с Юлей та же петрушка. Так что, Мама, надо срочно искать двойника, пока и меня по балде не огрели. Думаю, второго удара моя голова не перенесет.
Если учесть, что первый удар я когда-то нанесла Тамарке сама, можете представить, как мне хотелось поддерживать эту тему.
— Тома, боюсь, я была не права, — поспешила сообщить я. — Пупс — это только Пупс, и нет никакого двойника.
— Как же нет? — забеспокоилась Тамарка. — А я уже всех обзвонила, работу провела и пришла к тому же выводу: с арбалетом бегал не Витька. И шляпки дырявил не он, и картины сшибал…
— Тома, ты не волнуйся, это он, — заверила я. — Ему проще простого к шляпкам нашим подобраться.
Пока мы сплетничаем взахлеб, Пупсу только и остается, что шляпки дырявить. Готова поклясться, что он чокнулся и на такое дело пошел.
— Почему ты так думаешь?
— Он сам только что мне признался. И Тосю огрел он. Я спрашивала у его секретарши, он как раз в это время свой кабинет покидал и целый час отсутствовал.
