Однако собеседница меня разочаровала.
— Кто его знает… — пожала она плечами. — Когда из искусства делают бизнес, ничего хорошего не жди.
Если в конце представления поклоны длятся дольше, чем аплодисменты, — это провал. Чтобы такого не случилось, артисты обращаются к клакерам. Специально нанятые люди будут шумно аплодировать, организуют море цветов от «благодарных зрителей» и вообще создадут впечатление успеха.
Вот оно, оказывается, что. У Котика был побочный бизнес: он руководил клакой. Или это магазин являлся для него прикрытием основной деятельности на ниве культуры? Как бы то ни было, но я должна прижать к ногтю Каминского и заставить его рассказать все: явки, пароли и адреса.
— В буфет пойдем? — спросил Малахов.
Я посмотрела вслед удаляющейся спине Каминского.
— Ты иди, а я тут в толпе подругу заметила, хочу с ней поговорить, — быстро сориентировалась я.
— Где? — заподозрил обман Максим.
— Ну вон же она, — я неопределенно махнула рукой, — в черном платье. Лена! — громко крикнула я, и на зов обернулись сразу несколько девушек. — Видишь?
И пока Малахов не успел опомниться, я стала быстро пробираться к выходу. Каминского я настигла в фойе около лестницы.
— Вот так сюрприз! — весело сказала я.
Александр резко обернулся:
— Мы знакомы? Ах да… Вы, кажется, журналист? Извините, не помню вашего имени.
— Людмила, журнал «Звуки му».
— Точно. Ну, как вам представление? — светским тоном поинтересовался Каминский.
— Какое вы имеете в виду: то, что на сцене, или то, что происходило в зрительном зале?
Мужчина состроил удивленную мину. А я перешла в наступление.
— А вот интересно, — спросила я с милой улыбкой, — сообщили ли вы следователю, ведущему дело об убийстве вашего начальника, о криминальном бизнесе последнего?
— Какой еще криминал? О чем это вы? — изменился в лице Каминский.
— Клакерство. Или этот вид деятельности уже стал легальным?
Александр забормотал что-то невразумительное и попытался скрыться в толпе. Но я схватила его за рукав свитера и сурово сказала:
— Я вас задерживаю. Пройдемте в ближайшее отделение милиции. Там с вас снимут отпечатки пальцев и поместят за решетку до выяснения дальнейшей судьбы.
— По какому праву? — возмутился клакер. — Вы журналист, а не прокурор!
Ложь не является ложью, если она говорится ради общественного блага. Поэтому я принялась беззастенчиво врать:
— К вашему сведению, я являюсь добровольным помощником следственных органов. А с этого года нам разрешено самостоятельно проводить задержание граждан, особенно если они подозреваются в убийстве. У меня и «корочки» МВД имеются…
И я принялась рыться в сумке, якобы в поисках документа.
Расчет оказался верным: трусливый Каминский мигом растерял свою уверенность, нервно огляделся по сторонам и сказал:
— Давайте обойдемся без лишней шумихи. Я отвечу на все ваши вопросы, только не надо никакой милиции. Мне еще сегодня «бис» кричать.
Прозвенел звонок, зрители потянулись в зал, фойе опустело. Мы с Каминским уселись на красный бархатный диванчик и стали беседовать.
— Лев Котик работал со всей клакой Москвы? — спросила я.
Александр искренне рассмеялся:
— Побойтесь Бога! В столице немало таких организаций. Он контролировал лишь Большой и консерваторию. У оперетты — своя клака, у драматических театров — тоже. Вся Москва, надо же! — И он опять захихикал.
Его шакалий смех мне совсем не понравился, но я решила не обращать внимания на такую ерунду.
— Значит, теперь, после его смерти, вы стали главным?
Каминский понял, куда я веду, и заволновался:
— Да, я взял дело в свои руки. Но поймите, я не убивал Льва. Мне это было совершенно невыгодно.
— Ну как же, невыгодно… — скептически протянула я. — Расскажете это своему адвокату. Неужели будете отрицать, что ваш доход значительно вырос?
— Да, вырос, — горячился Каминский, — но и хлопоты умножились. И потом, вы хоть представляете себе, как организован наш бизнес? Думаете, что я весь гонорар кладу себе в карман? Для представления необходимы минимум пятьдесят человек, и каждому надо заплатить. Но не это главное. — Александр наклонился ко мне и интимно зашептал на ухо: — Львиная доля гонорара уходит наверх.
— Куда? — не поняла я.
— Ну, наверх. — Каминский выразительно поднял глаза к потолку. — Это же мафия, организованная преступность. Полагаете, нам бы позволили этим заниматься, если бы за всем этим не стоял один влиятельный человек?
— Кто он?
Александр вздохнул:
— Поверьте мне, голубушка, вам лучше не знать его имени. Иначе я не ручаюсь, что вы умрете в глубокой старости и в своей постели.
— Вернемся к убийству Котика. Вы утверждаете, что не уби…
Мужчина перебил меня на полуслове:
— Поймите, он был моим другом. Настоящим другом, одним из немногих. В бизнесе я был за ним как за каменной стеной. А теперь мне приходится решать такие вопросы, от которых волосы на голове дыбом становятся. И еще мне… мне страшно. Это все только выглядит так красиво: цветы, аплодисменты, оперные декорации… А я в последнее время все чаще думаю: может быть, Льва убили из-за клаки? Может быть, скоро моя очередь?..
Нет, Каминский не врет. Я каким-то звериным чутьем ощутила его страх. Мужчина действительно боялся и действительно тяготился своими новыми обязанностями. Мне стало его жалко. Мне вообще жалко всех людей, которые занимают в жизни не свое место. И не важно, кто они по профессии: бухгалтеры, дворники или клакеры.
Чтобы как-то приободрить Александра, я весело спросила:
— А что, если вам бросить эту клаку? Ведь занимаетесь черт знает чем, пудрите людям мозги. Кто вы по специальности? В конце концов, можно освоить новую профессию…
Я достигла цели. Из глаз Каминского исчезло тревожное выражение, мужчина горделиво выпятил грудь.
— Да вы что! Без клаки театр пропадет! Мы делаем благородное дело, несем культуру в массы!
— Неужели? — подстегнула я Александра.
— А вот смотрите. Люди заплатили за билеты деньги и хотят получить удовольствие по полной программе. Для этого они должны принимать участие в происходящем на сцене. А вы думаете, кто-нибудь из обывателей разбирается в балете? По большому счету им по барабану, кто там скачет и как. А кайф должен быть. И вот когда зал взрывается аплодисментами, когда все вокруг кричат «Браво!», когда человек поднимается вместе со всеми, хлопает и потеет, — тогда он уверен: да, три часа потеряны не зря. — Мужчина перевел дух и продолжил: — Обычный человек ходит в театр редко. Даже очень редко. Но он вообще бы здесь не появлялся, если бы не клакеры. Ведь мы делаем так, чтобы спектакль запомнился, чтобы хотелось прийти еще.
Я призадумалась: рациональное зерно в его словах, безусловно, есть. Людям не нужно, чтобы было правильно, — людям нужно, чтобы было хорошо.
— А начинающему артисту без клаки вообще не подняться, — горячился Каминский. — Кто его знает? Он один против всех: и зрителей, и более опытных коллег. Вот мы и поднимаем молодняк.
Тут я почувствовала, что мы подобрались к какой-то важной теме. Но почему она важна, этого я еще не могла понять. Я попыталась ухватить мимолетную мысль за хвост, вертя так и эдак последние слова Каминского: «Надо помочь молодым, без клаки им не подняться, подняться, опуститься…» Есть, нашла!
— А как насчет того, чтобы утопить артиста?
Каминский отвел взгляд, но спустя мгновение вновь уже честно смотрел мне в глаза:
— Нет, этим мы не занимаемся.
— А если подумать?
После минутного молчания мужчина выдавил из себя:
— Ну возможно, были такие эпизоды… Один или два раза.
— Когда?
— Дайте-ка вспомнить… Первый случай произошел лет шесть назад. Приезжала тогда в Москву одна оперная певица из Новосибирска. Ее любовник, ответственный чиновник в Министерстве культуры, хотел перевести даму в Большой театр и для начала организовал ей главную партию в «Кармен». Однако столичные примадонны встали на дыбы и принялись интриговать. Ну и среди прочих мероприятий наняли клаку. Сработали мы идеально, зал чуть ли не тухлыми яйцами в певичку кидался. После такого оглушительного провала в Москве ей делать было нечего. Вернулась домой в Новосибирск.
— А дальше что?
— Ничего, — равнодушно отозвался Каминский, — продолжает петь у себя на родине.
— А что-нибудь посвежее у вас есть? Гадили вы кому-нибудь в компот в последнее время?
Александр призадумался.
— Ну, был один случай… Так, ерунда, детский сад, и говорить об этом не стоит…
— Продолжайте, — приказала я.
— Месяц назад дело было, может, чуть больше. Ко Льву обратился старый приятель с просьбой помочь дочери. Она у него скрипачка, участвовала в конкурсе «Юная поросль столицы».
