охранялся как сверхсекретный объект. Крепкие ребята на воротах долго допрашивали: кто такие, к кому едем; переписали паспортные данные и номер машины, попросили даже открыть багажник. Шурка смотрел во все глаза и наслаждался моментом. Будет что друзьям-приятелям в школе рассказать. Он сидел на коленях у Мартышки (машина-то двухместная) и та жалобно попросила его не вертеться.
— И так уже все ноги отдавил, — сказала она, отвешивая ребенку шутливый подзатыльник.
Мы проехали шлагбаум и двинули по ровной, идеально заасфальтированной дороге. По обеим сторонам возвышались сказочные дворцы, неприступные крепости, европейские шале и жуткого вида новорусские краснокирпичные монстры в три этажа. Из-за каждого забора равнодушно смотрели видеокамеры. Я невольно поежилась и заметила, что держу спину неестественно прямо. Богатство так и било в глаза.
Дом, где жил-поживал неприступный папенька Егора, представлял собой двухэтажный особняк в стиле русской усадьбы. Девушки в кокошниках, сарафанах и с хлебом-солью смотрелись бы тут весьма органично. Но нас никто не встречал, никто радостно не улыбался, въездные ворота были наглухо закрыты. Я вышла, позвонила в звонок и глянула в глазок видеокамеры, едва подавив искушение помахать ручкой.
— Слушаю вас, — настороженно пробубнил динамик.
— Добрый день. Мы друзья Егора, оказались здесь случайно, и хотели бы с ним повидаться. Мы можем проехать?
— Егора?
— Это сын вашего хозяина, — уточнила я.
— Одну минуту.
Минута растянулась почти на четверть часа. Я стояла, облокотившись на машину и нервно переглядывалась с заробевшей Мартышкой.
— Ну чего смотришь? В твой первый приезд все так же было? — спросила я.
— Нет, Егор вышел за ворота поселка, мы снаружи гуляли. Не знала, что здесь все так… пафосно.
— Еще минута, и мы уезжаем, — предупредила я. — Не собираюсь унижаться. Что это такое, в самом деле, держать гостей у ворот?
Один лишь Шурка не переживал, а радостно носился по дороге, с интересом разглядывая роскошные особняки.
— Ма, там вниз по дороге — море, — сообщил он мне. — Можно я туда добегу, посмотрю?
— Никаких «добегу» и «посмотрю». Будь здесь, чтобы я тебя видела.
Наконец, после мучительных размышлений динамик снова ожил и радушно проскрипел:
— Заезжайте.
— Спасибочки вам большое, — раздраженно сказала я и сделала попытку поклониться видеокамере в пояс. Удержала меня Мартышка, дернув за рукав свитера:
— Стась, не сходи с ума, держи себя в руках. Людям богатство в голову ударило, подумаешь, с кем не бывает…
Мы заехали внутрь, и тут же, у ворот, нас встретил охранник.
— Оставьте машину здесь. Можете войти.
Шурка не тушевался и побежал по плиточной дорожке, обсаженной какими-то экзотическими цветами, уже изрядно увядшими и пожелтевшими. Мы с Мартышкой, подавленные окружающим величием, тащились следом. В открытых дверях дома маячил мужчина, пузатый и важный, в затемненных очках и хорошем костюме. Судя по тому, как вальяжно он держался и по-барски разглядывал нас (хорошо, что не в лорнет!), это и был тот самый адвокат.
— Я вас слушаю, — сказал он.
— Егора можно увидеть? — бросила я, растеряв от долгого ожидания всю вежливость и деликатность, привитые мне хорошим воспитанием.
— Егора? Подождите пару минут, я сейчас узнаю.
И он захлопнул дверь с той стороны. Мы остались стоять на крыльце, как оплеванные.
— Егор про это рассказывал, помнишь? — толкнула меня в бок Мартышка. — Его так же на крыльце держали.
— Вот свинство, а?!
Во мне бушевало раздражение, но я пока держалась. И завидовала Шурке, которому все было нипочем: он с интересом разглядывал все вокруг и даже сделал попытку пробежаться вокруг дома, посмотреть. Пришлось удержать его за руку и шепотом сделать внушение.
Наконец, адвокат вернулся.
— Господин Модестов приглашает вас к чаю. Проходите.
И он радушным жестом пригласил нас войти. Мы удивленно переглянулись, но вошли.
Внутри все было еще богаче и роскошней, чем снаружи. Картины, зеркала, хрусталь, дубовые панели на стенах, пол из натурального дерева, портьеры…
— Мам, как в Большом театре, — громким шепотом сказал мне Шурка, указывая на хрустальные с позолотой люстры.
— Какой культурный ребенок, — гоготнул адвокат, — бывает в Большом театре!
— Мы, знаете ли, тоже не лаптем щи хлебаем, — дерзко ответила я и удостоилась предупреждающего тычка в бок от сестры.
— Прошу в столовую, там уже накрывают к чаю, — тот, казалось, не заметил моей нелюбезности. Или сделал вид, что не заметил.
Первое, что я увидела в столовой, была та самая чудовищная лошадь, сиротливо стоящая в уголке. За огромным овальным столом из полированного темного дерева сидел Егор, одинокий и печальный. Две горничные бесшумно занимались сервировкой стола, а больше в комнате никого не было. Увидев нас, Егор радостно вспыхнул и вскочил с места.
— Девчонки! Как я рад вас видеть!
— Ну, беседуйте, — разрешил адвокат, снова похабно гоготнул и вышел. Я вздохнула с облегчением — не могла уже видеть эту сытую лоснящуюся физиономию.
— Как вы тут оказались?
— По чистой случайности проезжали мимо… — начала Мартышка.
— Неправда, — сдала я сестру. — Она меня специально вытащила, чтобы тебя навестить. Ну, рассказывай!
— А что рассказывать? Все как-то кисло. Отца я так и не увидел, эта мерзкая харя — адвокат, он же главное доверенное лицо и компаньон — не пускает меня к нему.
— Да уж, харя и правда мерзкая, — протянула Мартышка.
Горничные белыми лебедушками скользили вокруг стола, расставляя сказочной красоты фарфоровый сервиз, одновременно косились в нашу сторону и напряженно слушали, о чем мы говорим.
— Чудесный дом, — фальшиво и громко сказала я. — Все так красиво, так роскошно! А это что, терраса?
Одна стена столовой была застеклена от пола до потолка и выходила на открытую террасу, с которого расстилался неописуемый вид на Финский Залив. Я утащила туда Егора и Машку, и мы могли спокойно поговорить, не опасаясь вражеских ушей. Шурка прилип к перилам и восторженно рассматривал пейзаж.
—
