Она продолжила:
– Перед Викой стояла одна глобальная задача – выйти замуж за Гришу. Шантаж Павла – способ поскорее разжиться деньгами, и только. Зачем отказываться от них, если они сами плывут в руки? Но замужество было важнее. Вас, Александр Николаевич, она очаровала с легкостью, а вот с Германом у нее вышла промашка. Загнав в угол Пашу, Вика получила подсказку, как осуществить ее план. Для кого эта пресловутая связь оказалась неожиданностью? Для Гриши? Он узнал об этом много лет назад. Для Даши? Она выходила замуж с условием, что будет служить ширмой любовникам. Остается Герман. Именно от него все тщательно скрывали это обстоятельство. Герман очень страдал от недостаточной, как ему казалось, любви отца к нему. – Пульхерия в упор взглянула на жениха, пытаясь поймать его ускользающий взгляд. Он втянул голову в плечи, мучительная гримаса исказила его лицо. – Ты напрасно переживал. Твой отец на самом деле любит тебя. Правда, проявляется это своеобразно, – не удержалась от усмешки Пуля. – Он пошел даже на то, чтобы устроить брак Паши с Дашей, лишь бы уберечь тебя от правды. Вика не стала с тобой церемониться. У нее была одна цель – выйти замуж за Гришеньку, и ты стоял у нее на пути.
– Братец устроил мне страшную сцену, приказав немедленно расстаться с Викой, – подал голос Гриша. – Но еще более страшную сцену он устроил самой Вике, перед тем как уехать в Питер. Она пыталась его обольстить, но ее чары на него не действовали, ведь он влюблен по самые уши в вас, Пульхерия Афанасьевна.
– Вика предупредила тебя, Герман, что опубликует в желтой прессе компрометирующие фотографии отца и сообщит в милицию о махинациях в салоне. Ей очень хотелось представить тебя банальным идиотом, у которого под носом годами творится вульгарное воровство, – сказала Пульхерия. – Она дала на размышление три дня. На третий день вы встретились…
– Это ложь, – наконец подал голос Герман. – Все знают, что я в это время был в Питере.
– Правильно. Я доверяла тебе и даже мысли не допускала, что убийцей мог быть ты. Для меня ты был безупречным человеком, за которого мне захотелось выйти замуж. Такой чуткий, такой скромный, страдающий от несправедливого отношения родного отца. Ты со своими принципами был всегда и во всем прав, внушал всем окружающим чувство вины за то, что они не такие правильные, а вульгарные, корыстные, недостойные тебя, эдакой матери Терезы в костюме от Армани. Все делалось для того, чтобы завоевать ваше, Александр Николаевич, уважение.
– Получается, во все виноват я? – сдвинув кустистые брови, спросил Гранидин-старший.
– Скажу откровенно, отвечать на ваш вопрос не хочу. Я вам не судья. Скажу лишь, что из семечка одуванчика никогда не вырастет роза, а на розовом кусте не появится цветок одуванчика. Но я отвлеклась. В версиях, которые я рассматривала, не фигурировал Герман. Я подозревала всех, даже саму себя. Однажды, отчаявшись, подумала, что вполне могла это сделать сама, во сне. Такие случаи бывали.
– Правильно говорил мой папочка, что ты сумасшедшая и по тебе психушка плачет! – выкрикнул Герман.
– Замолчи! Не мешай ей говорить, – грозно сказал Александр Николаевич и словно придавил его к стулу тяжелым взглядом.
– Помнишь свой звонок из Петербурга в то злосчастное утро? – спросила Пульхерия. И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Сначала ты позвонил Галине Матвеевне. Именно она сказала тебе об убийстве, но она не знала имени убитой, ей никто его не называл. Это я хорошо помню. А в разговоре со мной ты сказал: «Бедная Вика». Откуда ты узнал, что убили именно Вику? У Гриши полно знакомых девчонок. Почему ты решил, что убили ее?
– Догадался, – со злостью сказал Герман.
– Если бы тогда я обратила внимание на твои слова, мне не пришлось бы испытывать позора и унижения, – с горечью сказала Пульхерия. Она взглянула на Штыкина. – Игорь Петрович, вы же умный, внимательный следователь. Неужели вам не приходило в голову, что убийцей мог оказаться Герман?
– Нет. Я не занимался детальной проверкой его алиби, полагал, оно железное.
– Ну теперь вы легко установите, что это не так. Накануне убийства, в шестнадцать часов, Герман, сославшись на головную боль, ушел к себе в номер. На этот день было назначено открытие салона, но его перенесли на следующий день якобы из-за недоделок. Герман сказал обслуживающему персоналу, чтобы его до утра не беспокоили, а сам покинул номер, взял джип и отправился в Москву. Он гнал как сумасшедший и был у дома Вики в начале двенадцатого ночи. Его джип из окна видела соседка Вера Ивановна.
– Но ведь девушка была убита, если мне не изменяет память, между двумя и тремя часами ночи, – сказал Александр Николаевич.
– Появились новые обстоятельства, которые позволили скорректировать предполагаемое время смерти Вики, – пояснил следователь.
– Что за обстоятельства?
Штыкин хмыкнул, бросил короткий взгляд на Пулю и ответил:
– Пульхерия Афанасьевна, побывав на месте преступления, заметила, что постель, на которой лежала Вика, сильно влажная. С самого начала криминалисты посчитали, что убийца, чтобы ввести следствие в заблуждение, обложил тело девушки льдом. Но Пульхерия Афанасьевна убедила нас в том, что это был не лед, а горячая вода, и, следовательно, убийство произошло в интервале не с двух до трех, а с двадцати трех до двадцати четырех часов ночи. Медэксперты признали ее доводы весьма разумными, и акт экспертизы был исправлен.
Гранидин-старший удивленно взглянул на Пулю.
– А вы, голубушка, и здесь преуспели, – пробормотал он.
– Молодец, Афанасьевна! – захлопал в ладоши Гришенька. – Папа, разреши мне на ней жениться. Меня даже большая разница в возрасте не смущает.
Взгляд, которым папаша Гранде наградил сыночка, был красноречивее всяких слов.
– Ну тогда женись сам. Гони к черту своего Пашку. Мы с такой мамочкой самыми богатыми в мире станем, богаче Била Гейтса.
Она взглянула на Германа.
– Доказательства получить легко. Достаточно расспросить персонал гостиницы, в которой ты останавливался. Наверняка найдутся люди, которые видели тебя выходящим или входящим в номер в это время. Кстати, менеджер Витюша в разговоре со мной сказал о каком-то джипе, который оказался в выставочном зале на подиуме грязным. Он отругал работников салона за нерадивость, считая, что они не помыли машину вовремя. Вопрос о грязи в этом деле, между прочим, является весьма интересным. И я бы даже сказала – ключевым. Эту грязь вы, Игорь Петрович, найдете на джипе, на котором ездит Герман, а также на вашей «Волге».
– И что с того? Каким образом это относится к убийству? – вспыхнул Герман.
– Сейчас я имею в виду покушение на меня. Если вы, Игорь Петрович, исследуете грязь на одежде Ларисы, которая встала сегодня между мной и таинственным черным джипом, легко установите, что она полностью совпадает с грязью из лужи недалеко от этого дома.
– В том, что на тебя наехал какой-то черный джип, я тоже виноват? – почти естественно изобразив удивление, спросил Герман. – Я же в это время был в префектуре.
– Затеряться в коридорах наших префектур очень легко, – с легкой усмешкой пожала плечами Пульхерия. – Там столько народу. И ты, дорогой, это прекрасно знаешь. Лучшее место для алиби трудно придумать. Жаль, что Вику ты убивал поздно ночью, когда все госучреждения закрыты. Тогда бы тебе не пришлось придумывать столь сложное и в конечном итоге бездарное алиби.
– А что мне оставалось делать? Мой компаньон столько лет обворовывал меня да еще спал с моим отцом. У меня растет дочь, у которой любимый дедушка оказался гомосексуалистом. Дед-извращенец…
– Герман, сколько можно тебе повторять! – вскричала Пульхерия. – Сейчас другое время, молодежи наплевать на ориентацию ее предков. Нельзя за это лишать жизни. Тебе надо было просто поговорить с отцом, и он бы все сам уладил.
– Отец, отец, он все уладит… Я хотел сам с ней разобраться. Она влезла в нашу семью, развратила Гришеньку, пыталась создать проблемы с моим бизнесом… А потом… Я сделал это в состоянии аффекта.
