— Минуточку, дайте подумать… — Поджав губы, экономка умолкла и, откинув назад голову, устремила взор в небо — словно в ожидании Божьей помощи.
Я постаралась навести её на нужную мысль:
— По-моему, вы говорили, как миссис Корвин сообщила Кэтрин о предстоящем визите бабушки.
Луиза одарила меня благодарным взглядом:
— Да-да. А Кэтрин сказала маме, что пойдёт к себе в комнату почитать: она очень любила книги.
— Что было потом?
— Кэтрин поднялась наверх, а миссис Корвин выпила чашечку кофе.
— Вы можете точно сказать, в котором часу миссис Корвин вышла из дома в то утро?
— В десять двадцать пять, — последовал незамедлительный ответ. — Я как раз прибирала на втором этаже и увидела, как она спускается, уже в пальто.
— Вы так точно запомнили время?
Луиза улыбнулась:
— Это случайно получилось. В холле на втором этаже стоят большие старинные часы, и я как раз вытирала с них пыль, когда мимо прошла миссис Корвин.
— А, тогда понятно, — улыбнулась я в ответ. — О'кей, вернёмся к кухне. Что вы делали после того, как миссис Корвин с Кэтрин поели?
— Приготовила завтрак для мисс Лундквист, её сына Тодда — ему двенадцать — и этой подруги мисс Лундквист, которая…
— Минутку. Кто такая мисс Лундквист?
— Сестра Кэтрин — дочь мистера Корвина от первого брака. — Казалось, Луиза ждёт от меня какой-либо реакции, так что я кивнула, и она продолжала: — Мисс Лундквист — она не любит, когда её называют «миссис», — и её подруга, миссис Кинг, которая гостила у нас в тот день, пришли в столовую через несколько минут после того, как миссис Корвин встала из-за стола. А следом появился и Тодд.
— Вряд ли в тот момент вы протирали часы.
— Боюсь, что нет. — Экономка снова улыбнулась. — Но, думаю, завтракать они уселись без чего-то девять, если вас именно это интересует.
— Именно. А когда закончили?
— Тодд поел минут за десять — он буквально забрасывает в себя пищу. А вот мисс Лундквист и миссис Кинг, пожалуй, пробыли за столом до половины десятого.
— Что вы делали, когда они поели?
— Прибрала в кухне и столовой, помыла посуду, протёрла столы — ну как обычно. А потом перешла к прочим своим обязанностям. — Она замялась. — Хотите, чтобы я всё подробно рассказала?
— Буду очень признательна.
Она повела плечами — едва заметно, но достаточно красноречиво. Яснее и словами не скажешь. По её мнению — пусть и выраженному весьма деликатно, — я сама не понимаю, что делаю. И если по правде, так оно и было. Расследование убийств (даже когда на самом деле убийство ни при чём, как в данном случае) — не совсем моя стихия. Тем не менее я знаю одно. Досталось мне это знание не даром, но справедливо оно для любого расследования. Самые важные вопросы — это, как показывает практика, те, которых вы не задали.
— Ну что ж, — начала Луиза, вроде бы даже не брюзжа, — первым делом — после того как прибралась на кухне — я загрузила в машину кипу полотенец. Дело в том, что женщина, которая приходит четыре раза в неделю и занимается стиркой и прочей тяжёлой работой, большую часть той недели проболела. Покончив со стиркой, я поднялась наверх и навела порядок на втором этаже.
— И в комнате Кэтрин?
— Да, конечно.
— И с ней тогда всё было в порядке?
— Абсолютно, — резко ответила экономка, не в силах скрыть раздражение: очевидно, в моём вопросе она углядела оскорбительный для себя намёк.
— Живот у девочки прошёл? — не отставала я.
— Прошёл. И вообще, не так уж плохо ей было накануне. Слегка тошнило, и всё. Поверьте, случись что-то серьёзное, я бы тут же позвонила доктору. — Губы её сложились в жёсткую линию.
— Не сомневаюсь, — отозвалась я как можно миролюбивее. — Я лишь пытаюсь выстроить общую картину событий. — Вроде бы Луиза слегка смягчилась, и я продолжала: — Что Кэтрин делала, когда вы к ней вошли?
— Лежала на кровати и читала.
— Вы с ней поговорили?
— Спросила, как себя чувствует, а она ответила: «Хорошо». Вот и все разговоры.
— Чем вы занялись дальше?
— Прибрала наверху, чтоб было более-менее пристойно, и спустилась в прачечную — закинуть бельё в сушилку. Потом вытирала пыль и пылесосила в зале, то есть вот здесь. — Она обвела жестом комнату. — Затем мыла туалет, а когда закончила, достала полотенца из сушилки и сложила их в стопку.
Опустив глаза, Луиза принялась нервно теребить юбку, и я поняла, что дальнейшие воспоминания для неё особенно болезненны. Но уже через несколько секунд, справившись с волнением, она продолжала:
— Когда я тащила свои уборочные причиндалы в библиотеку, Кэтрин снова спустилась, встретила меня у дверей. Обычно она обедала в час, но тут сказала, что проголодалась, а я так этому обрадовалась, что бросила всё и побежала на кухню что-нибудь ей приготовить. — Женщина снова умолкла, и я заметила слёзы в её глазах. — За завтраком бедняжечка еле-еле поклевала. Да и по правде, она совсем потеряла аппетит с того дня, как её чуть не сбила машина. Вы ведь уже слышали об этом? — Я кивнула, и Луиза с грустью добавила: — Хотя Кэтрин и раньше плохо ела, упокой Господь её душу.
— В котором часу она спустилась?
— Боюсь, что точно и не скажу, но, по-моему, было около четверти первого, поскольку чуть раньше я смотрела на часы — перед тем как достать бельё из сушилки, — и было начало первого.
— Когда вы отправились на кухню, Кэтрин пошла в библиотеку?
— Да. Сказала, что немножко почитает, а я обещала позвать её, как только всё приготовлю.
— И что было дальше?
— Я так надеялась, что она хорошенько покушает. Бросилась разогревать суп, приготовила сандвич с ветчиной, салатом, помидорами и кетчупом. Выставила на стол картофельный салат и хотела налить ей молока. Но пакет оказался пуст. А ведь после завтрака в нём оставалось не меньше половины. Я решила, что Тодд снова захотел пить, вот и осушил его. — При упоминании имени мальчика голос экономки чуть заметно, почти неуловимо, посуровел.
— С чего вы взяли, что молоко допил Тодд?
— Он частенько захаживает на кухню и выпивает два-три стакана молока — хотя, по-моему, больше проливает: Тодд не отличается аккуратностью. — На долю секунды Луиза нахмурилась. — Прежде он вообще хлебал прямо из пакета, пока дедушка — то есть отец Кэтрин — не поймал его за этим занятием и не положил конец такому безобразию. Подозреваю, он и сейчас это вытворяет, когда никто не видит. А ещё у него привычка — ставить пустые пакеты и бутылки обратно в холодильник.
— Вы недолюбливаете Тодда, да?
— Неправда, — покраснев, запротестовала Луиза. — Вообще-то он неплохой мальчик. В этом возрасте все мальчишки — сплошное наказание, ничего другого ждать не приходится. — Она выдержала паузу. — А в принципе я очень люблю Тодда.
Ну ясное дело, едва не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сдержалась. Вместо этого сказала:
— Итак, вам пришлось выйти за молоком.
— Да.
— Магазин далеко отсюда?
— В двух кварталах.
— Перед уходом вы не виделись с Кэтрин?
— Нет, но знаю, что, когда я уходила, она была жива.
— Откуда такая уверенность?
— Я выходила через парадную дверь, чтоб сказать ей: иду, мол, в магазин и скоро вернусь. Окликнула её, однако, честно говоря, так спешила, что точно даже не знаю, ответила она мне или нет. Но дело в том, что за несколько секунд до этого, когда я спускалась в холл, я услышала её смех. Наверное, прочитала что-нибудь смешное в своей книжке. — Помолчав, экономка печально добавила: — У малышки было отличное чувство юмора, а уж поверьте, не много у неё было причин веселиться.
— Что вы имеете в виду? — встрепенулась я, почему-то решив, что меня ждёт некое откровение зловещего толка. Размечталась…
— Ну, вы, видимо, уже знаете, что совсем недавно умер её отец, а они были очень близки. Да и миссис Корвин вам наверняка рассказала, какое слабое здоровье было у девочки. Ребёнку нелегко свыкнуться с такими вещами.
Я пробурчала что-то нечленораздельно-утвердительное, а затем, слегка разочарованная, вернулась к теме:
— Вы уверены, что смеялась именно Кэтрин?
— Совершенно уверена. У неё был такой тоненький голосок, а когда она смеялась, казалось, колокольчик звенит, — чуть ли не благоговейно заметила Луиза.
— А не мог это быть телевизор? — не отставала я.
— Нет-нет, смеялась Кэтрин, это точно.
— Возможно ли, что в тот момент кто-то был с ней в комнате?
— Ну… возможно, конечно, — неохотно признала Луиза. — Но я никого больше не слышала.
— А в котором часу вы пошли в магазин, не помните?
— Пожалуй, в полпервого. А если и позже, то самую малость.
— И ещё один вопрос. Когда вы уходили, дверь в библиотеку была открыта или закрыта?
— Открыта, просто я не стала туда заглядывать. Но Кэтрин совершенно точно была жива, когда я уходила в магазин, — чуть ли не со слезами повторила женщина. А затем, очевидно поймав меня на слове, стала подниматься. Но очень скоро узнала, что для меня «и ещё один вопрос» — всего лишь образное выражение.
