Бубен, а в миру — Сашка Бубнов, один из моих великовозрастных оболтусов, как раз показался на пороге своей альма матери. Верзила под два метра ростом, тощий, как селедка, но жутко умный. Вот и сейчас Бубен быстро сообразил, что преждевременная смерть любимой учительницы не за горами, зацепил меня за воротник шубейки и, рыкнув: «Разойдись», — поволок в учительскую. Там царила всеобщая паника. Галину Петровну, директрису, химичка отпаивала сердечными средствами, остальные работники просвещения отдельно взятого лицея либо подавленно молчали, либо осторожно перешептывались.
— Афанасию Сергеевну заказывали? — пошутил Бубен, сваливая мою тушку на пороге учительской.
Острослов ты мой! Вот влеплю тебе трояк по литературе за полугодие, будешь знать, как каркать!
Зоя Федоровна, математичка, отличавшаяся, как и все представители точных наук, редким умом и сообразительностью, вжалась в стену:
— Кто?
— Что «кто»? — слегка отупел Бубен, чего за ним отродясь не наблюдалось.
— Кто ее заказывал? — пояснила Зоя Федоровна.
— Понятия не имею. — Сашка заботливо усадил меня в уголок и поспешил ретироваться из учительской, которая в данную минуту больше походила на всем известную палату в сумасшедшем доме. Галина Петровна принялась усиленно поглощать корвалол прямо из пузырька, остальные учителя застыли в немом ужасе. Сережка Худяков, историк, полный лысеющий мужчина «в самом расцвете сил», схватил себя за голову в страстном порыве отделить ее от туловища — так глубоко было его горе!
— А она живая? — успела выкрикнуть Надежда Николаевна, преподаватель биологии, вслед моему оболтусу.
— Как Ленин! — уже из коридора ответил Бубен.
«Пожалуй, все же трояк я ему поставлю», — решила я.
Всем известно, что учителя — народ крайне нервный. Потому я решила поберечь остатки нервных клеток своих коллег и поспешила открыть глаза:
— Всем привет!
— Так ты жива, Афонька! — обрадовалась молоденькая француженка.
— Как Ленин, — выползая из угла, процитировала я Сашку Бубнова, правда, с некоторой долей трагизма в голосе.
Худяков отпустил голову и недовольно произнес:
— А зачем твой Бубен нам голову морочит? «Афанасию заказали»! Спрошу-ка я его сегодня, наверняка ни фига не выучил!
Что ж, Сашке Бубнову не позавидуешь: если Серега спрашивает, то спрашивает все — от момента сотворения вселенной до факта построения светлого коммунистического будущего во всем мире, переходя уже к ненаучной фантастике.
— Девочки, скоро первый звонок, — строго сообщила Наталия Сергеевна, ветеран в сфере образования, наш завуч, по кличке Чекистка. Говорят, кликуха эта привязалась к ней чуть ли не во времена царя Гороха. Причиной тому послужила поразительная способность Сергевны знать все и про всех. Когда забеременела одна из наших учениц (такое иногда случается в школах), Наталия Сергеевна узнала об этом даже раньше, чем будущая мамаша. Помнится, я страшно оконфузилась, будучи молодым специалистом. Как всем известно, 19 декабря в нашей стране всенародно празднуется День чекиста. Желая сделать приятное ветеранше, я купила букет цветов, подписала открытку и принародно поздравила Наталию Сергеевну с профессиональным праздником... Смеялись все, кроме самой героини торжества — ее взгляд не обещал ничего хорошего. Штрафные санкции не замедлили сказаться: расписание мне составили крайне неудобное, к тому же нагрузили факультативами, как старый цыган свою кибитку ненужным барахлом. С тех пор взаимоотношения с завучем у меня как-то не заладились. Впрочем, завуча у нас побаивались все, включая и директрису Галину Петровну.
— Скоро первый звонок, — повторила Чекистка. — Убийство убийством, а забывать о профессиональном долге все же не следует. Тем более что полугодие заканчивается. Попрошу всех приступить к своим обязанностям! — Наталия Сергеевна, гордо неся свою маленькую головку с реденькими островками волос, покинула учительскую. С ее уходом все учителя заметно оживились. Ко мне подскочила француженка и, задыхаясь от восторга, посвятила в суть проблемы:
— Афоня, это неподражаемо! Менты приперлись в школу, ищут свидетелей убийства.
— Да? — Я почувствовала себя кроликом, загнанным в угол.
— Ага! Вчера вечером, аккурат после того, как у нас собрания закончились, во дворах какой-то придурок убил крутого мужика и попытался скрыться с места убийства, но что-то не рассчитал и врезался в фонарный столб. Тачка — всмятку, но, говорят, водила жив, правда, без сознания...
— Без сознания, — как робот, повторила я, не в силах поверить. После таких ударов, который пришелся на долю старенькой «Волги», даже манекен не выживет, что уж говорить о человеке?
— Вот именно! Короче, — посерьезнела француженка, — менты собрались нас всех допрашивать.
— Допрашивать... — мне уже было плохо. Что же будет, когда начнут допрашивать?
— Интересуются, не видели ли мы чего-нибудь... А ты почему такая синяя? — француженка с любопытством уставилась на меня. — Перепугалась, что ли?
— Немного. Василич на входе так прямо сразу и огорошил меня этим убийством. Я уж думала, кого-то из наших...
— Тьфу, типун тебе! Хотя, признаться, Чекистке давно пора на пенсию.
Наверное, Наталии Сергеевне и в самом деле не мешало бы уйти на покой, в хорошем смысле этого слова. Ничего дурного даже я ей бы не пожелала.
Прозвенел звонок. Первый раз за шесть с половиной лет работы в школе этот звонок звучал столь отвратительно, что мне захотелось как минимум заткнуть его навсегда.
Родной 11 «Б» встретил меня настороженным молчанием. Подозреваю, они рассчитывали на отмену контрольной в связи с чрезвычайной ситуацией в школе. Оправдывать их тайные надежды я не собиралась, и вовсе не из-за вредности характера, а просто потому, что ни о чем другом, кроме предстоящей встречи с ментами, в данную минуту думать не могла.
— Афанасия Сергеевна, как вы себя чувствуете? — заботливо поинтересовался Тошка Филатов. Бубен, очевидно, уже успел рассказать, как транспортировал меня в учительскую.
— Не дождетесь, — строго ответила я. — Задания прочитаете на доске, если, конечно, читать еще не разучились. Текстами романа можете пользоваться, а вот учебниками не советую — все равно ничего путного там не найдете. Почему ждете? Приступайте...
Оболтусы повздыхали, поворчали, но приступили.
«Вот оно, начинается! — думала я, глядя в окошко. — Менты уже здесь. Оперативно, однако! А еще
говорят, что наша милиция работать не умеет. Интересно, много им удалось нарыть? Может, меня прямо сейчас и арестуют? Сколько гам Клавка обещала по совокупности? Пожизненный срок, кажется. Господи, ну почему я не поехала на трамвае?!»
— Все несчастья — от женщин, — прервал ход моих размышлений ворчливый голос Сашки Макарова.
— Что-что? — удивилась я.
— Я говорю, во всех бедах виноваты женщины, — охотно повторил Сашка. Класс заинтересованно напрягся. Макаров слыл остряком, балагуром, я бы сказала, балаболом, отличался веселым нравом и легким характером. Любое его выступление грозило перерасти в сорванный урок. Но в данную минуту я была слишком взволнована предстоящей встречей с милицией, оттого и не пресекла попытку болтуна затеять диспут вместо контрольной, а несколько рассеянно полюбопытствовала:
— Подобный вывод ты сделал на основе прочитанного романа?
— В основном на жизненном опыте, а роман лишний раз его подтвердил.
— Любопытно. Это каким же образом?
— Элементарно! — оживленно воскликнул Макаров. — У Мастера крыша из-за кого съехала? Из-за Маргариты. Она ведь все время талдычила: пиши про Пилата, пиши... Вот Мастер и повелся, как телок. Я ж говорю, все, как в жизни: бабы, в смысле женщины, вертят нами, как хотят! В обшем, шерше ля фам, как говорят наши друзья французы.
— Точно, — неожиданно поддержал товарища Бубен. — Бабы — они такие. Про убийство уже слышали?
Я кивнула, ощущая невероятную слабость во всем теле. Бубнов тем временем продолжал:
— Так вот, говорят, баба обоих замочила...
— Кто... — Я не узнала собственного голоса: какой-то сиплый, хриплый, безжизненный. Прокашлявшись, я повторила попытку: — Кто говорит?
— Брательник мой. Он как раз живет в том дворе. От друга возвращался, видел, как все произошло, а еще тетку какую-то видел. Она сперва одного пристрелила, а потом и водилу добила. Выстрелом в упор, между прочим, и быстренько смылась с места преступления. Хладнокровная, зараза!
«Хладнокровная зараза», обливаясь потом, благодарила бога за то, что брат Бубнова в нашем лицее не обучается и опознать меня вряд ли сможет. Но это никак не облегчало мне жизнь — я-то была уверена, что свидетелей происшествия не было. А тут... Вполне может оказаться, что какой-нибудь собачник выгуливал своего четвероногого питомца на сон грядущий, или влюбленная парочка целовалась в подъезде и, привлеченная грохотом аварии, прервала приятное занятие. Да мало ли еще кто мог видеть, как я улепетываю с чемоданчиком?!
