– Смешная ты, мамик, – Славка тяжело вздохнул и отвернулся. – Господи, как же хорошо, что ты у нас снова есть!
– Это точно, – поддакнула я, покосившись на Сашу. – А еще полчаса назад у вас ее все еще не было…
– Анетка, ну не надо об этом!
– О чем? – Парень удивленно посмотрел на нас. – О чем вы?
– Неважно. Потом расскажу. Пока ты продолжай.
– Хорошо. В общем, цапались они, цапались и упомянули аварию. Я чуть с карниза не свалился, когда понял, что все это устроили они! Оба! Папаша верещал, что фон Клотц чуть не угробил заодно и его сына, то есть меня. Крысюк огрызался, а я… Я решил любой ценой выбраться из этого проклятого замка и пойти в полицию.
– Глупыш, да у фон Клотца здесь все схвачено, – я грустно усмехнулась. – Ты забыл о результатах экспертизы?
– Если честно, я даже не подумал об этом, – смущенно почесал затылок Славка. – Все равно у меня ничего не получилось. Меня крысюков прихвостень, Хельмут, поймал. И не спится же гаду! Буквально на выходе меня перехватил. Заклеил мне рот скотчем, чтобы я не орал, и поволок в какую-то кладовку. Потом привел туда хозяина. Папашка решил не светиться, надеялся, наверное, сохранить имидж хорошего отца. Мол, знать ничего не знаю, сплю я. Коз-з-зел! – Славка стиснул зубы и какое-то время молчал. – Короче, крысюк явился, долго пялился на меня с довольным видом, а затем что-то прогавкал по-немецки своему прихвостню. Потом – укол, потом… ничего не помню. Очнулся – темно, совсем темно. Перепугался я, думал, что ослеп. Наощупь обшарил свою камеру, наткнулся на гроб… – Славкины губы задрожали: воспоминания явно были не из веселых. Мальчишка ведь совсем – и такое! – Потом я нашел дверь, начал стучать, кричать… Бесполезно. Я не знаю, сколько прошло времени с момента моего дурацкого побега, наверное, неделя?
– Меньше двух дней, – я погладила его по спутанным волосам.
– Не может быть! – недоверчиво посмотрел на меня Славка. – Всего-то? Но… но это было так долго… Сначала мне хотелось есть и пить, потом – только пить, а потом я стал задыхаться… А потом…
– Ну все, мой родной, все, – Саша прижала к себе колотившегося в нервном ознобе сына. – Все кончилось, теперь мы вместе. Я никому больше не позволю тебя обидеть!
– Нет, мама, – неожиданно твердо проговорил Славка, подняв голову. – Это Я больше никому не позволю тебя обидеть!
Сквозь полудетские еще черты лица на нас смотрел взрослый мужчина, словам которого не поверить было бы просто невозможно. У Саши действительно появился защитник, готовый уничтожить любого, кто попытался бы причинить зло его матери.
Восхищенный импульс, пронизавший меня насквозь, заставил меня улыбнуться. «Эй, доча, он слишком стар для тебя! Хотя…»
Пора было убираться из этого дышавшего смертью и тленом места. Пока Саша возилась с сыном, делая ему инъекцию стимулятора, я заглянула в склеп, чуть было не ставший и Славкиной могилой. Заглянула – и задохнулась от ужаса и омерзения.
Ужас принял вид небольшой, площадью около пяти-шести квадратных метров, каморки с грубо обтесанными стенами и потолком. Посреди сей смердящей конуры находилось возвышение, державшее на своих плечах массивный гроб. Сделанный, похоже, из хорошего дерева, не превратившегося за все эти годы в труху.
И вот сюда этот мерзавец при полном попустительстве отца притащил мальчишку и бросил его умирать мучительной смертью?! Омерзение, выглядевшее комком слизи с физиономией фон Клотца, радостно булькнуло, приглашая разделить восхищение простотой и элегантностью замысла. Ну как же, ведь это так рационально: и руки лично марать не пришлось, и досадная помеха, способная доставить неприятности как в настоящем, так и в будущем устранена. И еще одна выгода – сестричку можно пошантажировать, заставить ее сделать все, что угодно. Месть со стороны отца? Не смешите, фрау и герры, ЭТОМУ отцу, по большому счету, абсолютно безразлично все, что не касается денег! Повозмущается Андрюша для порядка и заткнется, получив свою долю пирога.
А кстати, что это за пирог? Я повернулась к Саше, помогавшей сыну подняться:
– Саша, ты-то хоть понимаешь, ради чего было затеяно это сволочное действо? Потому что я лично совсем запуталась.
– Я сама ничего не понимаю, – пожала плечами подруга. – Столько усилий, столько подготовки, столько подлости – а смысл?
– Голубовский поведал мне слезливую историю о своих долгах и страстной любви белесой крысы к твоей дочери, – сказала я.
– Бред какой-то! – Саша раздраженно поморщилась. – Разве я так уж активно мешала этой любви? А ты? А Слава? И вообще, – она наклонилась, собирая оставшиеся пожитки, – давай обсудим все попозже, хорошо? Сейчас нам следует решать задачи поэтапно. Этап первый: выбраться наконец из этого проклятого подземелья. Пошли?
– Пошлю, – буркнула я, – обязательно пошлю! Но потом. Зато – цветисто и далеко.
– Злюка. Слава, можешь опереться на мою руку.
– Мама!
И мы двинулись обратно, следуя отметкам из лейкопластыря на стенах. Скорее всего, существовал и какой-то другой, более короткий путь на поверхность, которым и воспользовался фон Клотц. Но тратить время на его поиски, рискуя заблудиться окончательно, нам не хотелось.
Славка держался молодцом. Он уверенно шагал рядом с матерью, периодически пытаясь забрать у нее вещмешок. Попытки его, естественно, были безуспешными, но само шутливое препирательство, сопровождавшее их, доставляло парню симпатичное такое, переливающееся счастьем удовольствие. Лучики этого счастья досаждали затхлой атмосфере подземелья гораздо больше, чем холодный свет фонаря. Мрак лопался и неопрятными клочьями повисал на стенах, тишина зажимала уши и корчилась от злости. Эти людишки опять вместе, они счастливы и они победили! Кошмар какой-то!
Мы давно уже вернулись в коридор, декорированный коробом с электрическим кабелем. Славка продолжал болтать и задираться, но его голос слабел, дыхание начало сбиваться. Действие стимулятора заканчивалось, парень мог упасть без чувств в любую минуту.
– Слава, береги силы, давай помолчим, хорошо? – Саша с тревогой смотрела на сына, проверяя его пульс. – Я не знаю, сколько нам еще идти, поэтому давайте остановимся, передохнем и подкрепимся. На, сынок, поешь. Тут вот еще апельсин есть, он сочный и хорошо восстанавливает силы.
– А у меня яблоко есть, кушай.
– Мама, тетя Аня, вы что?! – возмущенно завопил Славка, глядя на двух заботливых клуш, припасших цыпленку свежего червячка. Я что, малыш несмышленый, по-вашему, который с радостью выхватит у мамы вкуснятинку и безмятежно зачавкает ее, даже и не думая с ней поделиться? Вы серьезно надеетесь, что я возьму у двух слабых женщин последнюю еду?!! Ни за что!
– Славка, не ерунди. – Я взяла парня за руку и насильно вложила ему в ладонь яблоко. – И не вздумай бросать еду на пол, а то в ухо получишь! Мы все понимаем, ты у нас единственный мужчина, защитник и все такое, но знаешь, дорогой мой мужчиночка, мы с твоей мамой сегодня утром сытно позавтракали, да еще и перекусывали по пути, а ты, если еще помнишь, не ел уже два дня.
– И еще два дня могу не есть! Я нормально себя чувствую!
– Это действие стимулятора, а оно имеет свойство заканчиваться, – Саша повторила мой фокус, пристроив апельсин в другую руку сына.
– Еще раз меня уколешь, у тебя есть, я видел! – заявил Славка.
– Нет, Слава, нельзя. Тебе и после этого укола плохо будет, а два подряд могут посадить тебе сердце.
– Но я…
– Все, тема закрыта. Подумай о том, что, если ты свалишься, нам с тетей Аней придется нести тебя на руках, а ты мальчонка рослый, тяжелый…
– А мы – всего лишь слабые женщины! – расстроенно всхлипнула я.
– Ага, слабые, а кто дверь дубовую недавно в щепки разнес? – проворчал Славка, усаживаясь у стены. – Кстати, как вам это удалось? Я все руки об нее ссадил – и все никак.
– Ничто не может остановить мать, когда ее детеныш в опасности. – Я подтолкнула Сашу в бок.
– Мам, что, серьезно? Это ты?! Одна?!!
– Не отвлекайся, ешь, – Саша явно не хотела развивать эту тему.
– Ладно, ладно, уговорили.
И Славка с хрустом впился зубами в яблочный бок.
Мы отдыхали около часа, выключив фонарь. Я очень надеялась подремать, поскольку вымоталась окончательно, но натруженные и изгрызанные крысами ноги нашли в себе достаточно сил, чтобы растоптать эту надежду в блинчик. Раны мои горели огнем, очевидно, анестезирующее действие наложенного Сашей лекарства закончилось. От боли я стонала и вопила, но мысленно, ведь рядом раздавалось сонное сопение Славки.
Очевидно, вопли и стенания, не получив звуковой поддержки, выместили свое недовольство на моей физиономии, поскольку Саша, включив фонарь и увидев меня, охнула и лихорадочно принялась копаться в своей торбе:
– Анетка, ты с ума сошла! Почему ничего не сказала, а? Только что учила моего сына рациональности мышления, а сама!
