– Когда Эвелина в лапах этого чудовища? – возмутилась я. – Не дразните меня, Эмерсон, вы согласны с этим не больше моего. Вы думаете, что Уолтер...
– Я очень тревожусь за Уолтера, – тихо сказал Эмерсон. Я уже достаточно хорошо его изучила, чтобы почувствовать за этим спокойным тоном скрытую муку. – Но мы ничем не сможем помочь ни ему, ни Эвелине, пока не поймем, что за всем этим стоит. В основе поступков его светлости лежит куда более сильный мотив, чем несчастная любовь. Подумайте же, Пибоди! Если вы хоть немного способны шевелить мозгами, то сейчас самое время.
– Есть у меня одно подозрение, – сдавленно пробормотала я. – Даже думать об этом не хочется... Если я права... Эмерсон, мы с вами вели себя как последние идиоты. Если бы я знала о передвижениях Лукаса, и если бы вы знали о...
– Так говорите же! С женщинами всегда так, даже с лучшими из них. Они пускаются в никому не нужные причитания на тему: если бы да кабы.
– Вы правы, – смиренно ответила я, позабыв о гордыне. Все мое существо переполнял страх за Эвелину. – Слушайте же! Я расскажу вам историю Эвелины.
Эмерсон молча выслушал мой сбивчивый рассказ. Я видела, как в темноте поблескивают его глаза.
– Да... – заговорил он, когда я закончила. – Ключ где-то здесь. Из-за наследства можно решиться и не на такое. Но как Лукас собирается все устроить? Совершенно непонятно. Может, он солгал о смерти старика? Если граф жив и подумывает о том, чтобы восстановить Эвелину в правах наследницы...
– Нет, сэр Элсмир мертв. Я узнала в английском консульстве.
Эмерсон стукнул кулаком по колену.
– Черт бы побрал все эти загадки! Каким-то непостижимым для нас образом Эвелина сохранила возможность распоряжаться состоянием, которое так страстно желает заполучить ее алчный кузен. Он сделал все, что было в его силах, чтобы убедить ее по доброй воле выйти за него замуж. Я-то полагал, что им движет если не любовь, то страсть. Но в наше время английскую девушку невозможно силой принудить выйти замуж, а после сегодняшней ночи лишь насилие осталось в распоряжении Лукаса. Эвелина по своей собственной воле ни за что не согласится стать женой этого негодяя. Нет, его интересует не она сама, а деньги. Если бы мы только знали...
– Кажется, я знаю! Помните, я сказала, что перед смертью лорд Элсмир собрал все вещи Эвелины и отослал ей в Рим, потом их переправили в Каир. Лукас говорил мне... бог мой, да он просто похвалялся, что в замке Элсмир все подчинялись только ему, пока старик лежал на смертном одре. Если старый лорд Элсмир смягчился по отношению к Эвелине и пожелал восстановить ее в правах, Лукас позаботился бы о том, чтобы тот не смог связаться со своими стряпчими. Но ведь старик мог собственноручно написать завещание! Хорошо зная Лукаса, граф решил, что единственная возможность сохранить документ – отправить его Эвелине вместе с платьями и безделушками. Тем самым он надеялся обмануть бдительность Лукаса.
– Ей-богу, Пибоди, думаю, вы попали в самую точку! – с жаром воскликнул Эмерсон.
От его похвалы я немного повеселела.
– Лукас наверняка испробовал все способы добраться до этих ящиков или хотя бы попытаться уничтожить их. Видимо, он не успел перехватить багаж в Риме, а в Египте ящики попали на хранение к лорду Барингу, страшному педанту. Кроме того, Барингу отлично известна репутация Лукаса. Так что у его светлости не было ни единого шанса выцарапать драгоценный багаж. Увы, если бы ему удалось...
– Эвелина сейчас была бы вне опасности, – закончил Эмерсон. – Возможно, Лукас не был уверен в существовании завещания, он лишь подозревал, что в последнюю минуту старый лорд Элсмир оставил все свои деньги Эвелине. Если бы Лукасу удалось уничтожить документ прежде, чем его содержание станет известно, он без помех вступил бы в права наследования. Осознав, что добраться до ящиков с вещами кузины нельзя, Лукас бросился в погоню за Эвелиной. В его голове созрел новый план: жениться. Став ее мужем, он, во-первых, получит возможность распоряжаться ее состоянием, а во-вторых, без помех сможет порыться в ее вещах и найти ненавистное завещание. Но план с женитьбой также провалился. Казалось, Лукас потерпел фиаско, но благодаря нашей с вами глупости и вздорности он получил еще один шанс добиться заветной цели... Пибоди, вы не должны себя осуждать. Вы не могли предполагать, что кузен вашей подруги вынашивает столь изощренные замыслы.
– А я и не осуждаю, – сказала я, вытирая слезы. – У меня и в мыслях не было, что старый лорд Элсмир простил Эвелину. Кроме того, мне никогда не доводилось сталкиваться со столь фантастическими и коварными кознями. Вероятно, только крайне легкомысленный человек, к тому же начитавшийся любовных романов, мог нагородить такое. Ладно, сейчас поздно предаваться бесплодным сожалениям. Давайте выбираться отсюда, пора спасать Эвелину. А если Лукас причинил ей вред, я убью его!
– Отличный план! Осталось подумать, как его осуществить.
– А нам никто не поможет? Например, Абдулла... Или матросы. Они наверняка слышали выстрелы.
– Абдулла вызывает у меня большие подозрения, – мрачно сказал Эмерсон. – Вы забываете, Пибоди, что египтяне отчаянно бедны.
– И капитану Хасану тоже доверять нельзя?
Мне показалось, что он как-то странно выглядел в тот день, когда вы его расспрашивали.
– Нет, Хасан удивительно честный человек, но, к сожалению, он, как и большинство египтян, подвержен предрассудкам. В тот день он со стыдом признался, что его до смерти напугали россказни Мухаммеда о призраках и проклятиях. И все-таки я верю, что Хасан придет к нам на помощь, если только сумеет преодолеть свои страхи и уговорить команду. Но не стоит особенно на это рассчитывать. К тому же не надо забывать о матросах с судна Лукаса. Им могли заплатить, чтобы в случае чего помешали вашему экипажу. Нет, Пибоди, если мы намерены выбраться отсюда и спасти Эвелину, то должны полагаться только на себя. И думаю, тянуть нам не стоит...
– Но как?!
– У входа полно булыжников. Когда я подам сигнал, не мешкайте и начинайте швырять их. А я тем временем проберусь по тропинке в противоположном направлении и попытаюсь обойти скалы.
– Безрассудный план! – вздохнула я. – Вас наверняка заметят или услышат.
– Если хорошенько пригнусь, снизу меня не увидят. А вам надлежит как можно громче вопить, благо у вас это хорошо получается, тогда за вашими криками моих шагов никто не услышит. Ну, Пибоди, если у вас имеется более практичное предложение, я с удовольствием его выслушаю. Никогда не стремился изображать из себя героя. Но что-то же надо делать, и немедленно.
Мне нечего было сказать, точнее, ничего практичного. Сказать же мне хотелось, и о многом! Желание было столь сильным, что пришлось крепко прикусить нижнюю губу. Я отвернулась.
Эмерсон взял меня за плечи и мягко развернул. Он приподнялся на локтях, и я оказалась между его рук, словно мышь, угодившая в лапы кошки. Его лицо было так близко, что я различала каждую щетинку на небритом подбородке.
– Вполне возможно, что мы не переживем эту ночь, – едва слышно прошептал Эмерсон. – А мне бы очень не хотелось умирать, не сделав этого... Проклятье, я все-таки это сделаю, даже рискуя навлечь на свою голову громы и молнии!
И с этими словами он быстро подался вперед и поцеловал меня в губы.
В первые секунды я настолько ошалела от изумления и неожиданности, что не могла ничего предпринять. А потом... просто ошалела и не могла ничего предпринять. Меня целовали далеко не впервые. Несколько моих ухажеров, объявившихся после того как я получила наследство, позволили себе... Ладно, давайте будем честными. Я подталкивала их к тому, чтобы они меня поцеловали. Мне хотелось удовлетворить свое любопытство на этот счет. Но каждый раз поцелуи оказывались невыносимо скучным делом. Сейчас же мне стало ясно, что далеко не всегда стоит полагаться на опыт. Скуки и в помине не было!
Наверное, в какой-то момент я закрыла глаза, хотя и не сознавала этого. Когда Эмерсон оторвался от моих губ, я, как последняя дурочка, продолжала яростно жмуриться. И потому не видела, как он ушел. Думаю, Эмерсон сам немного ошалел, иначе непременно дождался бы, когда я примусь швырять камни.
То, что Эмерсон исчез, я поняла, только когда где-то рядом взвизгнула пуля и меня осыпало каменной крошкой.
Быстро открыв глаза и перевернувшись, я схватила пригоршню камней и швырнула их вдоль тропинки. Они подняли приличный грохот, но Эмерсон, на мой взгляд, производил куда больше шума. Я принялась швырять все, что подворачивалось под руку. Вниз полетели ящики, книги, бутылки, даже башмаки Эмерсона, за ними последовали консервные банки из-под зеленого горошка и персиков, зеркало и чья-то кружка для бритья. При этом я рычала, визжала и голосила как иерихонская труба. Понятия не имею, что думал обо всем этом Лукас. Должно быть, решил, что мы сошли с ума. Никто никогда не слышал такой дикой какофонии. Особенно удачно разбилось зеркало.