Тупые кухонные ножи Галины опасений ему не внушали: сидя за столом, киллер их проверил — они разбалансированы и не годятся для метания, мягкий металл не пойдет для ближнего боя, а гибкая сталь не прорежет даже джинсовой куртки. Топор, стамеска или шило наверняка имеются в хозяйстве, но обычно женщины держат эти предметы в сарае. Так что… либо Учитель вооружился еще одним табуретом, либо в руках у него нож, способный вызвать лишь усмешку профессионала, либо парень надеется на свои пудовые кулаки.
В то, что бандит сидит за баррикадой стола, киллер не поверил. Нет-нет, Учитель стоит сейчас справа от двери, он ведь правша, и готовится нанести удар первым. Так решил киллер.
«Впрочем, береженого бог бережет, — подумал Ювелир. В доме за печкой мог и топор оказаться. А также вилы и рыболовная сеть».
Ювелир плечом толкнул комнатную дверь. Она медленно подалась внутрь, и киллер с пистолетом, зажатым в двух руках, прильнул к тулупу и телогрейке, висящим на крючках в прихожей.
Из дверного проема вырвался свет фар внедорожника. Лучи проходили параллельно двери и хорошо освещали центр комнаты, как за завесу, пряча темные углы. Но главное было видно — Учитель не стоял рядом с порогом с кулаками наготове или с вилами наперевес.
Согнув колени, на подкате, убийца ввалился в комнату и тут же послал две пули в правую и левую стороны от входа. Где-то там должен был стоять Учитель.
Но пули ушли в потолок. И вдруг… Какая-то невероятная сила, стягиваясь воронкой, потащила киллера вниз. Это ковер, провисая под тяжестью лежащего на нем тела, ушел вниз, как в преисподнюю. Ювелиру показалось, что он муха в центре пружинящей паутины. Ковер собрался над головой, и убийца рухнул в подвал с высоты двух метров.
Мгновение и крышка люка захлопнулась».
Как кукла в белом костюме на два размера больше, я сидела на диване, притворялась Зайцевой и придерживала ногой ковер.
Галку во фланелевом халате матушки мы свалили за печку и прикрыли скатертью. Лева притаился за перевернутым столом, к груди, как дополнительную защиту, он прижал крышку подпола.
Нога затекла, вражина шуршала где-то на крыльце и в дом не торопилась.
— Может, минирует? — прошептал Лев.
Я не ответила, дернула ногой неловко, и ковер пополз к люку. Лев поймал полотно, подсунул его мне под пятку и прошептал: «Потерпи, Симочка».
Я терпела. Хотя нога уже онемела совершенно, и я подумала, что, кроме Зайцевой, тащить на руках к джипу Леве придется и меня.
— Что он там застрял! — ругнулась я, хотела добавить чего покрепче, но не успела. С улицы донесся звук работающего двигателя.
— Это мой, — уныло констатировал Лев.
— Чего твой? — не поняла я.
— Машина, говорю, моя. Я ее не запер…
— Лева, ты что, очумел?! На Галкином «фольксе» мы ночью по грязи не проедем, сядем в полях на брюхо.
— У меня в багажнике арбуз и дыня, — начал оправдываться Лев. — Я хотел сначала в дом войти, поздороваться, потом за ними вернуться…
— Боже! — взвыла я. — А ты не мог хотя бы ключи с собой забрать? — И ответила самой себе: — Не мог.
Когда фары джипа, словно юпитеры, осветили комнату, мы оценили все коварство плана Бори. Человеку в полный рост спрятаться было негде. А враг боится только вставшего в боевую стойку Учителя.
— Замри, — приказал Лев и, пригнувшись, прошмыгнул к двери. — Порядок, — крикнул от порога и вернулся за стол. — Теперь тебя вообще не видно, спрятана за световую завесу.
Слов нет, приятно, что мужчина беспокоится прежде всего о тебе, любимой…
— Левушка, — проскулила я, — я больше не могу. Я уже ковра не чувствую.
— Потерпи, — строго сказал Лев, — сейчас он пойдет на приступ.
И точно. Дверь тихонько распахнулась и секунд через тридцать, которые показались мне вечностью, Борис ввалился в комнату. Ковер юркнул у меня из-под пятки и ушел вниз.
Полностью. Вместе с убийцей, успевшим послать в потолок две пули.
Отрывок из записок наемного убийцы.
«Оглушенный падением, спеленутый ковром, как саваном, Ювелир лежал на мягком песчаном полу. Пистолет отбросило куда-то в кромешную тьму, но киллер не спешил его искать. Он боялся шевельнуться и почувствовать боль сломанных костей. Тело ныло, позвоночник, особенно в районе поясницы, сводило судорогой мышц, и киллер с ужасом понял: если сейчас он хоть немного не расслабится, не сменит позу, мышцы вырвут из столба позвонок, и его скрючит, как паралитика».
В полной тишине мы забросили Зайцеву на Левино плечо. Если быть точной, забрасывал Лев, а я только фланелевый подол придерживала. А потом мы поскакали на улицу.
Из подпола не доносилось ни звука.
Довольно небрежно Лев впихнул Зайцеву на заднее сиденье джипа, я примостилась рядом с подругой, чтобы ловить бездвижное тело на тряских ухабах. Лев прыгнул на водительское место, пошарил руками под приборным щитком и громко, с чувством выругался.
— Вот гад… Он взял ключи.
— Как?!
— Молча, — тявкнул Лев, — взял ключи и упал с ними в подвал. Галкины где?
— Лев, на «фольксе» мы не проедем, — пискнула я. — Дорогу размыло, можешь мне поверить. Галка все ухабы наощупь знает, а мы сядем…
— И покажем направление, в котором скрылись, — добавил Лева.
Времени на раздумье оставалось совсем чуть-чуть. Надежда на то, что гад сломает шею, была призрачной, а вот в том, что он скоро выберется из подвала, мы были почти уверены. Огромный подпол дома делила надвое хлипкая дощатая перегородка, убийца скоро придет в себя и вспомнит, что где-то должен быть проход под вторую, нежилую, часть дома. Вспомнит и начнет искать. Одного пинка ногой хватит разнести в щепки эту преграду. Временная перегородка ставилась лет двадцать назад, когда сестры только делили дом. И если у Бориса окажутся с собой спички или зажигалка, колебания огонька быстро приведут его к древней дощатой стене. Обнаружить лаз наверх на стороне тети Клавдии ему не составит труда. Галка несколько раз жаловалась, что полы сгнили и крышка подпола болтается на честном слове.
Снова взвалив Зайцеву на плечо (я автоматически поправила подол на попе в розовом белье), Лев вышел на дорогу. Грязная и разбитая непогодой, она пересекала деревню и через поля уходила в лес и дальше к колхозу, с чьих полей дед Мардон воровал горох. В колхозе, громко именуемом акционерным обществом, была жизнь, были крепкие, в отличие от колотушинцев, люди. И главное — там имелась связь.
— Где заканчивается «мертвая» сотовая зона? — спросил Лев. Оказывается, мы думали об одном и том же.
— Через два километра, — четко доложила я.
— Не дойдем, — буркнул Лева и поправил на плече сползающую Зайцеву. Та начинала оживать и что-то возмущенно попискивала. Пока неразборчиво и вяло. — Куда пойдем? Или, вернее, к кому?
— К соседям нельзя, — уныло констатировала я. — Там только старики и дети…
Два пустующих дома отделяли дом тети Аси от всей деревни, и он получался как бы на отшибе. Заросли бурьяна и крапивы окружали два покосившихся заброшенных домика. Очень хотелось пройти к ним и спрятаться в темных строениях, но именно в высоком крепком бурьяне и скрывалась опасность, манившая простотой решения. Проходя к домам, мы вытопчем дорогу, как стадо диких кабанов. Лачуги даже видны не были, заросли стояли вокруг них стеной, и через них никаких стежек, дорожек, тропок.
Любой другой дом, где мы попросим помощи, моментально станет ловушкой, ведь в каждом дворе сидит брехливая собака. И даже если мы попросим хозяев не включать свет, останутся громко плачущие спросонья дети. Убийца мгновенно вычислит нас и придет туда с пистолетом.
Я отвернулась от деревни и посмотрела в другую сторону. За Галкиным домом начиналась (вернее, продолжалась) полузаросшая дорожка в две колеи к старому сенному сараю колхоза. Через пятьсот метров, упираясь в покосившиеся, вечно распахнутые ворота сеновала, дорога заканчивалась. Пустой огромный сарай в окружении низкорослых посевов был единственным местом, способным дать укрытие.
Эх, если бы Галина хоть на секунду пришла в себя! В школьные годы Зайцева лазила по колотушинским буеракам три летних месяца подряд. Она знала в округе каждый пень, каждую канаву и, без сомнения, вывела бы нас из деревни или спрятала бы так, что никакому Борику не найти. Но Галка вяло трепыхалась на Левином плече, а Лева растерянно озирался по сторонам и, пожалуй, не смог бы точно ответить, где находится дорога на Москву. Принимать решение приходилось мне.
— Пошли к сараю, — сказала я и вздрогнула, услышав, как где-то в доме затрещала под ударом ноги хлипкая деревянная перегородка.
Убийца вырывался на свободу.
Хрусткий звук ломаемого дерева подстегнул, и мы что было сил и прыти помчались прочь. В сторону, противоположную жилью, спасению, концу молчаливой «мертвой зоны». Мы надеялись, что убийца пойдет путем логики и станет искать своих жертв в другом направлении.
