– Ну что? – кинулась Ольга к мужу.
– Ты только прикинь, какой ужас, – закричал супруг и рассказал, в чем дело. От удивления у Зайки открылся рот, такого она даже и предположить не могла.
Оказывается, когда Маня, испугавшись разгневанного Аркадия, спрятала в рот пузырь из жвачки, на него именно в этот момент села оса. Девочка, не увидав насекомое, втащила его в рот.
Оса, обозленная непонятной ситуацией, не растерялась и мигом укусила ребенка под язык, в то самое место, куда врачи предписывают положить таблетку, чтобы лекарство быстрее попало в кровь…
– Какой ужас! – закричала я, кидаясь к Марусе. – Тебе больно? Ну скажи хоть словечко!
– Она не может говорить, – пояснил Севка.
– Надеюсь, промолчит полгода, – фыркнул Кеша.
– Манечка, – суетилась я, подсовывая девочке под спину подушку, – деточка, ну не расстраивайся.
Манюня молча кивнула. Вид у нее был жалкий, растерянный и жутко несчастный.
– Съешь корзиночку, – предложил Дегтярев, – твои любимые купил, с белковым кремом.
Он сунул девочке под нос роскошную тарталетку из песочного теста, наполненную светло-бежевой массой и увенчанную виноградиной. Глаза Манюши быстро налились слезами.
– Ты ее нарочно дразнишь! – возмутился Кеша. – У нее же во рту все распухло, она есть не может…
– Извини, маленький, – смутился полковник, – я хотел как лучше.
Невероятная злоба вперемешку с отчаянием ударила меня в голову.
– А вышло как всегда, – налетела я на полковника, – додумался предложить ребенку, у которого во рту жуткая боль, пирожное скушать. Зачем ты их вообще купил!
– Но, – принялся оправдываться приятель, – ведь я не знал… А корзиночки все любят…
– Все ты виноват, – шипела я, – ты…
– Да в чем же? – подскочил Дегтярев. – Что я не так сделал-то?
Я попыталась взять себя в руки, молчи, злоба, молчи, но язык не хотел останавливаться:
– Много чего сделал! У нас одни несчастья. Зайку от эфира отстранили, у Кешки джип украли, Тузик подцепил насморк, и вообще они с Севкой чуть не утонули. Хучик попался в ловушку, «Форд» въехал в «Фольксваген», Катерина обожглась, СВЧ-печка сгорела, холодильник сломался, а теперь еще и эта оса! А все ты виноват!
– Но, – забормотал Дегтярев, – но, ей-богу, это же несправедливо… Ну при чем тут я?
– А кто обвинил Михаила Каюрова в убийстве, – заорала я, – из-за кого он нас проклял, а?
Александр Михайлович уставился на меня, раскрыв рот. Чувствуя, что сейчас разрыдаюсь, я выскочила в коридор и прислонилась к стене. Молчи, злоба, молчи.
За дверью столовой стояла тишина. Потом раздался голос Александра Михайловича:
– Какая муха ее укусила?
– Не обращай внимания, – ответил Кешка.
– Климакс начинается, – пояснил Севка, – вот за что баб не люблю. Вечно у них гормональные проблемы. То раз в месяц бесятся, на всех кидаются, потом беременеют и людей вокруг со свету сживают, а затем у них климакс начинается. Нет, хуже баб – только обезьяны!
Утром я вышла из спальни рано. Часы показывали полвосьмого. Если что и ненавижу, так это вскакивать по будильнику ни свет ни заря. Получив в руки богатство, я стала спать до десяти, с ужасом вспоминая то время, когда выбегала из дома в семь пятнадцать, боясь опоздать на занятия. Но сегодня нужно сделать очень много и залеживаться под пуховым одеяльцем не было никакой возможности.
Дом мирно спал. Никто из родственников и друзей даже не пошевелился, пока я кралась по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж. Вокруг стояла мирная тишина, прерываемая только мощным храпом. Это Снап и Банди выводили носами рулады. Черри и Жюли спят тихо, а Хучик похрапывает нежно, как-то деликатно.
Ира и Катерина тоже еще лежали в кроватях. В субботу, когда Маньке не надо в школу, а Аркадию с Зайкой на работу, прислуга встает в девять. Даже кошки мирно дрыхли в холле, зарывшись в диванные подушки.
Но не только мои родственники любят поспать в выходной. Я подъехала к «Зеленому саду» в начале девятого, но на территории не нашлось ни одного человека. А у входа в корпус мирно спала на кушетке женщина. Услышав стук двери, она подняла всклокоченную голову и, близоруко щурясь, хриплым голосом поинтересовалась:
– Кто там?
– Анна Касьяновна, кастелянша, к девяти придет? – вежливо спросила я.
– Выходной сегодня, – зевнула дежурная, – Анна Касьяновна отдыхает.
– Где?
– Дома, конечно. Если вам белье поменять, то несите сами, горничных тоже по субботам нет.
– Анна Касьяновна далеко живет?
– Рядышком, – ответила женщина, приглаживая волосы, – по тропиночке мимо коттеджей пойдете и аккурат в нашу пятиэтажку и воткнетесь. Мы там все и живем, спасибо Максиму Ивановичу.
– Кому? – не поняла я.
– Супонову Максиму Ивановичу, нашему прежнему директору, построил дом, переселил народ из бараков. Вот уж руководитель был, просто Суворов, пока последний солдат не поужинает, сам спать не ляжет. Разве Алла Михайловна…
Но я уже не слушала раздраженное бормотание бабы. Ноги сами побежали к выходу.
Возле блочной пятиэтажки с уродливыми черными швами, несмотря на ранний час, прогуливалась пожилая женщина с детской коляской. Очевидно, молодые отец с матерью, решив хоть на время избавиться от двух вечно кричащих объектов: бабули и новорожденной, выставили обеих во двор.
– Не подскажете, Анна Касьяновна в какой квартире проживает? – обратилась я к старушке.
– Это кто же такая? – удивилась бабуся. – Касьяновна? В первый раз слышу!
– У нее дочь Вера, горничной работает, такая не очень чтобы сообразительная.
– Ах Анька, – обрадовалась бабулька, – только кто же ее по отчеству кликать станет? Анька из двадцать пятой, и все тут. Лезь на третий этаж. Тоже придумала, Касьяновна, смех один!
Кастелянша распахнула дверь сразу, очевидно, в этом доме не боялись ни воров, ни насильников. Увидав меня, она удивилась.
– Вы? Что случилось? Если с бельем, так это надо в санатории Елену найти и…
– Нет, – ответила я, довольно бесцеремонно вталкивая хозяйку в глубь квартиры, больше напоминавшей кофейную чашку, чем место для проживания, – нет, мне вы нужны…
– Зачем? – испугалась Анна.
– Затем, – ответила я и, не давая несчастной опомниться, приказала: – Ведите в комнату. Где у вас тут сесть можно?
Анна Касьяновна поддерживала в доме хирургическую чистоту, и мне было слегка неудобно идти в ботинках по блестящему полу. Но я собиралась прикинуться сотрудницей правоохранительных органов, а люди из этих структур никогда не снимают у входа обувь. Они вваливаются в ваш дом как вестники несчастья и мигом начинают вести себя по-хозяйски: закуривают, не спросив разрешения хозяйки, топчут вычищенный ковер и безапелляционным тоном заявляют: «Немедленно уберите собак!»
Старательно создавая нужный образ, я нагло плюхнулась на стул, закурила и сердито произнесла:
– Однако, Анна Касьяновна, давайте теперь знакомиться, майор Васильева, Дарья Ивановна, с Петровки.
– Но, – заблеяла кастелянша, – вы же вроде во втором коттеджике поселились.
Я презрительно ухмыльнулась.
– Оперативная необходимость, однако нехорошо у нас получается, Анна Касьяновна…
– Что, – прошептала кастелянша, – случилось-то что?
– А совесть ничего вам не подсказывает? – применила я любимый прием Дегтярева.
Как-то раз, посмотрев очередной детектив, Александр Михайлович выключил телик и сказал:
– У меня бы эта тетка мигом все рассказала.
– Ну и интересно, каким образом ты добиваешься откровенности? – хмыкнул Кеша. – Держишь в столе «малый набор палача»? Иголки, щипцы и железную дубинку?
– Ты великолепно знаешь, – вспылил полковник, – что ни я, ни мои люди ничем таким не занимаются.
– Прямо-таки, – издевался Аркадий, – а почему некий Бойков оказался в СИЗО с мордой, похожей на кусок сырого мяса, а? Он, правда, упорно говорит, что упал в отделении на пол сам, очень уж у вас линолеум склизкий, прямо каток. Вот шел Бойков и падал, девять раз, пока рожу вконец не разбил!
Дегтярев налился синевой.
– Ну Бойков… Тут ребята перенервничали, ты же в курсе, где его взяли.
Аркашка кивнул.
– В родильном доме, с двумя младенцами в руках…
– Месяц ловили, – кипел Александр Михайлович, – сволочь, подонок! Над детьми измывался, ну и не стерпели ребята, приложили его пару раз. Но других и пальцем не тронули.
– А вы никого не имеете права трогать, – пояснил Аркадий, – закон на то и закон, что на всех распространяется. Бойкова же имеет право признать виновным только суд…
Мне надоело слушать их перебранку, и я спросила:
– Ну и как заставить свидетеля разговориться?
Полковник охотно сменил скользкую тему на более спокойную:
– Элементарно. Главное, дать понять человеку, что знаешь все, а с ним разговариваешь просто для проформы. Очень здорово действует фраза типа: «Ваша совесть ничего не подсказывает?»
