— Во какое пирожное! — произнес он с восторгом, тыча пальцем в кондитерское изделие кислотного цвета. — Я такого никогда не ел, вот бы попробовать!
Магда датского языка не знала, поэтому не смогла нам предъявить точное название пирожного. Однако, по ее описанию, оно приходилось ближайшим родственником той химической дряни, которую Мариан совсем недавно лопал из вазочки. Но если мальчугану хочется лизнуть эту отраву, почему бы и нет?
Она принялась заказывать все подряд, как ненормальная, а ее подопечный, млея от счастья, уплетал пирожные за обе щеки. А на предположение, что Арнольд мог позариться на его одежонку, вполне резонно возразил:
— Вовсе нет. Даже если бы нашел, то сперва примерил бы. А не подошло бы, то на фиг оно нужно? На стирку разоряться? А он и меня, и зятя покрупнее будет, не налезло бы. Выходит, выбросил.
— А сетка?
— Какая сетка?
— Ну, эта твоя авоська. Если примерял, то из нее все вынул, и что, потом обратно все аккуратно сложил?
— Бросил бы, как есть...
— Ни хрена больше не получишь, если не вспомнишь, — рассердилась Магда. — Шевели извилинами, что еще Арнольд рассказывал!
Сытый, Мариан уже мог не бояться ее угроз, но решил ради предполагаемых кондитерских перспектив мозгами все же пораскинуть и принялся делиться сведениями, полученными из молодежных источников:
— Студенты все еще здесь, им полиция запретила уезжать. В смысле, четверым запретила, Арне с Арнольдом и тем двум девчонкам, только остальные сказали, что тоже останутся, раз вместе, то вместе. Арнольд весь на нервах, хотя и рад, что этого Буцкого кто-то покоцал. Еще грозился, что, если бы у того не вышло, он бы сам постарался, ну, и из-за деда, но больше из-за Бригиды. А те над ним прикалываются, что, может, сам и постарался, десять минут на все про все надо, а за те десять минут никто не ручается. Они там шляются, где попало, и Арнольд еще говорил, что плохо за той психованной присматривают, потому как она все время им на пути попадается. Сам видел несколько раз, когда за Арне и Бригидой следил, ее к озеру так и тянет. Наверное, еще один труп хочет увидеть. Может, думает, что опять они поубивают друг друга.
Магда изо всех сил старалась на скорую руку упорядочить информацию, полученную от Марианна:
— А полицейским ты сказал?
— Про что?
— Ну, о больной женщине.
— Они не спрашивали, так что я буду говорить?
— А Арнольд говорил?
— Не знаю, но вряд ли, да и когда?
— А когда он ее видел?
— Вчера и сегодня, но за сегодня не ручается. Я на него как раз напоролся, когда к Алиции шел. Он еще бухтел, что нельзя ее так бесконтрольно отпускать. Кто там знает, что она учудить может? Случись что, опять на них все повесят. А вчера она камни в воду бросала. Он близко не подходил А сегодня только мелькнула больная в кустах, он сразу назад и скорей к своим, чтобы опять не влипнуть в историю.
— А ты ее ни разу не видел?
— Я к озеру не хожу и за Бригидой не бегаю, — оскорбился Мариан. — Если уж бегать, то уж лучше за Ингой. Но тоже не хочу. Кто их там знает, может, это они пришили господина? Слишком ребята крутые для меня.
И в подтверждение своих вкусов он нежным взглядом обвел сладкую экспозицию в витрине кондитерской...
* * *
Из кондитерского похода Магда вернулась только к обеду.
— Полмагазина умял, истощенный наш, — с тихим удивлением доложила Алиции. — Но, по-моему, оно того стоило. Да и опять же прямо сейчас он не заявится, поскольку я ему велела немедленно разыскать Арнольда и уломать его все рассказать полицейским.
— Скорее мир перевернется, чем он кого-то уломает, — проворчал Стефан.
— Думаешь, этот голодающий выполнит твое задание за счет обеда? — усомнилась Мажена.
— Шанс есть, я же ему еще кормежку пообещала.
— Стефан прав, — твердо заявила я. — Арнольд будет отнекиваться и вилять. Лучше, если мы позвоним Мульдгорду и доложим по всем правилам, а потом уж пусть у полиции голова болит. На конкретные вопросы он ответит, никуда не денется, но чтобы сам добровольно...
— Тогда на него и дружки насядут, — поддержал меня Стефан. — Хотя бы чтобы под домашним арестом не сидеть. Алиция, может, ты звякнешь?
Та неохотно встала со стула и поплелась к телефону.
— Противно мне все это и непонятно, — буркнула она недовольно. — Словно кто заразу здесь напустил. Она же моя гостья, оба — мои гости.
— Уже одним меньше.
— Без разницы. Почему мы не можем все делать открыто, какого черта от нее прячемся? Ведь, в конце концов, мы помогаем найти убийцу ее мужа!
— Сожителя.
— Все равно! Ладно, я могу не понимать, что вы делаете, но почему я и себя не понимаю? Никогда в жизни так глупо себя не чувствовала...
К счастью, она уже набрала номер, и на том конце провода кто-то снял трубку.
Мажена взяла вторую.
— Это герр Мульдгорд, — с удовлетворением сообщила она после нескольких секунд подслушивания. — Алиция честно все ему излагает, без сокращений. Она права, ненормально это, и тоже никак не пойму, откуда эта бестолковщина все время берется? Наваждение какое-то по дому ходит.
— А все потому, что к жертве у нас совсем не такое отношение, как у этой черной вдовы, — объяснила я шепотом, чтобы не мешать Алиции. — Я уже над этим голову ломала.
Мы все не любим притворства, и мне почему-то кажется, что она от потери панголина особо не страдает, а значит, нам не пришлось прикидываться расстроенными и вымучивать всякие сочувственные слова, да и кто это выдержит? Я, к примеру, точно нет. У меня терпения не хватит! Не говоря уж о том, что всю правду сказать элементарная порядочность не позволяет...
— И еще уважение к безутешной вдове проявлять, — продолжила свистящим шепотом Магда. — Она такая же безутешная, как я поросшая перьями!
— Ежу ясно, что она что-то скрывает!
— Присоединяюсь к мнению предыдущего оратора, — заявил Стефан. — Сейчас мы Алицию обрадуем!
— Господин Мульдгорд напросился на завтра на кавеоти, — сообщила хозяйка дома, кладя трубку. — Так нам и надо! А чем это вы меня обрадуете? Может, кофе?
Магда метнулась к кофейнику.
— Мы тебе объясним причину нашего всеобщего свинства, — пообещала я подруге. — Погоди чуток, не так сразу. Эльжбета и Олаф вернутся, пусть тоже послушают...
Эльжбета с Олафом явно отличались мощной интуицией, так как кроме вина накупили массу всяких вкусностей, вроде соленой соломки, крекеров, сырного печенья и прочей ерунды. Как раз все это пригодится к завтрашнему визиту господина Мульдгорда. Мы ознакомили их с нашими очередными открытиями за столом в салоне — с видом на Юлию, которая бродила по саду и никоим образом не могла нас слышать.
— Мои поздравления, с Марианом ты здорово придумала, — обратилась Эльжбета к Магде. — А что касается остального, то Иоанна права, торчит здесь эта Юлия, как чирей на заднице. Олаф тоже так считает, мы с ним это обсуждали. Забилась в норку и носа не высовывает.
— Наверняка бы уехала, разреши ей полиция, — заметил Стефан.
— И бросила бы бесценного покойника? Да ты что?
— Ну, тело они еще какое-то время подержат, но я бы на ее месте переехал в гостиницу, хотя бы здешнюю, в Биркерёде.
— Жутко неудобная. — Я знала, что говорю.
— Ну и что? А здесь ей удобнее? Должна же она чувствовать, что всем мешает, небось, не деревянная! Ей даже поговорить не с кем!
— А оно ей надо? — задала риторический вопрос Эльжбета. — Совсем наоборот. Олаф сказал, что тут она в курсе событий. Держит, как говорится, руку на пульсе, а съедет отсюда, фиг что узнает. Олаф, оказывается, сообразительный, даже не ожидала от него такой проницательности, он же помощник полицейского психолога.
— Заслуживает награды, — решил Стефан. — Надо его как-то поощрить.
— Может, рыбу дать, а? — язвительно напомнила Алиция. — Кажется, кто-то обещался пожарить.
Мы с Маженой вскочили, как ошпаренные.
— Рыба? Обед?
Пожарить рыбу — дело нехитрое. Она была уже в панировке, только бросить на сковородку и немного подождать, а поскольку уже начала размораживаться, то и ждать-то пришлось всего ничего. Тут и Мариан подтянулся, а кликнуть Юлию с террасы и вовсе не проблема.
Все прекрасно знали, что чувство такта Мариану неведомо, поэтому, понятное дело, никто бы его не стал спрашивать при Юлии о результатах общения с Арнольдом. Хотя нас так и подмывало это сделать. Но, честно говоря, мы не ожидали, что наше любопытство будет так скоро удовлетворено. Магда не зря старалась, троглодит с голоду не умер, а значит, мог разговаривать. Чем он и занялся.
— Арнольд сказал, что видел психбольную в критический момент, но в полицию докладывать не побежит. Еще решат, что он переводит стрелку на несчастную тетку, чтобы себя выгородить. А у нее, бедняги, какие в жизни радости? Бродит там по берегу и бросает в воду что ни попадя, плюх-плюх. Вот пани Юлия тоже могла бы. А разве ей кто слово скажет?
