Как Лера сказала, так и случилось. Славский скончался в той же больнице, в которой несколькими днями раньше от передозировки умер и его молодой любовник, от ранений, нанесенных ему Панфиловым.
Панфилову грозил большой срок. Но после закрытого просмотра предоставленного на суд видео его освободили прямо из зала суда. Что именно было заснято и сохранено на флешке, подруги так никогда и не узнали. Да если честно, совсем и не рвались.
Им было вполне достаточно того, что преступник был наказан, а хороший человек оказался на свободе. После смерти Славского все те, кому он покровительствовал, быстро полетели со своих мест. И первым оказался тот самый горбун. Его тоже арестовали – сначала за какие-то старые грешки, а потом всплыли и дела покрупнее.
Например, нашлись свидетели и помимо Леры, которые припомнили, что этот человек приходил к Таньке. А во дворе, где убили Федора, приметного горбуна также опознали. Улик оказалось достаточно для того, чтобы засадить убийцу в тюрьму прочно и надолго. Теперь ему уже не выйти в ближайшие четверть века, и эта кара более чем справедлива.
– Мне его ничуточки не жалко. И его мать-старушку тоже. Это надо же умудриться вырастить такого монстра. Да у меня бы кусок в горле бы застрял, узнай я, что деньги, на которые он ее содержит, обагрены кровью детей!
Что касается остальных участников этой истории, то их судьбы сложились по-разному. Арина Сергеевна попалась на махинациях со счетами реабилитационного центра. Так что теперь ей тоже грозит разбирательство с налоговыми органами, а возможно, что и уголовное или административное наказание.
Судьба самого центра пока что в подвешенном состоянии. Если не найдутся деньги на его дальнейшее содержание, то он будет закрыт. Куда денутся подростки, которые жили в нем, никто не знает. Но вряд ли они попадут в условия еще худшие, чем были созданы Славским.
После похорон своего друга Федора второй мошенник Борис наконец смог выйти из укрытия и вернуться домой. Новый компьютер родители ему покупать отказались, и парню пришлось пойти учиться на шофера, а потом и сесть за баранку грузовика, похожего на тот, которым всю жизнь управлял его отец.
Увидев это, Надя как-то потихоньку стала забывать о своем стремлении стать фотомоделью и любовницей олигарха и все больше склоняться к мысли, что синица в руках куда лучше, чем неведомый журавль в небе. И профессия медсестры или врача куда верней в этой жизни, чем шатание по подиуму.
Лера вернулась к своему обычному образу жизни, привезла с дачи дочку и маму, забрала из больницы неожиданно поздоровевшую и повеселевшую бабушку, которая теперь вполне бодро ковыляла по квартире, справляясь с нехитрыми делами.
Так что Лере стало немного полегче, и она стала больше времени уделять себе и своей внешности. Теперь она делала маникюр и укладки не только другим, но и самой себе. Благодаря этому Лера познакомилась с хорошим человеком, которому совсем не в тягость, что она проводит ночи именно у него дома.
Ну а что касается подруг, то личная их жизнь осталась без изменений. Как, спросите вы, даже у Леси? Да, даже у нее. Имея в совсем недавнем прошлом сразу двух женихов, готовых на ней жениться, она внезапно снова осталась одна. Про то, как Леся потеряла Сергея, вы уже знаете. А вот Барклаеву отказ от мечты жениться на Лесе дался гораздо сложней.
Парень явился к Лесе, принеся в подарок два новеньких зеркала, которые он соорудил из одного разбившегося. Хозяйственный Барклаев даже сделал из обрезков зеркала маленькое карманное зеркальце с ручкой, обтянутой белой мягкой кожей.
– Вот, – произнес он, вручая подарок Лесе. – Это тебе! На память.
– На память? А разве ты уезжаешь?
– Перебираюсь назад в общагу.
– Но это же не край света! – рассмеялась Леся. – Будешь нас навещать.
Но вид у Барклаева был до того мрачный и насупленный, что она осеклась, заподозрив неладное.
– Что? Что у тебя случилось?
– Отец!
– Что отец? Умер?
– Типун тебе на язык, Леся! – испугался Барклаев. – Жив! До ста лет еще проживет! У нас в роду все мужчины до ста дотягивали. Нет, тут дело в другом. Отец наложил запрет на нашу с тобой свадьбу.
– Почему? – удивилась Леся, которая до сей поры и сама не рассматривала всерьез такой поворот своей судьбы.
Но теперь, когда ею был внезапно получен отказ, она засомневалась. А уж не промахнулась ли она? Может быть, Барклаев и есть ее судьба? Вон какой хозяйственный. И заботливый. Молоко не стеснялся ей таскать, хоть и делал это по просьбе Натальи Сергеевны.
– Почему, Саша? – как можно ласковей спросила Леся. – Что случилось? Почему твой отец против?
И Барклаев, судорожно всхлипнув, все рассказал.
– Отец говорит, что ему-то все равно, чей это ребенок, он все понимает и меня тоже понимает. Но вот другие родичи могут не понять. И соседи, и вообще… все вокруг.
– Что вообще, Саша? – тихо спросила Леся. – Разве тебе не все равно, что говорят вокруг люди?
– Да что ты?! – совершенно искренне ужаснулся Барклаев. – Наоборот! Это как раз таки и есть самое важное! Если люди про тебя станут плохо говорить, я должен буду заткнуть им рты! Я такой! Я это сделаю!
И Леся знала, что он может. И пожалуй, отец Барклаева тоже прав, ведь он знает характер своего сына. Ну, а тот факт, что Леся совсем не беременна, тут уже вроде как и неважен. Слух о ее беременности уже пошел. А земля русская, как известно, слухом полнится. Кто-нибудь да и донесет соседям Барклаева о том, что тот женился на беременной от другого мужчины девушке. А хоть бы даже и не от другого – все равно позор.
Вот только откуда же появилась эта сплетня? Этого ни Леся, ни Кира так в толк взять и не могли. Вроде бы они сказали об этом только Барракуде, да Гуле, да самому Барклаеву. Ну, и кто же умудрился пустить слух дальше? Просто удивительно.
И после ухода почти плачущего Барклаева Леся повернулась к Кире с терзающим ее вопросом:
– Слушай, я вот все думаю, но не понимаю. А откуда Наталья Сергеевна узнала, что я в молоке нуждаюсь, да в твороге, да в сливках?
– Пойдем у нее самой и спросим.
И подруги отправились к домработнице Таракана. Та сидела у окошка и вытирала горючие слезы беленьким платочком в крупную желтую ромашку.
– Тетя Наташа, почему вы плачете? – подскочили к ней испуганные подруги, решившие, что в доме Таракана случилось какое-то несчастье.
Но оказалось, что у него все в порядке. Наталья Сергеевна лила слезы совсем по другой причине.
– Так ведь это… Тебя, Лесенька, жалею. Без отца тебе ребеночка-то растить.
– Да с чего вы это взяли, тетя Наташа?
– Так не глухая я. Слышала, как отец на нашего Сашку-то орал. Не смей, орал, на ней жениться. Стыд и срам перед соседями. Вот долдон! И хозяин мой с ним поцапался. И дед его не одобрил, и… Да ты не бойся, Лесенька, мы тебя в обиду не дадим. Сами ребеночка вырастим. Мы же тебя знаем. Ты на плохое дело неспособна. Да и то сказать, возраст-то у тебя уже такой… солидный. Оно и правильно, не стоило дальше с ребеночком-то тянуть.
– Чего? – недоуменно протянула Леся. – Да с чего вы все взяли, что я беременна?
– Так Саша нам сказал. Спьяну нам с дедом проболтался. Сидел вот тут за столом и сказал, что Леся беременна. Но что он все равно хочет на ней, на тебе, стало быть, жениться.
– И вы поэтому стали меня творогом и сметаной закармливать? – осенило Лесю.
– Так ведь Сашка нам не чужой. И ты не чужая. А оно, видишь, как обернулось. Одного я в толк взять не могу, где вы с Сашкой успели снюхаться? Он ведь нам сказал, что только накануне с тобой и познакомился!
И, оставив Наталю Сергеевну в слезах и сомнениях, подруги потихоньку побрели к себе домой. Какими же осторожными надо быть, болтая глупости. Иная глупость, вылетев на свет, обретает вполне реальную форму и больно стукает по голове того, кто сам же ее и придумал.
