– Ладно, – сдалась я.
– Здрассти, – мрачно произнесла Олеся, усаживаясь в кресло. – Мне сказали, что вы типа тут работаете?
– Основное мое занятие писать детективные романы, – увильнула я от прямого ответа.
– Не читаю барахло, – с вызовом заявила девушка. – В мире много хороших книг, на дрянь времени не хватает.
– Я люблю эклеры, а ты какие пирожные предпочитаешь? – улыбнулась я.
– Картошку. А что? – опешила Олеся.
– Разве она тебе разонравится, если я скажу, что раскрошенные сухари с какао-массой жуткая дрянь? – спросила я.
– Нет. Но так себя вести неприлично, – разозлилась Олеся. – Если чего-то не жрешь, при других помалкивай, может, они эту еду обожают.
– Верно, – согласилась я. – С книгами та же история, что и с пирожными. Одним нравится Арина Виолова, другим Милада Смолякова, а кто-то читает исключительно авторов девятнадцатого века. Давай-ка я тебе расскажу один сюжет. Хочешь послушать?
– А у меня есть альтернатива? – хмыкнула девушка. – Могу отказаться?
– Конечно, можешь, – сказала я, – но тогда не узнаешь самую большую тайну Ирины Петровны Владыкиной, связанную с тобой и Никитой.
– Ну ладно, – смилостивилась Олеся, – валяйте.
Я откашлялась.
– Жила-была девочка Ира. Ее отец, Петр Германович, считал себя гениальным ученым и смог убедить в этом некоторых людей, среди коих оказалась и его дочь. Малышка была единственным ребенком в семье. Петр мечтал о сыне, хотел сделать его своим преемником, но его жена Антонина Тарасовна не смогла второй раз забеременеть, и Владыкин решил заняться обучением девочки. В свою домашнюю лабораторию он привел ее в шесть лет, и детство Иры закончилось. Когда остальные дети играли на улице, Ирочка мыла пробирки и получала от папеньки затрещины за плохие старания. Кое у кого из-за такого поведения отца могло возникнуть стойкое отвращение и к нему, и к науке, которой он занимался, но у Ирины вышло наоборот. Родителя она обожала, преклонялась перед ним, мечтала услышать из его уст похвалу, хотела, чтобы Петр Германович гордился ею. Антонина Тарасовна понимала, что муж ведет себя неправильно, и спорила с ним, а Ире советовала записаться в школьные кружки, общаться со сверстниками. Однако дочка не слушала мать. И вообще терпеть ее не могла, называла клушей, бросала ей в лицо: «Ты не способна оценить великие дела, которыми мы с отцом занимаемся, у тебя не хватает мозгов». В конце концов Антонина Тарасовна сдалась. Она молча готовила еду, убирала комнаты и уходила в свою спальню. Тогда эта странная семья жила в большом доме. В маленьком же коттедже на втором этаже располагалась лаборатория Петра Германовича, а первый был завален книгами и каким-то хламом.
Я посмотрела на Олесю.
– Вы с Никитой убили Ирину, потому что Тигру стало хуже и Владыкина решила использовать одно мощное средство, о котором до тех пор помалкивала. Фанатичка предложила тебе родить ребенка от… родного брата.
Девушка схватилась за стол.
– Откуда вы знаете? Я сожгла все ее бумаги!
Я развела руками.
– Все тайное когда-нибудь становится явным.
– Она с ума сошла! – закричала Олеся. – Я сразу отказалась, но Ирка не отставала, дудела: «Больше всего стволовых клеток в пуповине, вы с Никитой близнецы, получится очень мощный набор, на его основе я непременно создам лекарство от старости. Петр Германович завещал мне завершить его работу, я не могу подвести отца. Не волнуйся, никто не узнает, что ты беременела, мы сохраним полную тайну». Она сбрендила! Когда я ее спросила: «А что мне с младенцем потом делать? Его же надо воспитывать», Ирка ответила: «Пустяки, я сдам его в интернат, не твоя печаль. Главное, роди, остальное моя забота». И давай бухтеть, как она свои таблетки-уколы штамповать будет. Ваще на всю башку трахнутая! Вы бы на такое согласились?
– Никогда, – отрезала я.
– Вот! – выдохнула Олеся. – Ирка пообещала насильно меня беременной сделать, сказала, что у Никиты сперму возьмут и мне ее под наркозом введут. И точно бы так поступила. Что нам оставалось?
– Разреши сказать несколько слов в защиту Владыкиной, – попросила я. – Ее так воспитал отец, который полностью подчинил себе дочь, внушил ей: мир состоит из дураков, на земле есть только один великий, гениальный ученый – он сам. У Ирины атрофировались все чувства к окружающим, ни любви, ни привязанности, ни жалости, ни сострадания она ни к кому, кроме отца, не испытывала. Даже к собственным малышам.
– У Ирки есть дети? – изумилась Олеся.
– Как ты думаешь, почему Ирина Петровна предложила тебе родить от Никиты? – вместо ответа спросила я.
– Потому что она дура! – топнула ногой Олеся.
Я на секунду примолкла, затем продолжила:
– Нет, потому что она сама когда-то произвела на свет младенцев для эксперимента Петра Германовича. Владыкин стал одновременно отцом и дедом детей своей дочери.
Олеся разинула рот, посидела так, потом выдохнула:
– Ну ваще… Она никогда ни про каких детей не упоминала. Они где? Умерли?
Я открыла папку, которую мне дал Андрей, вынула оттуда два листа и, держа их в руках, продолжила:
– Петру Германовичу требовались стволовые клетки из пуповины новорожденных, и он считал, что самым полезным для его и Ирины опытов будет, как он говорил, «биоматериал двойного родства». Об этом рассказала Антонина Тарасовна, вдова Владыкина.
– Этот придурок делал лекарство для себя и дочери? – заморгала Олеся.
Я поморщилась.
– А на ком ему еще было тестировать инъекции? Когда Петр Германович руководил Домом тишины, туда для опытов привозили заключенных. Но когда лавочку прикрыли, где он мог взять испытуемых? Дать объявление в газете? Тем, кто согласится на авантюру, надо платить.
– Ну он полный идиот! – не сдержала эмоций Олеся.
– История науки знает многих ученых и врачей, которые ставили опыты на себе, – возразила я. – Когда Луи Пастер создал вакцину от бешенства, ее не хотели использовать, опасались, что укол вызовет у человека водобоязнь. И тогда доктор Эммерих Ульман сделал себе эту прививку. Ульман не заболел бешенством, людей стали прививать, человечество научилось предупреждать смертельно опасную болезнь.
– Так он ради всех старался! – взвилась Олеся. – Бешенство – это страшная зараза.
Я посмотрела на возмущенную девушку.
– Петр Германович тоже старался ради людей, думал, что создаст лекарство от старости. Пойми, Владыкин считал, что цель оправдывает средства, и воспитал дочь в том же духе. Ирина не испугалась, не возмутилась, когда поняла, что ей предстоит родить ребенка от собственного отца, наоборот, была счастлива.
– Во дура! – выпалила Олеся. – А где ее малыш?
Я опустила голову и начала издалека.
– Николай Сергеевич, отец Николая Николаевича, вашего шефа, который пытался спасти своего сына Колю от прогерии, был другом Петра Германовича, часто бывал в его доме, вел с ним откровенные беседы. Ваш босс, еще будучи подростком, узнал, над чем работает Петр. А кроме того, он выяснил, что его отец завел любовницу, причем Фанни младшая сестра Владыкина.
– Знаю, – фыркнула девочка. – Леонид родной брат шефа, а Борис и Лариса тоже ему родственники, у них один папаша.
– А ты откуда владеешь этой информацией? – удивилась я.
Олеся положила ногу на ногу.
– Когда Ирка умерла и тело повезли в морг, Анна Тимофеевна туда же поехала. А я побежала в кабинет, стала искать наши с Никитой паспорта, наткнулась на записи и прочитала их все.
– Тебя не интересовало, почему Ирина Петровна именно вас включила в эксперимент? – осторожно спросила я.
Олеся нахмурилась.
– Ей были нужны дети, у них много стволовых клеток. А выбрала нас с Никитой потому, что мы сироты, подкидыши, у нас родителей нет, значит, никто возмущаться не станет, что его ребенка на опыты сдали.
Я откашлялась.
– А вот у меня этот вопрос возник. Как Ирина определила, что вы ей подходите? Она что, ходила по интернатам, брала у всех воспитанников анализы? С трудом в это верится. Почему именно вы? Круглых сирот много. Но теперь я знаю ответ. Скажу его тебе чуть позднее, сначала закончу эту историю. Отец с дочерью не поставили Антонину Тарасовну в известность о беременности Ирины, но ведь растущий живот не скроешь. Правда открылась, когда девушка была на шестом месяце. Мать начала расспрашивать дочь. Ира обманула ее, соврала, что ребенок у нее от одного из одноклассников, имя которого она ни за какие коврижки не озвучит.
– И мамашка поверила? – скривилась Олеся.
– Жене Петра Германовича даже в страшном сне не могло привидеться, что сделали ее муж и дочь, – вздохнула я. – Да, она приняла на веру слова девочки. А дальше было так…
Антонина Тарасовна помчалась к супругу с заявлением:
– Ну и глупость совершила дочь! Обзаводиться ребенком в восемнадцать лет абсолютно неразумно. Ирина не замужем, не получила высшего образования, только-только поступила в мединститут. И она безответственно относится к беременности – не встала на учет в консультации, не показывалась врачу. На меня она огрызается, попроси ее прислушаться к моим советам.
