— Так точно.
— То-то его нет ни в аэропорту, ни на этом концерте в клубе! Самолет должен вылететь через три минуты, из-за него задерживают, а он, значит, благодушествует там с пулей в брюхе?
— В шее, — несколько озадаченно отозвался Фирсов. — Хотя нет… она прошла навылет, только немного… совсем чуть-чуть… зацепила.
— Хорошо, через десять минут буду лично. Держись, Фирсов! Отвечаешь за Аскольда головой.
Единственный уцелевший после нападения неизвестных — Фирсов — положил трубку во внутренний карман своего пиджака и вынул пистолет. Снял с предохранителя и, выйдя из машины примерно к тому месту, откуда стреляли, прицелился в четко прорисовывающуюся в окне голову Сережи Воронцова.
— Не может быть, чтобы Адамов до сих пор ничего не знал о шефе.
Он посмотрел по сторонам и, не увидев никого, перевел взгляд на Мерседес».
И широко разинул рот.
…Негромко хлопнул выстрел, и Фирсов, пошатнувшись, почувствовал… нет, не резкую боль, а то, как отвратительное, дурнотное состояние мгновенно разливается по всему его телу.
Оцепенелая серая тьма коварной паутиной выткалась перед его мутнеющими глазами, и все его огромное тело вздрогнуло и пошатнулось.
— Эт-та что такое?… — пробормотал несостоявшийся убийца. И, опустив глаза, он увидел, что на правом боку расплылось огромное кровавое пятно…
…Воронцов, шатаясь, вылез из машины и, с трудом приподняв крышку канализационного люка, бросил туда пистолет, из которого он стрелял. Пистолет, вытащенный им у водителя Димы. Он задвинул крышку люка обратно и, сделав несколько шагов, упал на асфальт и замер…
К тому времени, как на место происшествия подкатили «Мерседес» и серебристый джип «Гранд Чероки» с людьми из службы безопасности Романа Вишневского, Фирсов только что очнулся от кратковременного обморока, вызванного болевым шоком и потерей крови.
— Стоять! Ста-а…ять, сказал!! — прохрипел он вышедшим из машин темным личностям и навел на них пистолет. — Кто такие… не вижу!
— Убери пушку, Фирсов. Что же ты не сказал, что ты тоже ранен? Помогите ему, ребята, — прозвучал спокойный голос Адамова, и начальник «секьюрити» быстрыми шагами подошел к расстрелянному «Мерсу» и окинул ее пристальным взглядом. Потом открыл дверцу и взял уже холодную руку Романова.
— Н-да, — констатировал он. — Этот готов. Второй тоже. А где Андрей?
— А вон он, — сказал один из охранников. — Лежит около бордюра.
— Как он туда попал? Пополз, что ли? Поднимите его. Быстро, мать твою!!!
…Всякому человеку, знающему Михаила Мироновича Адамова достаточно долго, его поведение в эту ночь показалось бы неслыханно порывистым, взрывоопасным и вообще — крайне нетипичным для этого обладающего громадной выдержкой и стальными нервами сорокапятилетнего мужчины.
В его серых глазах метался бешеный огонек гнева, крепко сжатые тонкие губы сложились в опасную сардоническую складку и напряженно цедили каждое слово, словно боясь выпустить лишнее.
Воронцова-«Аскольда» осторожно посадили на тротуар, прислонив спиной к фонарному столбу. Фирсов внимательно наблюдал за всеми этими манипуляциями остекленевшими от ужаса глазами, но не вмешивался.
— Перевяжите и обыщите его, — кивнул Адамов.
В карманах Сережи оказались следующие вещи: пачка сигарет «Мальборо» (хотя он не курил), расческа (хотя расчесывать было особенно нечего), связка ключей с брелоком «Man.United», несколько мелких долларовых купюр, а также простенькая пластмассовая зажигалка и ручка.
Эта последняя вызвала особый интерес Адамова. Он покрутил ее в руках, потом быстро и умело разобрал, разложил на ладони и прицыкнул языком.
— Все ясно.
— Что ясно? — спросил Фирсов.
— Пневматический мини-пистолет, стреляющий отравленными иглами, встроенный в корпус обыкновенной авторучки. Кстати, она может писать.
— Что-что? — тихо выговорил Алексей.
— Тебя что, так удивляет обстоятельство, что она может писать? — ледяным тоном отчеканил Адамов, а потом коротко добавил:
— Теперь, кажется, состав преступления налицо.
Фирсов провел цепенеющей рукой по светловолосой голове, посмотрел сначала на Сережу Воронцова, потерявшего сознание от усердствования на алкогольно-наркотическом поприще и потери крови, потом на Адамова, и спросил:
— Но какое отношение имеет эта ручка к этому преступлению?
— А я говорю не об этом преступлении. Что произошло вот тут полчаса назад, не суть важно. А вот эта ручка… из этой ручки, Алеша, несколько часов назад, — Адамов сделал паузу, глубоко вдохнул, а потом выдохнул — резко, как отжался от пола:
— Из нее был убит Роман Арсеньевич.
Это конец, мелькнуло в голове Фирсова. А ведь все было так просто: только успеть нажать на курок, выкинуть пистолет в канализацию и… А теперь — поздно.
Он еще пытался что-то лепетать:
— Но ведь это… это совершенно невозможно. Михаил Миронович! Невозможно!
— А что Михаил Миронович? Михаил Миронович уже не при делах! — резко отозвался Адамов. — Вишневского убили в упор с расстояния полутора-двух метров. И кто убил! Я много лет копаюсь во всяком дерьме, но с таким… с таким сталкиваться еще не приходилось. И ведь камеры слежения были отключены по его же собственной просьбе! Но я разберусь!! — Он потряс в воздухе кулаком, словно грозя кому-то невидимому и могущественному, чьи щупальца дотянулись даже до всесильного олигарха Вишневского и поразили его. — Непременно разберусь, пусть мне даже потребуется поставить на уши всю эту гребаную Москву!
— А если это не Москва? — спросил один из стоявших за плечами своего шефа людей.
Шеф службы безопасности олигарха хищно раздул узкие ноздри и бросил только одно слово, которое затрепетало в стылом ночном воздухе более зловеще, чем россыпь самых жутких и изощренных угроз:
— Посмотрим!
В этот момент из-за угла выехало две милицейские машины, с обычной для наших родимых правоохранительных органов оперативностью — чуть ли не через полчаса! — прибывших на место преступления. Из первой выскочил плотный краснолицый капитан и бодро зашагал к израненному «Мерсу». В хвост ему пристроилось еще трое.
— Что здесь происходит?
— Уже ничего, — ответил Адамов.
— Тогда все посторонние — будьте добры покинуть это место! — не без апломба заявил тот.
— Ну тогда вали, — спокойно, но со скрытой угрозой произнес Адамов. — Все равно от вас, мусоров несчастных, никакого толка, под ногами путаетесь со своими дежурными версиями.
Капитан аж задохнулся от возмущения.
— Я Адамов, начальник службы безопасности Романа Вишневского, — небрежно произнес Адамов. — И то, что здесь произошло, в моей компетенции. Если ты имеешь сказать что-то против, дай мне телефон твоего начальника. Я думаю, что по моей просьбе он с радостью предоставит тебе отпуск. Пожизненный.
— Виш-нев-ско-го? — протянул капитан и аж попятился от изумления. — Это который олигарх? Значит, это в него стре…
— Почти, — бесцеремонно перебил Адамов. — Ишь какие умные слова знаешь, капитан: «олигарх». Молодец. Еще вопросы есть?
— Никак нет, — по-военному четко ответил капитан милиции и, повернувшись на каблуках, зашагал к своей машине.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. СКАНДАЛ В РЕСТОРАНЕ «РАФАЭЛЬ»
* * *
Вся эта ночь с девятого на десятое августа прошла для Алика Иваныча Мыскина в сплошном жутковатом веселье, время от времени перехлестывавшем через все мыслимые границы.
Нельзя сказать, что это ему не нравилось, но ведь в конечном итоге самое большое удовольствие рано или поздно переходит в пресыщение, а потом и в дискомфорт, если не сказать — боль.
Аскольд раздобыл где-то совершенно невероятное количество денег и тут же пригласил Мыскина в ресторан.
— Хотя, конечно, неохота идти в ресторан или клуб, — говорил по пути скандальный певец с каким-то истерическим надрывом, который для Алика Иваныча уже перестал быть диковинкой и стал чем-то вроде слабенькой специи для любителя термоядерного «Chilli»-кетчупа. — опять будут вычитать за разбитые стекла и демонтированные морды официантов. Вечно им не угодишь… то я, видите ли, немного не дошел до туалета… пол испортил, то разбил бутылку, и ни чего-нибудь там, а вполне приличного французского коньяка, о башку другого посетителя. То трахнул повариху, то поливал соусом оркестр, то танцевал на столе стриптиз, отпугивая клиентуру… то горланил похабные песни.
— А когда же мы разыщем Серегу-то, а? — вставил Александр.
Аскольд неопределенно махнул рукой и сказал:
— Завтра… слово даю, завтра ты его увидишь.
И они ввалились в один из самых дорогих московских ресторанов.
Александр не припомнит, чтобы он когда-либо так обдалбливался. По всей видимости, виной тут не только алкоголь, потому что он смутно припоминает, как Аскольд подносил к его локтевому сгибу что-то мутное и Мыскин чувствовал легкий укол.
