— Невероятно, — продолжал негодовать зарезанный Александров, — даже когда меня убили, она не перестала меня подозревать! — Но по голосу все же слышалось, что, даже возмущаясь, он все равно широко улыбается.
— Перестала! — возразила я и открыла глаза. — После того как ты спас мне жизнь, я перестала тебя подозревать! Так что не убивай меня, ладно?
— Нет, ну вы посмотрите! Опять! — Заливистый смех этого человека заставил меня порадоваться жизни, несмотря на то, что смеющийся был мертв. Вот ведь я странная, да? Продолжать любить его даже после его смерти. Но это как-то противоестественно, если он покойник, почему он ходит, смеется, обижается?
Ладно, отвлечемся от Иннокентия. Я сидела на стуле в центре столовой. Все мои друзья стояли рядом со мной, все были живы и невредимы, только у Паши наличествовала пара царапин на лице и ссадина на макушке. Лера сидела за столом в самом дальнем углу и самозабвенно плакала, отвлекшись от реальности. Сам Александров (опять я к нему вернулась! Вот не могу без него) облюбовал стул через один от Валерии и пялился на меня.
— А Свету? Свету задержали? — запоздало опомнилась я. — А то она может напасть на кого-нибудь!
— Задержали, задержали, — закивал Женька.
— И все благодаря Жеке! — счастливо заверил меня Самойлов, обнимая друга за плечи.
— Да ладно… — смутился тот.
Катя вставила:
— И Паше жизнь спас. А со Светкой сейчас толкуют сотрудники полиции в своем фургончике на стоянке.
— Дорогу открыли! — неимоверно обрадова-лась я. Как же мне опостылело это место! На-конец-то я смогу уехать домой! Питер, я тебя, конечно, люблю, но дома всегда лучше, чем в гостях. Домой! Домой! К маме и папе! — Скажите мне, милые друзья, — хоть обращалась я к ним, но глаз не сводила с мертвяка Кеши. — Вот он, он жив или мертв?
Все засмеялись.
— Ну а как ты думаешь? — с издевкой спросила меня Катя. — Попробуй мыслить логически, как я тебя учила.
— Ну… Я видела его бесповоротно мертвым. В море собственной крови вон в той комнате. Но сейчас он, по-моему, больше жив, чем мертв.
— Это верно. Я тоже, когда увидела тело возле кровати, все в крови, так же, как и ты, решила, что Александрова убили. Но потом… Помнишь, когда я испачкала ладонь о стену? Ты еще визжала, мол, не дотрагивайся до меня, не дотрагивайся!
— Забудешь, как же!
— Вот. Ты отправилась в комнату индейца, а я пошла мыть руки, но, поднеся пальцы к носу — а ты помнишь про мой чуткий нюх, — ощутила запах фасоли (я еще ругалась, когда баночка исчезла) и томатной пасты (пропажи единственной, хоть и довольно большой банки в дальнем краю нижней полки холодильника никто почему-то не заметил). Наш великий химик смешал соус из банки красной фасоли с томатной пастой, добавил воды, и дело в шляпе!
Иннокентий сидел, широко расставив ноги, и улыбался, явно собой гордясь.
— Я малек перетрудился, — подмигнул он нам доверчиво, — жидкости получилось чересчур много, зато зрелище вышло эффектным, никто не удосужился проверить, точно ли я помер или есть надежда. На то мы с Жекой и рассчитывали.
Сам Жека кивнул ему с таким видом, словно они дружили по меньшей мере лет двести.
— Блин, вот знала я, что ты специально пропал! — похвастала я своей проницательностью.
— Да, так и было. Выследить убийцу я мог, только исчезнув. Затем мне понадобилась помощь Кешака, и, когда ты ожидала его за столом, делая вид, что просто чай пьешь, — все, кроме меня, дружно хихикнули, — мы с ним здоровски потолковали на улице, проработав мой отличный план до статуса плана гениального.
Я пропустила шпильку насчет чая мимо ушей и попросила:
— Расскажите все по порядку, please!
Мотив первых двух преступлений я разгадала точно. Малинова, чтобы не светиться, попросила подбросить в номер записку посыльного — простого паренька, нелюбопытного и малоимущего, который за небольшое вознаграждение сделал бы и не такое. Но он перепутал номер, вместо 237 доставил в 327, так письмо попало к нам. Женька не слышал, чтобы лифт работал, следовательно, у парня были еще поручения на этом этаже, и в тот момент, когда Любимова открыла дверь номера, чтобы отругать ненаглядного за идиотскую выходку, еще не зная, что он к ней непричастен, посыльный, видать, уже успел свернуть за угол, где находилась лестница, учитывая спецификацию его профессии (не один же третий этаж он обслуживает, задолбаешься жать кнопку вызова и дожидаться, когда лифт соизволит приехать).
Так получилось, что Малинова на встречу опоздала и все же ждала «шестерок» возле обелиска. Когда никто не пришел, она решила, что те ее просто-напросто не дождались. Что делать? А господин директор ЗАО «Росстроймаш» по телефону ясно сказал, если денег не будет — они просто убьют всю семью. И так еле удалось убедить его в том, что сразу такие деньги не отдашь — взять негде, и договориться, что Малинова будет выплачивать долг частями и за два с половиной года выплатит целиком. Короче, выход тут один — убить. Да, чужая душа — потемки… Но подстроить нужно так, чтобы об убийстве никто не подумал. А если подумал, то не стал бы подозревать нашего киллера, тогда московский авторитет пришлет других исполнителей, на встречу с которыми она уже не опоздает. Сразу скажу, что пианистка здесь ни при чем. Сама она умерла или это дело рук проклятья — каждый думает как хочет, но преднамеренно ее никто не убивал, никакой яд не сыпал (результаты экспертизы через пару дней это подтвердили). Однако оставили нас в Петергофе очень грамотно, выпустив весь бензин рядом отыскавшейся антенной, и это я тоже уже знала. Итак, Фелициану усыпили специальным баллончиком-распылителем и запихнули в «Газель», воспользовавшись тем, что Морозов постоянно забывал запирать автомобиль и оставлял ключи, и обставив так, словно она самостоятельно распрощалась с жизнью.
С татуированным обладателем розовой косички поступили так же. Конечно, его нельзя было просто удавить, да так и бросить тело на земле: это нарушило бы план убийцы оставаться в тени. То есть снова намек на суицид, дескать, жена ушла из жизни, и я тоже жить не хочу, потому я взял и повесился, прощай, жесткий мир, и да здравствует вечная любовь. Можно было просто оставить его висеть, но убийца посчитала, что тело вскоре снимут и начнут гадать, смог бы он сделать это сам или нет. Поэтому труп Фалалея исчез. Однако здесь вышла загвоздка: момент преступления застал полувменяемый индеец, когда собирал свои ягоды. Конечно, он немного того, но кто знает, как он себя поведет? И неспроста же он имеет такое экстраординарное имя — Орлиный Глаз, очевидно, он это заслужил отличным зрением, что злоумышленнику было вовсе не на руку. Я так понимаю, индеец вовсе не думал никому ничего рассказывать, может, он в ту минуту вообще Солнцу молился как высшему божеству или богине какой-нибудь плодородия, но киллер не мог оставить опасного свидетеля, и рано поутру, когда все еще спали, а Орлиный Глаз уже бодрствовал, забрался к нему в отрытое окно и толкнул на торчащие прутья кровати, опять оставив сомнения относительно постороннего участия в этой трагедии.
Абажур, свалившийся на Свету, — случайность, но Барская запаниковала. Она вспомнила, что Павел говорил, смерть можно перепрыгнуть. А как? Только толкнуть список развиваться дальше, без нее. Она решила «помочь» смерти и, подговорив своего престарелого любовника, выследила нас троих, когда мы шли к домам. Стоило нам скрыться в подъезде, они накинулись на Пашу, ударили по голове, связали и отнесли к воде. Ра-зу-меется, сами убивать не стали, они ведь только подталкивают Рок к выполнению проклятья. Оставив нашего друга у самой кромки воды, преступники уходят в полной уверенности, что Самойлов, пребывающий без сознания, непременно захлебнется новой волной и умрет. Тогда они вернутся и развяжут его, и это будет выглядеть как несчастный случай, не лишенный таинственности. Но у нас же проклятье орудует! Люди испугаются, но поверят. По Светиной логике, поверит и Рок. И пойдет себе дальше по списку, минуя ее. Так бы оно и вышло, не вмешайся Женя. Что-то ему не понравилось в Светином поведении, он предугадал ее намерения, выследил преступников и, дождавшись, когда те уйдут, освободил друга. Очень вовремя пришел ураган. Женя решил оставить все как есть, пусть думают, что их план удался (оттого не желал предъявлять на публике найденную пряжку с Пашиного ремня, которая оторвалась, когда его волокли к заливу), и спрятал друга у сторожа, который, проникнувшись ситуацией, открыл им музей и позволил Самойлову спать на раритетном ложе, из тех, которые Паша очень уважает (но все это между нами, директору музея сие дельце не придется по вкусу). Убийцы решили, что сильнейшей бурей тело Самойлова унесло, и забыли о нем. Морозов, помогавший Светлане, относился к идее подруги скептически и выполнял ее лишенные разумности и сердечности поручения лишь с тем, чтобы получить вознаграждение в виде молодого тела, однако после падения дерева в грозу на Кешу изменил мнение. Проклятье существует, понимает он, а также понимает еще и то, что, избавившись от Паши, он своими же руками приблизил к себе смерть на целый пункт! Когда они со Светой встречаются утром в нескольких метрах от дома, Альберт Семенович устраивает сцену, орет и матюгается, Барская не остается в долгу и толкает любовника. Внезапно тот умирает, совершенно загадочным образом разбив голову о булыжник. На Свету находит бешенство, она понимает, что убила человека, и винит в этом самого Морозова, мол, как он мог умереть в такую минуту! Не помня себя, она наклоняется над ним и, проверив, что он не дышит, начинает молотить его голову вновь и вновь о камень, не понимая, что делает. Потом прячет нож, и уже тогда у нее рождается страшная мысль — помогать проклятью. Где оно не справится, там Света поможет. Зато Рок учтет это и пощадит ее в конце концов, одну оставив в живых. В общем, вы еще раньше поняли, что ее рассудок не выдержал напряжения, так что комментировать это уже не стоит. Тем временем Логинов заботливо подкармливает друга, подворовывая здесь продукты и столовые приборы и унося их в другое место, короче, крысятничает.
