– В таком случае, – с ожесточенной мрачностью проговорил Отец, – имей в виду, Тамара, что твой замечательный Хабенский временно безработный. А мой замечательный сын – охламон два часа назад высадился в Риге с борта пассажирского лайнера рейсом из Кейптауна. Позвонить не мог. Нервов мотальщик!
Глава 12
День рождения героя. Сильное задымление
– Привет, отец.
– Здравствуй, сынок.
– Ты, наверное, занят очень?
– Да нет, не очень. Как обычно. Рад тебя видеть.
– Я тоже.
В кабинете мерно стучат часы, другие звуки сюда не проникают. На часах половина третьего. Дня или ночи – неизвестно, потому что окон здесь нет.
– Как вы добирались до Риги?
– Через Кейптаун.
– У нас там отличная агентура. Трудно было позвонить в посольство? Или ты, как всегда всего в жизни, добиваешься самостоятельно?
– Не смешно, отец.
– Извини.
– Я тут именины пропустил за этими делами. Ну, да поздно – не рано. Поеду в Питер, там отмечу.
– Меня не будет.
– Ничего, я привык.
– У меня лесные пожары, и Лондонский саммит на носу, и…
– Все путем, отец.
Помолчали.
– Таврический дворец можно.
– Во дворце сейчас жарко. Я бы в Таврический сад пошел.
– Это там, где ты трехлетний на эстраду залезть не мог?
– Но я же залез! Но я же прыгнул!
– И обоим влетело, когда мальчик пришел с расквашенным носом.
– «Он мужчина, он переживет».
– Значит в Тавриге?
– Ну да, трава, лужайки. На эстраду опять же слазаю.
– Нос не расшиби.
– Ага.
Под столом задышал пес. Он почуял молодого хозяина и, радостно поскуливая, пытался вылезти, чтобы облапить и лизнуть в щеку. Старый уже совсем, подумал Принц.
– Отец, я там объявлю кое‑что… насчет женитьбы… ты же, кажется не против, чтоб мы с Тамарой?
– С Томой?
– Ну, да… Ну, пора же. А что это за морда вылезает? Хороший пес, хороший…
– Я в принципе за. Я в принципе уже лет десять за. Только… А эта твоя… Девочка из космоса?
– Катюша замужем. У нее муж – хороший человек. Я ему жизнью обязан, за этот Аденский залив.
– Я вчера подписал. Все отечественные суда будут снабжаться этим… анти…
– Антидот…
– Я знаю слово «антидот», сынок… Я забыл против чего.
– Против всего. И, конечно, против спорыньи.
– Вот. Помню, что‑то с зерном. Поля горят. Но ничего, зерно купим. Мы на антидот лицензию продадим, а это валюта, это евро. Британцы, сволочи, не хотят покупать. Ноу – хау им нужно.
– Что так?
– Что у них всегда не так? Дейтерий. И Лондонский протокол.
– Отец, можно тебя попросить?
– Слушай, я не знаю, что дарить. Придумай сам, запиши у секретаря.
– Я не про подарок. Я хочу задать пару вопросов, которые тебе не понравятся.
– Пойду ли на выборы в двенадцатом году? Иди к черту.
– Нет, отец. Почему дейтерий?
Пес сидел, положив лапы на колени Принцу, и заглядывал в глаза: сахару случайно нет? Но от этого вопроса оглянулся на Отца. Как будто попросил – не выгоняй, не выгоняй, пожалуйста. Мы с молодым хозяином так давно не виделись. Нам обо многом поговорить надо.
– Потому что валюта, – сказал Отец с тем спокойствием, от которого у журналистов на пресс – конференциях душа в пятки уходит, – потому что завод этому небритому ближневосточному психопату обещали построить еще Брежнев с Горбачевым, и есть обязательства. Потому что если мы уберем дейтериевый завод, то потеряем влияние на половине Ближнего Востока…
– Нет, – покачал головой Принц. И сделал жест, как будто мешает ложкой чай.
Пес заворчал. Он ни на кого не злился. Но, много лет пролежав под столом Отца, он научился чувствовать его настроение. Иногда Отец шутит, что если вдруг хватит от всех этих проблем апоплексия, на пресс – конференцию отправится пес.
– Есть такое слово, «предатель», сынок, – сказал Отец и пояснил: – Если человек поднимает мятеж. А потом уезжает из страны. И собирается безбедно жить на деньги. Полученные за то, что тут до сих пор земля дымится. То у него может взорваться автомобиль. Это тебе понятно? Прекрасно. А если человек везет оборудование для дейтеривого завода на Ближний Восток, и провозит все мимо, и собирается безбедно жить на деньги… ну, короче говоря, понятно. Он может перепутать дейтерий с сахаром…
– Тот самый завод для небритого ближневосточного друга? – спросил Принц, и убрал с колен мохнатые лапы собаки: – а тот, что я видел в Африке?
– Я не строил завод в Родезии! Мы экспортируем только один завод, второго нет. Кроме вас никто не видел завод в Африке! Четыре прицельных залпа Дзюбы, и самолеты дальней разведки не обнаружили значительного уровня радиации. А тебе может быть известно, что если расстрелять дейтериевый завод на полном ходу…
– И это все? – уточнил Принц: – один завод? И этого хватает, чтобы все твердили, будто Россия экспортирует оборудование для дейтериевых заводов во все страны мира…[13]
Отец крепко хлопнул ладонью по столу. Но звук утонул в мягкой ткани на стенах, и снова только тиканье часов, да стук собачьего хвоста о ковер нарушали тишину.
– Прости, Отец, – сказал Принц: – я вовсе не сомневался в твоих словах. Я уточняю. Тогда еще один вопрос. Почему бы нам не подписать…
– Лондон?! – в голосе Отца послышался каленый металл, от которого даже Принцу стало не по себе.
На какую‑то короткую минуту пришла в голову жуткая мысль, что Отец счел его английским шпионом.
– Лондонский протокол? – уже мягче продолжил Отец. – Запрет сливать неочищенные промышленные отходы, контрафактная продукция, Страгбургский суд, Абхазия, Курилы, транзит нефти? Что там еще от нас требуют, требуют, требуют, как от бедных родственников, которые все куда‑то там лезут, ног не вытерев. У меня пожары! У меня горит полстраны, поселки, города…
– Папа, если бы мы подписали протокол!..
– Ерунда!
Пес прижал уши. Обиженно посмотрел на Принца: ну, я понял, что сахара не будет. И ушел из кабинета.
– Ерунда, – повторил Отец чуть тише, невольно оглянувшись на дверь приемной: – я выполнил твою просьбу, этот Бутов, наверное, честный и, наверное, замечательный, и, наверное, любит внучку. Пусть работает. Через пять лет спросим его, и если хотя бы Северную навигацию наладит, честь ему и хвала. Но грузить мне мозги его пустыми бреднями о климатическом оружии…
– Хочешь, докажу, что они не пустые?
Принц откинулся на спинку дивана. И на секунду Отцу показалось, что они не в Кремлевском кабинете, а на веранде дачи в Комарово. И он говорит сыну «Ты не съедешь на велике к озеру, там песок». А мальчишка, с ободранными уже коленями и локтями, нагловато откинулся и, светя глазами, говорит: «Хочешь, докажу?».
– Докажь, – негромко предложил Отец.
– Сложно, – в тон ему ответил сын.
– Тогда о чем треп?
Принц поднял руку и принялся загибать пальцы:
– Я хочу на день рождения такой подарок. Россия едет на саммит. Россия выступает там с речью. Обычной речью о том, что полностью согласна, но вместе с тем национальные интересы… Ну, ты знаешь. Речь может произнести последний дурак. Но это не все. В обмен на нашу сговорчивость председателем на саммите будет наш человек. Лучше с севера. И лучше, если он лично пообещает полную очистку стоков дейтерия в Окладинске.
– Ты не понимаешь, – сказал, сморщившись, как от зубной боли, Отец: – Окладинский завод и вполовину не волнует Лондон так, как тот, новый, обещанный небритому комику с Ближнего Востока. А придурок, которому мы строим тот новый завод, из принципа не поставит даже чайного ситечка, чтобы очистить стоки. Потому что если он перестанет грозить уничтожением всему человечеству, про него вообще забудут навсегда и надолго. Он диктатор, понимаешь? Вы тут забыли уже, что такое диктатор. А я помню. Потому что я главный диктатор России. Выберут меня в двенадцатом, или не выберут, это неважно – диктатор без вариантов.
Принц выслушал. Подошел к письменному столу. Положил руку на плечо устало сидящего за ним человека и сказал, как ни в чем не бывало, как будто его перебили посторонней, не имеющей к делу, но довольно забавной историей:
– А потом Россия подпишет Лондонский протокол. Но и это еще не все…
* * *
Капитан пограничной службы Чагин вышел из такси и огляделся. Приземистое здание с куполом, очевидно, являлось Таврическим дворцом, традиционной вотчиной партийных и правительственных собраний этого города. На специальных мачтах трепетали маленькие флажки разных государств, и три побольше – флаг ООН, флаг ЕС и российский триколор посредине. Будто стая причудливых тропических птиц взмыла в жемчужно – серое с кофейным отливом местное небо.
В Петербурге такими бывают облака зимой, но сейчас плотная волокнистая пелена неслась по небу в западном направлении. Все небо застилал дым, и слабый, но настойчивый запах горящего торфа преследовал Чагина от самого аэропорта.
Не допущенные на мероприятие два менеджера – “ТНК – ВР” и “Роснефти” – спорили, кто оплатит гимн в исполнении Бритни Спирс на открытии офиса “Севера” в Окладинске. Сразу же следом за Чагиным подъехал какой‑то байкер в зеркальном шлеме и крагах. Лихо развернувшись, он запарковал мотоцикл на площадке перед дворцом, как раз между лимузинами с посольскими флажками.
