Алиция глубоко задумалась и выдвинула предположение.
– Она поехала в Польшу, – решительно заявила моя подруга. – Ее телеграмма и то, что вы, господин инспектор, рассказали, позволяют предположить, что ее преследуют и что ее жизни угрожает опасность. А я знаю – вы уж извините, но человеку позволительно иметь хобби, – так вот, моя подруга полагается только на польскую милицию. Я уверена, что она поехала в Польшу.
Стремление добраться до родины как последнего прибежища не показалось инспектору Йенсену столь уж странным. Он опять немного подумал, заявил, что проверит, и очень просил немедленно сообщить ему, если от меня придет какая‑нибудь весточка.
Весточка действительно пришла. Это было мое письмо. Алиция получила его спустя две недели после визита инспектора. Алиция прочла три раза мое послание и очень расстроилась. Семь раз звонила она инспектору Йенсену, никак не могла его застать и расстроилась еще больше. Наконец дозвонилась, и поздно вечером он опять нанес ей визит.
Господин Йенсен выглядел растерянным.
– Мы нашли вашу подругу, – сказал он Алиции почему‑то грустным голосом. – У нее был представитель Интерпола из Парижа. К сожалению, ваша подруга не пожелала с ним разговаривать, даже не впустила его в квартиру и обошлась с ним… гм… невежливо… невзирая на присутствие польской милиции. Мы не знаем, как это объяснить.
К тому времени Алиция выучила мое письмо наизусть и знала, как это объяснить.
– Я давно знала, что этому человеку нельзя доверять. Сколько раз я ей это говорила! – в гневе выкрикнула Алиция и добавила – Вы должны поторопиться! Я совсем не хочу, чтобы мою подругу убили.
Господин Йенсен ничего не имел против того, чтобы поторопиться, но не понял, о каком человеке говорит Алиция. Тогда Алиция перевела ему отдельные фрагменты моего послания, те, в которых я описывала, как нарвалась на гангстеров, переодетых полицейскими, о присутствии в Польше Мадлен, о фактах, свидетельствующих против Дьявола, и о моих подозрениях. Многое из того, что прочитала Алиция, подтверждалось информацией, имеющейся в распоряжении инспектора. Он внимательно слушал, кивая головой.
Затем он так же внимательно выслушал то, что ему сочла своим долгом сказать Алиция, и глубоко задумался. Подумав, он заявил, что все понял. Как и следовало предполагать, испытания, выпавшие на мою долю, сделали меня несколько подозрительной, недоверчивой. Меня можно понять. Он сам, например, был бы удивлен, если бы после всего пережитого я стала бы откровенничать со всеми подряд. Напротив, моя сдержанность достойна всяческих похвал. И тем не менее со мной надо же как‑то общаться. Он думал, что это будет нетрудно, но теперь его мнение по данному вопросу изменилось. Собственно, оно стало меняться уже тогда, когда ему сообщили, что парижского сотрудника Интерпола я пыталась спустить с лестницы, публично обзывая его «лысым боровом». Может быть, в связи с вышеизложенным моя подруга придумает какой‑нибудь способ убедить меня, что тот человек, которого ко мне направят, достоин доверия.
Алиция попросила господина Йенсена подождать и позвонила мне в Варшаву.
После того как мы с ней убедились, что говорим именно мы, а не подставные лица, Алиция первым делом спросила:
– Что это за лысый боров был у тебя?
В ответ послышалось разъяренное рычание:
– Очередной бандит! Маленький, с большой головой, лысый! С розовой мордой. И она лоснилась, а из ушей торчали клочья шерсти. И блондин! С меня достаточно блондинов!
– А почему ты его спустила с лестницы? – поинтересовалась она, оставив в стороне вопрос, почему я решила, что он блондин, если он лысый.
– А что, я должна была встречать его с распростертыми объятиями? К сожалению, не спустила, его поддержал какой‑то кретин, который поднимался следом за ним.
– Но ведь это был сотрудник Интерпола! В ответ раздался иронический смех:
– Ты веришь этим сказкам? Да он просто‑напросто выдал себя за сотрудника Интерпола, как и все они тут. Представляешь, явился ко мне после того, как им не удалось разделаться со мной в Пальмирах. Дудки, не на такую напали!
О покушении в Пальмирах Алиция ничего не знала, так как письмо мое было отправлено раньше. Она потребовала подробностей и узнала, как покушались на мою жизнь, как я чудом избежала смерти – только благодаря своей рассеянности, как за мной гнался усатый балбес, лысый и мордастый, как меня коварно заманили в Главное управление милиции и там – представь! – хотели заставить общаться с вышеупомянутым балбесом, вкравшимся в доверие к некоторым близоруким сотрудникам польской милиции, но я его сразу раскусила и тут же дала ему полную и исчерпывающую характеристику, которую, к сожалению, ему перевели не полностью, после чего сбежала домой и теперь сижу, забаррикадировавшись в своей квартире. Никому я не верю, и обмануть меня больше не удастся.
– Ну хорошо, – сказала Алиция, не вдаваясь пока в подробности моего поведения. – Ты инспектора Йенсена знаешь?
– Знаю, а что?
– Веришь ему?
– Нет.
– Но почему же?
– Откуда я знаю, он мог за это время сто раз измениться.
– Ну а мне ты веришь?
– Тебе верю, – без колебаний подтвердила я.
– Ну так вот, я тебе говорю…
– Глупости, – прервала я. – Что с того, что я тебе верю, если я не уверена, что это ты?
Алиция опешила. Придя в себя, она возразила:
– Но ведь ты же со мной говоришь?
– Ну и что? Я ведь тебя не вижу. Может, держат тебя под прицелом. Ты их не знаешь, но я‑то знаю, что они способны на все!
Алиция поняла, что дело серьезнее, чем она думала. Надо что‑то предпринимать.
– Послушай, – решительно заявила она. – Обещаю тебе все самым тщательным образом проверить, так что с человеком, который сошлется на меня, ты сможешь смело говорить. Согласна?
– Пусть он еще мне докажет, что он от тебя, – упрямо стояла я на своем.
– Хорошо, докажет…
Она положила трубку и задумалась. Инспектор Йенсен терпеливо ждал.
Алиция прекрасно знала и инспектора Йенсена, и характер его работы. Тем не менее была полна решимости еще раз все проверить, так как свои обещания привыкла выполнять честно. Со свойственной ей проницательностью Алиция сразу поняла причины и последствия мании преследования, овладевшей мной. С инспектором Йенсеном они договорились о следующем: человека, которого они командируют ко мне, представят Алиции, дадут ей сутки на ознакомление с ним, после чего она лично его проинструктирует, как он должен себя держать, чтобы я ему поверила.
Господин Йенсен развил чрезвычайно оживленную деятельность, в ходе которой пользовался телефоном и коротковолновым передатчиком, отправил несколько телеграмм, лично посетил множество учреждений, съездил в аэропорт и на исходе следующего дня привез к Алиции посланца. Алиция в свою очередь посетила несколько учреждений, причем забралась так высоко, что выше остался разве лишь один король, и говорила несколько раз по телефону и, вполне удовлетворенная результатами, осмотрела представленного ей посланца. Он выглядел вполне пристойно и даже вызывал симпатию, не был блондином, не был лысым, с вполне интеллигентным лицом, не красным и не лоснящимся. Удовлетворенная и на этот раз, она проверила его удостоверение и велела ждать до завтра.
В оставшееся до следующего дня время она развила не менее интенсивную деятельность, в результате которой значительно возросли ее счета за международные телефонные переговоры. Когда наконец совесть ее была успокоена, Алиция потребовала свидания с симпатичным посланцем с глазу на глаз.
– Прежде чем вы начнете с ней говорить, скажите ей вот это: зразы говяжьи по‑варшавски. Только не уверена, что вы сумеете…
Разговаривали они по‑французски, но пароль Алиция назвала по‑польски, и, естественно, у нее возникли сомнения, сможет ли иностранец произнести его как следует, не переврет ли.
– Это, пожалуй, самый оригинальный пароль из всех, какие мне приходилось слышать, – улыбнувшись, заметил по‑польски посланец. – Зато и запомнить его будет нетрудно.
– Почему же вы мне сразу не сказали, что знаете польский? – вскричала Алиция с упреком. – Вы когда едете в Варшаву?
– Да я уже целую неделю пробыл там. А сюда приехал лишь затем, чтобы увидеться с вами.
– Вы уже говорили с Иоанной?
– Нет, я был занят другим делом.
Он неуверенно глянул на Алицию, не зная, стоит ли продолжать, и добавил озабоченно и сочувственно:
– Боюсь, вся эта история очень дорого обошлась вашей подруге.
Затем он сел в самолет и отправился в Париж, где у него состоялся важный разговор – на этот раз по его собственной инициативе, – после чего он опять сел в самолет и отбыл в Варшаву.
Мое ужасное душевное состояние объяснялось целым рядом причин. События развивались в бешеном темпе. Сразу же после пальмирской авантюры произошел инцидент с лысым боровом. Дело было так. На обратном пути из Пальмир я все никак не могла прийти в себя. До Белян я тряслась от пережитого страха, проехав же Беляны, стала пылать яростью. В конце концов, сколько можно отравлять мне жизнь? Где же конец обману и лжи? Да попадись мне эти мерзавцы, поубивала бы их всех!
