– Ах ты, дрянь! Надуть решила? Отдавай!
– Ты почему с ней так разговариваешь? – ринулся в бой мой верный спутник. Я удержала его за руку.
– Ты молчи, малявка! Сперва драться научись, а после кулаками махай! Видишь, что у меня в руке? Дитятко, знакомься, это пистолет, – идиотским тоном сказал он, повертев вышеозначенный предмет, чтобы мы получше рассмотрели. – Это такая штука, из которой убивают.
– Валера, перестань! – взмолилась я, ощущая в себе все нарастающую дрожь. Надо успокоиться. Надо, но не выходит.
Мертвицин стоял в коридоре, между дверью в кухню и дверью в ванную комнату. Мы же находились в зале, стояли тесно друг к другу, и Кирилл даже прикрывал меня своей вытянутой рукой, как щитом, немного отстраняя назад.
– Ладно, последнее предупреждение. Отдавайте мешочек по-хорошему.
– Какой еще мешочек? – спросил Кирка.
– Тот, который твоя обожаемая дама сердца вытянула из моего пакета!
– Но я так понял, эта вещь принадлежит ей, – невозмутимо парировал он.
– Б…, это не твое дело! Я сейчас положу вас обоих, мне терять нечего!
– Ладно, ублюдок, твоя взяла, – смиренно произнесла я. – Он в моей дамской сумочке. А она в комнате, – мотнула я назад головой.
– Принеси, – тоном, не терпящим возражений, приказал он мне.
– Катя, не иди, – полушепотом сказал мне Кирилл.
– Все в порядке, Кирюш, пусть подавится.
Я вернулась в комнату, подняла сумку. Расстегивая, услышала из коридора:
– Только без штучек! Твой обоже у меня на мушке!
– Да пошел ты! – вяло огрызнулся Кира.
– Молчи, малец!
– Старик!
«Великолепно!» – раздраженно подумала я про себя и вышла к ним с мешочком в руках. Кинула Мертвицину:
– Лови, урод!
– Спасибо, крошка! – поймал он. Одной рукой, не сводя нас с мушки, развязал, заглянул, удовлетворенно угукнул и сунул во внутренний карман. – Вот и все! А вы боялись. Ну, дети мои, пора прощаться. Не поминайте лихом!
Тут Кирилла дернуло сказать:
– Мне показалось, или там что-то блеснуло? – Он сглотнул. – Что-то похожее на крупные зеленые камни?
Я не успела ответить, так как Валерий быстрее открыл рот:
– Да, школьник, это весьма ценный комплект драгоценностей, ты не представляешь, насколько ценный. А вот эта прекрасная дама сама отдала мне его в руки, подумать только! Видать, я неотразим.
– Конечно! – со свойственным ему эмоциональным максимализмом ответил Кирюха. – Под дулом пистолета я бы еще и не такому уроду, как ты, отдал.
По физиономии Мертвицина пробежала такая пошло-саркастическая ухмылочка, что я поняла: пощады не будет – и поспешно закрыла глаза от стыда, чтобы не видеть разочарованного лица своего рыжего ангела-хранителя. Он-то считал, я замечательная… А я оказалась вот какая:
– Смею разочаровать, – стала слушать я о себе всю правду, – она отдала мне самое большое сокровище своей семьи, напрасно спрятанное дедом, всего за две умопомрачительные ночи любви. А ты все стихи бабам читаешь! Думаешь, это им надо, этим шлюхам? Ну читай, читай… чтец.
Выговорив последнее слово с легким презрением, как орел слизняку, не чувствуя от нас опасности, Валерий опрометчиво повернулся спиной и спокойным, уверенным шагом направился к выходу.
– Ах, ты, мразь! – кинулся за ним мой наивный спутник, замахав на ходу кулаками.
– Нет! – крикнула я, но было поздно: Валерий живо обернулся на звук приближающейся угрозы и, не целясь, выстрелил.
Кирилл упал, как подкошенный.
– Нет!!! – вторично завопила я, еще более отчаянно, чем до этого.
Я готова была вцепиться преступнику в глотку, не побоявшись его ствола, и рвать ее до тех пор, пока он не истечет кровью. Мертвицин, видимо, прочитал что-то такое в моих глазах, потому что остановился на полпути и удивленно пробормотал:
– Ты чего? Я попал ему в ногу, чтобы не догонял! Будет знать в следующий раз!
– Что ты наделал! Что ты наделал! В него нельзя стрелять!
Не дослушав мои вопли, полагая, видать, что это я от бабьей дури голошу, Валерий скрылся из виду, а я подлетела к упавшему и приземлилась перед ним на колени.
Кирилл лежал в проходе, его слегка раздвинутые ноги были в коридоре, а туловище – на территории зала. Очевидно он сильно стукнулся головой о пол, потому что не шевелился и глаза его были закрыты до тех пор, пока я не взяла его лицо в свои руки и не позвала по имени.
Веки зашевелились. Показались зрачки на зелено-голубом фоне.
– К… Катя…
– Да, не шевелись. Сейчас я перетяну рану, подожди. Это остановит кровь, – я осеклась и ощутила в себе поднимающийся приступ болезненного отчаяния.
– Ты же знаешь… Бесполезно, – прохрипел он. – Оставь.
– Что? Ты спятил?! Даже не смей!
Я продвинулась на коленках в коридор и стала осматривать ранение. Под его левой ногой за какие-то секунды образовалось такое море, что в животе у меня закрутило, и мерзкий комок подобрался к горлу. Меня реально начало мутить от вида крови. А еще непонятного происхождения дурное предчувствие продолжало угнетать, не отпуская, а усиливаясь от мгновения к мгновению. Дрожащими пальцами я пыталась порвать брючину джинсов, но она не поддавалась, ткань была слишком крепкой, к тому же мокрой.
Тогда я стянула с себя майку и ею перевязала Кириллу ногу. Он приподнял бровь и слабо, но блаженно улыбнулся.
– Мечты сбываются… – прошептал он.
– Скоро сбудутся остальные, – лживо подмигнула я, и тут же из того самого глаза потекла слеза. Стало трудно дышать, и я шмыгнула носом.
– Ты ч… чего?
Чего? Как я могла сказать, чего? Он не видел себя. Он не видел, как его лицо белеет, а губы синеют, точно пародируя мертвицинскую попытку стать зомби. Он не видел лужу крови под собой, в которой я утопала, которая за половину минуты превратилась в океан. Каждое мое маленькое движение сопровождалось брызгами. Теперь и моя светлая юбка была вся в крови, став похожей на полотно художника-авангардиста, который от нечего делать накапал и растер красные пятна по белому полотну и выдает теперь это за шедевр. А главное, Кирилл не мог видеть нас обоих со стороны, чтобы однозначно понять: сейчас из него быстрыми темпами вытекает жизнь.
– Как же это несправедливо! – уже не стесняясь, рыдала я, размазывая кровавыми руками слезы по лицу. – Несправедливо! Он воскрес… А взамен… Жизнь поменялась со смертью местами!
– У-у… головку-то проверь, – пошутил умирающий Кирилл, пытаясь уверить меня в том, что все в порядке, но с такими придыханиями, что убеждение не далось: я зарыдала еще пуще, уже не в силах даже произнести что-то, спазмы в горле не пропускали наружу ни одного членораздельного слова. – Я нич-че не по… понял. Кто вос-к-рес?..
Я хотела попросить его не разговаривать, но ввиду вышеописанной причины не смогла и только приложила палец к его мягким губам.
– Нет, – мотнул он головой, сбросив мой палец. – Ты з… забыла, я никогда… – он отдышался, – никогда не ухожу без стихотворения.
– Ты не уйдешь! – выкрикнула я вместе со всеми своим спазмами сразу, в результате закашлялась и долгое время не могла остановиться. Кирилл это время молчал, но тут – о чудо! – я услышала отдаленные звуки «Скорой помощи» с улицы. – Они едут, слышишь! – обрадовалась я, получив, наконец, надежду на его спасение. – Кирилл! – схватила я его за плечо. – Я пойду их встречу.
– Нет, – прошептал он и вновь мотнул головой. – Наклонись.
– А?
– Ближе.
Я наклонилась к его лицу.
Тихо-тихо, с небольшими перерывами между словами вследствие нехватки дыхания и смертельной усталости прозвучали слова:
– Одно мне счастье выпало в пути:
Я встретил, моя милая, тебя.
Не плачь, уже не страшно мне уйти.
Пожалуйста, ты не забудь меня.
Вот штука: умирал я от любви,
Теперь же умираю я, любя…
Я смотрела расширенными от ужаса и страха глазами в его спокойные зеленовато-голубые очи, которые после произнесения последнего слова как-то странно моргнули, будто углядев что-то удивительное, но не здесь, а где-то далеко, и тотчас же померкли.
Я молчала. Лютый холод сковал мое тело. Я боялась пошевелиться, только зубы стучали друг о друга, и беспрестанно шмыгал плохо дышащий нос.
– Ки… Кирилл, – наконец-то позвала я, слыша возле входной двери какой-то шум и голоса людей. – Кирилл! – уже настойчивее и отчаяннее сказала я и потрясла его за плечо. – Ты что, Кирилл! Ты что?.. Они же приехали! Они здесь, врачи! – Я трясла, но ничего не происходило. – КИРИЛЛ!!!! – завизжала я изо всех сил, разодрав себе глотку в ошметки и изо всех сил теребя худенькое плечо. Его голова бессмысленно болталась на шее, рот же не произносил ни звука. – КИРИЛЛ!!!!
Подоспевшие врачи, пару раз по дороге поскользнувшись на утонувшем в свежей крови полу, почему-то положили на носилки не трогательного рыжеволосого мальчика, моего лучшего друга, который так преданно меня любит и читает мне стихи, а меня. Меня! Зачем?
Я вырывалась, буянила, пыталась объяснить им, что они дебилообразные идиоты, кусалась и вообще вела себя прескверно. Потом мне что-то вкололи и, поняв, что я совершенно не транспортабельна, уложили на кровать Хабарова. Когда я в ней очнулась, они совершенно не могли понять, почему я кляну их на чем свет стоит, не стараясь выбирать выражения, и ору, чтобы они немедленно унесли меня отсюда, из этой проклятой постели. Пару раз я крикнула им слово «зомби», но это совсем ничего для людей в белых халатах не прояснило. Куда уж им… Помнится, я вызывала их еще часа два назад, тоже мне тормозы.
