– В прошлую субботу, в парке, за столиком кафе ты подсунул Ирке салфетку с вложенной в нее запиской, – объяснила я, с трудом удержавшись, чтобы не повторить Иркину пантомиму «Иссякающее терпение». – Я выбросила эту бумажку не читая, и ее ветром унесло. Ну, вспомнил? Ты тогда еще сетовал, что это было ваше с Моржиком лучшее произведение?
Заинтересованная Ирка придвинулась ближе. Вадик тоже сделал неверный шажок в нашу сторону и робко спросил:
– А где Людочка?
– Цыц! – строго бросила ему Ирка через плечо. Она сверлила Коляна подозрительным взглядом.
– А, наш суперпасквиль на Гэ Пэ! – обрадовался Колян. – Ты про него спрашиваешь?
Я обрадованно закивала, как заводная курочка.
– Огласить?
Я молча кивнула. Колян огляделся вокруг, влез на бордюр клумбы и с этого возвышения выразительно продекламировал:
Много знает наш Гэ Пэ!
Он волшебник и тэ пэ!
Кто умеет превращаться,
С тем придется попрощаться!
Публика ошеломленно молчала. Не дождавшись рукоплесканий, чтец-декламатор поклонился, слез с камня и похвастался:
– Стихи мы с Моржиком вместе сочинили, а картинку я сам нарисовал.
– Там еще и картинка была?
Колян стрельнул боязливым взглядом в насупившуюся Ирку:
– Ага, была! Череп с костями! – И он тут же начал бессвязно извиняться: – Не подумайте, ничего личного, вообще не актуально: где мы, а где череп!
– А где? – вякнул Вадик.
Ирка вновь бесцеремонно его перебила.
– А кто это – Гэ Пэ? – напряженно сощурившись, спросила она.
– Ты разве не поняла? – удивился Колян. – Гэ Пэ – это Гарри Поттер, я думал, это ясно!
– Действительно, это многое проясняет, – криво усмехнувшись, согласилась я. – Мне, во всяком случае, почти все понятно!
Я пошарила глазами по клумбе, выдернула с грядки перепачканного Масю, который за время нашей беседы успел аккуратным рядком посадить в землю три палочки от эскимо и пригоршню конфетных фантиков, и спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Вопросы есть?
– А где Людочка?
Ирка зарычала и стиснула кулаки, но я успокаивающе похлопала ее по плечу и сказала:
– Ты удивишься, но это очень своевременный вопрос! Быстро все в машину, мы едем к Лазарчуку!
Я запихнула на заднее сиденье занудно «гдекающего» Вадика, сунула туда же Масяню, села сама и поторопила Коляна. Муж немного замешкался на клумбе: в глубоких сумерках он предусмотрительно отмечал сигнальной палкой то место, где произвел посадочные работы Масяня, на тот случай, если легендарный кубанский чернозем окажется достаточно благодатной почвой для произрастания эскимо и шоколадных трюфелей.
– И этот человек насмехается над моей верой в чудеса! – точно угадав мои мысли, воскликнула Ирка.
– Если дело выгорит, наладим продажу конфетной рассады через вашу с Моржиком фирму! – подмигнул ей Колян.
Вскользь обрисованная перспектива, очевидно, всерьез увлекла подругу, потому что она призадумалась и, кажется, даже погрузилась в расчеты. Это избавило меня от ненужных вопросов – за исключением Вадикового «А где Людочка?», озвучиваемого приятелем с неутомимой настойчивостью механической шарманки. На Вадика я просто не обращала внимания.
К капитанской конторе мы подкатили уже в полной темноте, но в кабинете Лазарчука горел свет. Служебная конурка Сереги расположена на первом этаже, поэтому мне не составило труда постучать в окошко прямо с тротуара. Остальные участники ночной автомобильной прогулки ожидали в машине.
В ответ на мой стук в кабинете мучительно скрипнул отодвигаемый стул, и в щелочку жалюзи выглянул настороженный Лазарчук.
– Кто здесь? – строго спросил капитан.
Из освещенного помещения ему трудно было разглядеть темную улицу.
– Угадай с трех раз! – почти игриво предложила я.
Длинный страдальческий вздох свидетельствовал о том, что капитан опознал меня по голосу без дополнительных попыток:
– Опять ты-ы! Ленка! Какой черт тебя принес ночью под мое окно!
– И вовсе не черт! – подала голос из темноты обиженная Ирка.
– И вторая красотка здесь! – язвительно воскликнул капитан. – Здрасьте!
– Здоров! – отозвался невидимый Колян.
– И Колян с вами? Это что-то новенькое! – удивился Лазарчук. – Что ж вам дома-то не сидится, так-разтак вашу маму?
– Маму, маму! – включился в беседу Масяня.
– Вы и ребенка с собой приволокли! – Из педагогических соображений капитан перестал ругаться. – Да что случилось-то? Где пожар?
– А где Людочка? – спросил Вадик.
– Вас там еще много? – после паузы поинтересовался Лазарчук.
Я ехидно хихикнула. Капитан сейчас живо напоминал мне именинника из американской комедии, который, застыв на одной ножке на пороге темной комнаты, пытается угадать, не притаилась ли в ней толпа гостей, ожидающих возможности оглушить и напугать героя торжества хоровым поздравлением и громом хлопушек.
– Больше никого, – успокоила я Серегу. – Скажи, а где Людочка?
– И ты туда же?! – гневно вскричала Ирка.
– Классический случай инфекционного идиотизма, – сочувственно произнес Колян.
Вадик молчал: вероятно, просто не знал, что сказать, когда я украла у него реплику.
– Она здесь, – ответил капитан.
– Ты ее допрашиваешь? – понизив голос, спросила я.
– Мы беседуем, – уклончиво ответил капитан. – Я узнал много нового и интересного, но пока не понял, в чем преступление.
– Преступление-то? Да это проще простого, я расскажу тебе в двух словах: убийство гражданки Рябушкиной и кража ценностей из ее домашнего сейфа.
– Ох, ничего себе! – ахнул Колян.
– Об этом Людмила Ивановна ничего мне пока не сказала! – отозвался Лазарчук, послав укоризненный взгляд в глубину комнаты.
– И правильно, потому что она об этом ничего не знает! – торжественно объявила я. – Преступница вовсе не Людочка!
– А где Людочка?! – взревел Вадик, шумно выбираясь из машины.
Приятель выпятил челюсть и воинственно сжимал кулаки. Теперь с него можно было писать картину маслом «Терпение, иссякшее окончательно и бесповоротно».
– Отпускай Людочку, и я сдам тебе настоящего убийцу, – быстро попросила я капитана, отступая в сторону, чтобы пропустить к окну ревущего, как разбуженный медведь, Вадика.
Продолжая требовать указать ему местонахождение Людочки, приятель вцепился в решетку окна и затряс ее с такой силой, что загремела висящая поблизости жестяная водосточная труба. На высокое крыльцо выскочил дежурный, долговязый юноша с ломким голосом.
– Кто здесь?! – вскричал он, с непонятным, но подозрительным намеком цапая себя за бедро.
– Не стреляйте, свои! – попросила я.
– Свои по ночам дома сидят, только чужие шастают! – мгновенно выдал подходящую реплику из мультика про «Простоквашино» Масяня.
– Тут женщины и дети! – басом сообщил Колян.
– Р-разойдись! – отчаянно скомандовал дежурный.
– Сидоренко, спокойно, эти психи ко мне! – своевременно подал голос капитан Лазарчук.
– Ну так бы сразу и сказали, – немного обиженно проворчал Сидоренко.
Он еще немного потоптался на крыльце, всматриваясь в смутные очертания белой машины, а потом вернулся в здание.
– Так что там с убийцей? – напомнил мне капитан.
– Нам обязательно разговаривать здесь? – спросила я, косясь на крыльцо, с которого уже удалился сердитый Сидоренко. – Поехали к нам, там и побеседуем, а то час уже поздний, Масе спать пора…
– Хорошо, что я на колесах! – вздохнул капитан.
Я поняла, что Лазарчук принял мое приглашение, и не стала уточнять, о каких колесах идет речь. Даже если капитан проболтался, что накачался седативными средствами, которые наркоманы именуют «колесами», я сохраню его признание в тайне. Тем более что добрая порция какого-нибудь эффективного успокоительного средства не помешала бы сейчас каждому из присутствующих. Парочка колесиков валерианки – самое то, что доктор Топоркович прописал!
– Двигай за мной! – велела Ирка Лазарчуку, который удивительно быстро пересел из-за офисного стола за руль своего «москвичонка». Рядом с ним уселся Петя Белов.
Наверное, устали от трудов праведных и надеялись получить у меня дома поздний ужин. Подумав об этом, я заволновалась и попыталась припомнить, есть ли в холодильнике какая-нибудь еда. Вспомнила, что в гнездышках на боковой полке лежат свежие яйца, и успокоилась. Велю Коляну приготовить для гостей его фирменное блюдо – яичницу «Анархия». Это такой революционный омлет, в который крошатся разные вкусные недоедки и продовольственные неликвиды. Получается весьма недурственно, хотя вид у блюда такой экстравагантный, что отождествить его с едой может только настоящий анархист.
– Мамочка, он хочет спать! – сообщил мне Масянька, приваливаясь головенкой к моему плечу.