Оба камня легко царапали оконное стекло. Более серьезных исследований в домашних условиях я провести не мог.
Необходимость идти на работу не позволила более прикладываться к термосу, поэтому я ограничился чашкой кофе и вышел из дому.
Университет, где я работал, был в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Когда-то я работал в одном НИИ, располагавшемся в Люберцах, и тратил на дорогу по полтора часа в один конец. После распада НИИ мне удалось реализовать одно из потаенных желаний — найти работу поблизости. В итоге, не покидая Москвы, я как бы оказался в маленьком провинциальном городе, где почти все жители здоровались друг с другом. Если я покупал батон в булочной, то продавец обязательно спрашивал меня о делах и здоровье, если же я покупал два батона, то он обязательно интересовался гостями, которых я ждал. Да и сам круг моих интересов, ограниченный домом, работой, парком и несколькими магазинами в соседних домах, сделал меня настоящим провинциалом.
Как и для всякого жителя провинции, поездка в центр Москвы стала для меня важным событием, которому обязательно предшествовала серьезная подготовка, обязывающая выгладить брюки, начистить обувь и, конечно, тщательно выбриться, а накануне посетить парикмахерскую. Ярким моментом в моей жизни являлась каждая поездка в автобусе или трамвае, поскольку городской транспорт позволял мне узнать, во что одеваются и о чем говорят друг с другом люди «другого мира». Что касается поездок в метро, то подобный яркий факт случался в моей жизни далеко не каждый год. Впрочем, моя последняя поездка на метро доставила некоторые неприятности, связанные с жетоном. Тот злополучный жетон долго хранился у меня на видном месте. Начищенный ластиком он сиял благородным блеском и ассоциировался у меня с каким-то экзотическим луидором или сказочным пиастром, извлеченным из пиратского сундука. Пройти в метро с помощью жетона мне не удалось, сработал турникет, запищала сирена, и стая контролёров набросилась на меня, словно стервятники на подранка. Оказалось, что жетоны заменили на пластмассовые таблетки, не ассоциировавшись ни с чем, кроме как с пуговицами после химчистки.
Да и сам центр Москвы уже не был тем самым местом, где я любил гулять в студенческие годы. Он стал каким-то заграничным городом с непонятными вывесками и магазинами с недоступными ценами. Иногда меня съедало любопытство, как работают кассовые аппараты в этих магазинах при оплате товаров с астрономическими ценами. Наверное, кассир целый час выбивает многометровый чек. Хорошо бы купить в таком магазине что-то очень дорогое, например, компьютер.
Компьютер! Как полезно ходить на работу пешком, ведь пока на ходу думаешь о чём угодно, в подсознании всплывает решение главной задачи. Я ещё не дошел до университета, а уже знал, что определить вид огранки можно с помощью компьютера.
Мой рабочий день, как и предполагалось, начался с неприятного разговора. Заведующий, точнее заведующая, кафедрой в очередной раз указала, что эксперименты, которые я должен был проводить, всё ещё не были начаты. Вести сёрьезный разговор с женщиной очень трудно, особенно, если в сути вопроса она разбирается лучше. Тем не менее, мне удалось убедить её в том, что экспериментам должны предшествовать предварительные расчёты, к проведению которых я был готов приступить немедленно. Я получил, как устное согласие на проведение расчетов, так и незаполненный бланк заявки на работу в компьютерном центре. Успех был связан не с моим красноречием, а с тем, что современные сложности при организации экспериментальных работ оказались для меня непреодолимыми, и репутация бездельника закрепилась за мной довольно твёрдо. Поэтому моё жгучее желание провести расчеты было воспринято, как нехарактерный порыв, который следует поощрять.
Наталью Павловну — заведующую компьютерным центром, я знал давно. Много лет, точнее зим, она купалась в проруби у нас на прудах. Но поговорить с этой симпатичной женщиной мне не удавалось ни разу, поскольку она не имела на это свободного времени, а вся её жизнь была расписана с точностью до секунды. Стоило ей хоть на миг задержаться в парке, как тут же прибегал её разгневанный муж, озвучивая газетные сведения о росте преступности и о статистике тяжких преступлений.
В этот раз возможностью поговорить с ней я не воспользовался, поскольку сразу приступил к расчётам, с которыми справился довольно быстро. А вот ввести в компьютер с помощью «мышки» форму бриллианта я не смог, впрочем, я и не знал, что делать дальше. С этой проблемой я обратился к Наталье Павловне. Написав что-то в бланке заявки, она направила меня в зал информационных систем к дежурному оператору.
— Кто сегодня дежурный? — спросил я, с трудом открыв бронированную дверь.
— Ой, здрасьте! — мне улыбнулась девушка, сидевшая за компьютером.
Я её сразу узнал. Она часто гуляла в парке с рыжим щенком. На ней была та же самая открытая блузка, только вместо шорт были синие джинсы, обтягивающие сильные бедра.
Кратко изложив ей проблему определения вида огранки и положив перед ней эскизы самоцвета, я уже не имел возможности вставить ни слова, потому что всё время говорила она. Я узнал, что звали её Марина, а также, что кроме питбуля Бабетты у нее ещё была овчарка. Далее она рассказала о всевозможных собачьих проделках. Мне ужасно хотелось хотя бы обнять её, но непрерывный поток кинологической информации создавал какую-то забавную, не располагавшую ни к чему интимному обстановку. Но самым удивительным было то, что Марина говорила о собаках, а её пальцы набирали что-то на клавиатуре компьютера и на дисплее вертелись стереографические проекции замысловатых многогранников. Когда я узнал, что на прошлой неделе во время заморозков Марине приходилось спать в одежде, так как забившийся на её постель щенок закутывался в одеяло, противно завизжал принтер, и я получил лист бумаги с различными проекциями бриллианта и кратким текстовым пояснением: «Старая Русская (Уральская) огранка. После 1917 г. применялась ограниченно: мастерские «Красный алмаз» до 1934 г.; Томилинская гранильная фабрика до 1969 г. В настоящее время секрет огранки утерян.»
Положив на стол перед Мариной пачку «Баунти», я дружески дотронулся до её плеча и ушёл.
* * *
Моя работа в университете сводилась к двум присутственным дням в неделю, но именно эти дни были ясными и солнечными. Дожди, как назло, шли только в свободное от работы время. В тот день ливень выдался настолько сильным, что даже мыслей о парке и пляже не возникало, и я безуспешно возился с рукописью одной повести. Сложность заключалась в том, что половина повести была написана в виде летописи реальных событий, и главный герой постоянно гордился своей силой и отвагой, во второй же половине не раз указывалось, что всё описанное придумано, а в многочисленных отступлениях и ремарках просматривалось самолюбование автора игрой собственного воображения. В поисках выхода, я написал предисловие:
ВСЕ СОБЫТИЯ ВЫМЫШЛЕНЫ, А СОВПАДЕНИЯ ИМЕН ЛЮДЕЙ И НАЗВАНИЙ ОРГАНИЗАЦИЙ ЧИСТО СЛУЧАЙНЫЕ.
К сожалению, после такого замечания нельзя писать от первого лица, разве что под мюнхаузеновским псевдонимом. Если же указание о вымышленности описанных фактов поместить в середину повести, то обязательно следует вставить противоречащую здравому смыслу фразу:
МЫ ПРОДОЛЖАЕМ НАШЕ ПРАВДИВОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ВЫМЫШЛЕННЫХ СОБЫТИЙ.
Звонок в дверь прервал мои литературные потуги. Пришла Нина со свежими бисквитами, и мы приступили к дегустации растворимого кофе из маленьких чашек. Попробовав несколько сортов в чистом виде, я приступил к их смешиванию. С третьей попытки мне удалось получить, как запах жареных зерен, так и чуть заметную кислинку на общем фоне горечи натуральной «Арабики». Пить кофе с Ниной было приятно и весело. Она была неплохим человеком, если не обращать внимания на её бзик, связанный с фальшивыми драгоценностями. Впрочем, среди моих знакомых было много людей с «чудинкой». Ведь не принято считать нормальным любующегося собой семидесятилетнего культуриста или любого аспиранта, который в наше время, не поклоняясь златому тельцу, все силы отдает ученой степени. Не чудаками ли являются изобретатели, ежегодно вносящие деньги за патенты? Но все эти чудаки мне ближе, чем зацикленные на чистогане бизнесмены, потому что все чудаки разные и, каждый из них добавлял по одной грани в разнообразие моей жизни. К Нининому бзику я начал относиться терпимо, ведь чем она хуже молодых дипломниц, которым я всегда с радостью помогал.
Однако в этот раз беседа с Ниной не получилась для меня приятной. Вместо восторгов по поводу кофе, она исторгала свое недовольство тем, что я не провел рентгеновского анализа камней. Сложность заключалась в том, что подобные лаборатории во всех известных мне исследовательских институтах не функционировали. Единственная действующая лаборатория помещалась в одном учебном институте. Но из-за каникул и для экономии коммунальных платежей на лето часть корпусов закрыли. Функционировала только приемная комиссия, но совсем в другом здании. В нужном нам корпусе был открыт только большой зал, который был арендован магазином меховых и кожевенных изделий.
