Даже если бы газовая плита грозила взлететь на воздух, я все равно не бросила бы захватывающую книгу. Например, «Винни-Пуха» на том месте, когда Пятачок чуть не вывалился из окошка во время потопа.
– Мамуля потребовала, чтобы я позвонила и отменила свое приглашение, но не могла же я нахамить бедной старой женщине!
– У меня просто сердце разрывается от жалости, миссис X., но я как раз… тут самое интересное… так что извините.
– Не буду вам мешать, миссис Мэллой.
– Хотите, почитаю вам вслух? – предложила добрая душа.
Я тут же растаяла. Есть что-то очень ободряющее в чтении вслух – сразу вспоминается детство. Присев на край стола, я улыбнулась.
– Валяйте!
Рокси смачно облизнулась и звучным, низким голосом, достойным шедевров мировой классики, принялась читать:
– «Лежа на смятых простынях под москитной сеткой, сэр Эдвард пересохшими от страсти губами шептал имя возлюбленной: „Летиция! Летиция!“ Он снова вспомнил, как, нагая, она выходила из бассейна в гареме, и застонал от мучительного желания, прижимая к груди свое напряженное мужское естество…»
Я едва не рухнула со стола.
– Прижимая – что?!
– Подумать только, – задумчиво проговорила миссис Мэллой, – четырех мужей схоронила, а не знала, что мне так не повезло в жизни…
– Должно быть, это просто авторское преувеличение. – Я заглянула через ее плечо. – А как называется сей шедевр?
– «Письма леди Летиции». – Рокси захлопнула книгу. – И не надо притворяться, миссис X., будто не знаете, ведь это вы взяли ее в библиотеке.
– Ну да… – согласилась я. – Какой подлый обман! На обложке нарисованы книга и хлыстик для верховой езды. Мне показалось, это что-то поучительное.
Я поскорее затолкала порочную книжонку между поваренными томами, где она выглядела как дама полусвета на пикнике воскресной школы.
– Боитесь, что мистер X. не одобрит ваш выбор?
– Ну что вы! Когда я встретила Бена, он пытался писать такую скандальную прозу, что вогнал бы в краску даже этого гнусного сатира, сэра Эдварда! Нет, я боюсь за свекровь. Для нее и Джейн Остин – порнография, а при нашей нынешней ситуации лучше вести себя тише воды ниже травы.
Рокси помрачнела.
– По-моему, вы успели измениться с тех пор, как она, – миссис Мэллой глазами показала на потолок, – переступила наш порог. Скверно, когда женщина перестает чувствовать себя хозяйкой в своем доме, но когда тебе приставляют чужую голову, это уж совсем того… – Рокси сделала многозначительную паузу.
– Что плохого в том, что я хочу сохранить мир? – возразила я.
Миссис Мэллой скорбно улыбнулась.
– Это не вы говорите. Ясное дело, в вас чужой дух вселился. Врачи знают, как это называется по-ученому. А уж Эдна Корнишон могла бы вам кое-что об этом рассказать, коли у нее троюродная прабабка была ведьмой.
– Да, вы уже говорили.
По спине у меня пробежал холодок, и вовсе не потому, что в гостиной гулко пробили часы. Мне вдруг показалось, что я – восковая кукла, в которую злодейка-судьба втыкает булавки, суля нечто более страшное, чем стычка со свекровью. Какая чушь! Это все расстроенные нервы. Я поспешно спросила у Рокси, помирилась ли она с миссис Корнишон.
– Господь прощал и нам велел прощать! – Миссис Маллой стала такая набожная с тех пор, как поет в хоре церкви Святого Ансельма. – Противно, конечно, но ничего не попишешь. К тому же если начистоту, так у Эдны во всем мире нет никого, кроме меня. Я всем говорю, что этот бзик заполучить «Марфу» сказывается на людях не лучшим образом, а ей и вовсе выходит боком. Да что толку с ней говорить – как об стенку горох…
Рокси, пошатываясь, встала на свои каблучищи и сунула одну из резиновых пищалок Тэма в комод.
– Даже не верится…
Сказать, что нашу неспешную черепаху миссис Корнишон снедают амбиции, – все равно что вообразить, как Мамуля нагишом отплясывает на рояле канкан. Но разве ведомы нам глубины сердец?
– По правде говоря, – протянула моя верная домомучительница, – мне все чудится, что претенденток на эту Марфину медаль заметно поубавилось с тех пор, как Эдна взялась за свои колдовские штучки.
– Как это понять?
– За что купила, за то и продаю. Была Ирэн Джолифф, непревзойденная мастерица варить варенье. Так она ни с того ни с сего отбыла к дочке в Ливерпуль. Не говоря уже о Луизе Беннет, которая вдруг решила, что не станет больше выращивать свои знаменитые кабачки, потому как у нее артрит разыгрался. И уж совсем подозрительно, что Мэвис Эпплби, у которой пироги получались лучше всех, вдруг – бряк! – выскочила за лондонского почтальона и укатила.
– Что же тут подозрительного! – парировала я. – Уж не вы ли мне все уши прожужжали, что миссис Эпплби за каждыми штанами бегает?
– Ну ладно, ладно, Мэвис беру назад. А как тогда насчет Сары Робертсон, которая вязала салфеточки не хуже вашей свекрови, а тут вдруг упала замертво на рынке в прошлом месяце?
– Так ведь ей было девяносто три!
– Ну и что с того?
– Никак не скажешь, что она скончалась во цвете лет. – Отбросив волосы с лица, я с подозрением спросила: – К чему вы клоните, миссис Мэллой? Не хотите же вы сказать, что Эдна Корнишон заразила миссис Беннет артритом, отравила зубную пасту миссис Робертсон и распустила слух, будто две другие дамы уехали, в то время как они мирно удобряли почву под розовыми кустами в ее садике?
– Не в моих привычках разводить мелодраму, – вздернула нос миссис Мэллой, – подобно вашей свекрови, но у меня полная уверенность, что Эдна взялась за штучки своей прапратетки и принялась втыкать булавки в кукол, вылепленных по образу своих соперниц.
Если вспомнить, что я подумала минуту назад, то страшно делается…
– Она и на худшее способна! – вздохнула Рокси.
Я попыталась изобразить веселый смешок.
– Ваша простота, миссис X., хуже воровства. Вам и в голову не придет, что эти вот бутылочки винца – просто взятка, чтобы подлизаться. Вы же у нас в этом году председатель организационной комиссии…
– А я думаю, что со стороны миссис Корнишон это всего лишь дружеский жест.
– Эх, слепота ваша… Не мешало бы вам помнить, что коронованным головам есть чего опасаться… или как там говорится?.. Ну да ладно, за мой треп новое платье мне не купят, так что пора и за работу, – бодро добавила она и плюхнула на плиту чайник. – Как насчет попить чайку?
– Спасибо, что-то не хочется.
Дело в том, что «чаек» миссис Мэллой окрашивает зубы в радикальный черный цвет. Любые патентованные краски для волос смывает первый попавшийся шампунь, но «чаек» миссис Мэллой не удалить с зубов даже стиральным отбеливателем. К тому же и времени у меня не было. Мысли кружились в мозгу, как осенние листья: вывалить салфетки из лифчика, сунуть рагу и круассаны в духовку, почитать детишкам на ночь, принять ванну, помыть голову, одеться… Где конец этому, Господи? Подумать только, часа два назад я искренне верила, что у меня впереди времени хоть отбавляй!
Должно быть, миссис Мэллой прочитала мои мысли – она вдруг повернулась спиной к чайнику и сообщила, что готова помочь по первому моему зову.
– Даже не благодарите, миссис X., просто положите немного лишних денежек в конвертик. Я помою плиту, пока вы займетесь овощами.
– Обед! – Я так хлопнула себя по лбу, что чуть не вышибла последние мозги.
На окне качнулся цветочный горшок, между кашпо мелькнул кошачий хвост.
– Брысь с окошка! – грозно приказала я Тобиасу. – Мы еще с тобой потолкуем насчет твоего подлого подлизывания к Пусе… И на милосердие мое не рассчитывай, разве что ты мне скажешь, где она закопала святого Франциска.
К моему удивлению, Тобиас, обычно весьма покладистое создание, сиганул с окна прямо в мойку с овощами, подняв фонтан брызг, а оттуда на стол, опрокинув вазу с цветами.
Без единого упрека миссис Мэллой кротко отлепила промокшие искусственные ресницы и вытерла глаза, прежде чем вернуть на место подобия мокрых гусениц.
– Как ты смеешь поднимать на меня лапу! – возмутилась я, увернувшись от когтей под стать медвежьим и едва не опрокинув стул.
Тут послышался львиный рык Папули:
– Малышка Элли, это всего лишь я!
Я что, живу в зоопарке? Взгляд в прихожую подтвердил мои худшие опасения. Там стоял Папуля, держа на руках Пусю. Ее черные блестящие глазки готовы были отлететь словно пуговицы с мохнатой кофты и раскатиться по всей комнате, пока Пуся из кожи вон лезла, чтобы дорваться до глотки Тобиаса.
– Держите ее крепче! – взмолилась я. – Я выпихну кота на улицу!
– Не утруждайте себя, – возразила миссис Мэллой, кокетливо хлопая гигантскими ресницами и тараща левый глаз – ресницы на нем были вдвое длиннее, чем на правом. Похоже, Рокси приняла рождественский поцелуй Папули не просто как благодарность за гуся с луковым фаршем. – Предоставьте негодника мне. Давайте, унесу его, чтобы не докучал славной маленькой собачке.
