— А, черт с ней… У меня нет упорства и умения… У меня только чутье. — Психолог устало прислонилась к стене. — Я буду с вами бороться, Ева Николаевна, вы опасны.
— Хорошее у тебя чутье, еще у тебя обалденный стиль, ты меня просто покорила. Давай встретимся при случае и поборемся в более приятном месте.
Далила покусала обветренную верхнюю губу, медленно вытащила из уголка рта золотую тонкую прядку волос.
— Я стараюсь, — сказала она в спину не дождавшейся ответа Еве.
Кот сидел в маленьком душном кабинете. Он осторожно баюкал забинтованную левую руку правой. Лицо у него было удлиненное, глаза большие, словно оплывшие немного вниз, аккуратный чуть курносый нос, растительности никакой, хотя волосы на голове лихо кудрявились Маленькие тонкие брови, словно выщипанные узкой полоской, иногда вдруг перемещались по лбу, изгибаясь, когда Кот хотел продемонстрировать уж очень сильное удивление и возмущение. Оглядев Кота быстро сверху вниз, Ева отметила странный стиль его одежды: из-под потертых джинсов выглядывали морды отменных толстых ботинок, рубашка была ослепительно белой, в некоторых местах, правда, со следами свежей грязи, на шее — маленький блестящий зеленый галстук, на столе перед Николаевым лежала кожаная куртка Кота и все, что выгребли из карманов.
Кроме Кота и Николаева в кабинете были еще оперативники, которые его брали у кафе, и старший следователь Гнатюк. Дышать было нечем.
Ева не стала прерывать допрос, села у двери на табуретку. Кот отметил ее появление, зло искривил губы и смачно сплюнул на пол.
Были подозрения, только подозрения, что Кот иногда работал со Слоником — Пашей Закидонским, особо опасным убийцей в розыске. Но Паша оставался неуловим, хотя были все основания полагать, что несколько заказных убийств авторитетов преступного мира совершены именно им. Но улик никаких. После грамотно выполненного убийства появлялся слух, даже слушок, что это дело рук Слоника. Определить источники этих слухов Николаеву не удавалось. Пытаясь покопаться поглубже, он натыкался на непробиваемую стену секретных сведений своего же управления. Сначала Николаев допускал, что Слоника завербовали агентом в одну из контор, но ничем не смог этого доказать. За год сменилось четыре инспектора, которые вели дело Слоника, Николаев оказался самым удачливым — добыл отпечатки пальцев Паши и наметил первую очень слабую ниточку: Паша Закидонский — Турция. Информацию о турецких преступных группах добыл так оперативно, что получил повышение в звании. Но там Слоник даже не наследил. Теперь Николаев разрабатывал версию «Слоник — турецкая разведка», он попытался привязать Пашу к политическим отношениям между российскими денежными мешками и турецкой разведкой. Здесь Николаев немного растерялся, не привыкший работать в таких масштабах, честно заявил начальству, что дело Слоника нужно решать на высоком государственном уровне, объяснив ситуацию такой схемой: на заре свободы и демократии в Турцию потекли русские деньги, сейчас идет отстрел особо богатых авторитетов, отказавшихся подчиниться турецкой мафии, но переправивших в Турцию большой капитал. Эти люди строили отели, держали публичные дома, занимались курортным бизнесом. Для отстрела был завербован хороший специалист из наших, целый год турецкая разведка и наша служба безопасности тешили себя уверенностью, что Паша работает именно на них.
Начальство почесало в затылке, написало докладную. К Николаеву прислали суетливого эфэсбэшника, который заверил Николаева, что больше Паша Закидонский никого не интересует, он просто маньяк. И все.
Николаев понял, что Пашу сдают. Дальше — как получится. Если Паша сумеет кого-нибудь запугать достаточно сильно разглашением всего, что он знает, его либо прикончат при захвате, либо заново купят и сделают хороший убедительный побег. Для себя Николаев решил так: в подробности переживаний службы безопасности не вдаваться, преступника ловить, жизнь ему сохранять, бежать не давать.
— Ты убил в августе прошлого года Карпатого, — сказал вдруг Николаев Коту в полной тишине.
— Нет, не я, — ответил лениво Кот.
— Тебя вызвал твой корешок, ты приехал из Тулы, сначала вы хотели идти на дело втроем, но потом корешок сказал Прохора не брать… Вспомнил?
— Не помню такого. — Кот перестал баюкать руку и напрягся.
— У твоего корешка хороший нюх… Как он говорит в таких случаях?
— Чего еще?!
— Когда ему не нравится человек, он говорит, что от него уже пахнет лефортовской парашей, ну?
Кот молчал и напряженно смотрел на Николаева. Ева встала с табуретки и подошла к столу.
— Убери эту стрелялку. — Кот старался не смотреть на Еву, она стала рядом с ним. — Пусть отойдет, я плохо соображаю, когда она тут стоит.
— Зря ты, Женя, так ко мне относишься. — Ева обошла стол и перебирала вещи из карманов Кота. — Я же тебя чисто и хорошо сделала, ну раздробила одну косточку, так ведь самую маленькую… Я старалась.
— Две, — сказал Кот и шумно сглотнул.
— Ты, Женя, зря время не трать, придурка с потерей памяти не изображай, потому что Прохор нам все подробно и хорошо рассказал. Я к тебе — со всей душой, я тебя к чистосердечному подвожу, ласково так подвожу, поэтому расскажу только незначительные подробности. Это чтобы самое главное ты написал сам и как бы безо всякого давления с моей стороны.
Гнатюк сидел сзади Кота, он поднял руку и сделал знак Николаеву, Николаев чуть потеснил Еву плечом и перехватил инициативу:
— Что с ним валандаться, давай заводи дело по материалам допроса Пушкарева, повесим Коту по максимуму, да еще этот заложник…
— Да какой заложник, какой заложник? Подумаешь, вытащил пьяного из кафе, а вы бы пристрелили беднягу, как пить дать! Вы все там перебили, стрелять… не умеете. — Кот начал свою речь с крика, потом, наткнувшись на насмешливый взгляд Евы, перешел почти на шепот.
— Не горячись, Николаев… — Ева задумчиво вертела в руках крошечный ключик на небольшом шнурке. — Может, Женя захочет сам себе помочь, и нам мороки и писанины меньше.
— Вы меня не покупайте. — Кот говорил неуверенно.
— Ты, Женя, блондинок любишь, а Прохор — брюнеток. Ты после того дела девочку себе снял, помнишь? Прохору не понравилась, он блондинкам не верит.
— Где эта сука… Пусть он мне в глаза скажет! Продажная тварь!
— Женя, ты убил Карпатого или Слоник?
— Паша… Убил.
— Да он тебе что хочешь сейчас скажет, кто его видел, этого Пашу? Ему сейчас все одно, кого бы назвать! — Николаев закричал громко и неожиданно, Гнатюк закашлял, Николаев стукнул кулаком по столу, но орать перестал.
— Да у него одна дырка во лбу, я в жизни так не делал, я не крутой, я тихонько горло бы перерезал, и все… А тут — хренотень всякая, пистолет, глушитель, это ж пронести надо, портфель. — Кот замолчал и уставился на маленький ключик в руках Евы. — Я машину вел. — Он постарался справиться с волнением и не смотреть на ключик. — Потом я его не видел.
Ева бросила ключ на стол и ушла из кабинета. Гнатюк вышел за ней.
— Вы вот что, Ева Николаевна… Я бы попросил вас закончить несколько старых дел, что у вас накопилось. Ни на какие задания не выезжать, если что будет новое, не беспокойтесь, вас подменят.
— Вы меня отстраняете?
— Когда вас отстранят… на время расследования, вы будете извещены, а пока я просто прошу вас привести дела в порядок, на всякий случай.
— На случай передачи другому? Да вы поймите, сколько человек сейчас было на допросе, а? Ну вы же там только что были! Что-нибудь поймали интересное? А я поймала. В вещах Кота ключик есть, он проговорился! Стал говорить про пистолет с глушителем и проговорился! Пистолет — глушитель — портфель. Портфель, понимаете! Значит, был портфель, в котором это все несли, а ключ имеет к этому портфелю отношение!
— Это ключ от портфеля?
— Думаю, что нет, какие сейчас портфели с ключами. Если что запирают, так кейсы, «дипломаты», портфель — это старая вещь, свидетели говорили, что видели кого-то, то ли слесаря, то ли сантехника, значит, портфель старый, неприметный!
— А ключ?
— Это ключ от того места, где этот портфель спрятан. Возможно, с оружием убийства.
Они помолчали. Гнатюк закурил.
— Ты вот что. — Он посмотрел на Еву тяжелым взглядом старого человека. — Ты не дергайся пока, я тебя прошу. Когда ты повзрослеешь, ты поймешь, что не всегда надо спешить и рисковать. И вот тебе урок номер один: этот заложник, из кафе… Он умер.
— Как это… — Ева вспомнила брыкающегося командировочного на носилках: когда его заталкивали в «скорую помощь», он кричал: «Я вас умоляю!»
— А вот так. Сердечный приступ плюс сильное алкогольное отравление. Потерял сознание еще в «скорой», я думаю, он даже не понял, что вообще с ним произошло сегодня. У тебя несчастный случай на киностудии висит. Съезди завтра, развейся, проведи дознание по всей форме, инспектор Курганова. — Гнатюк тяжело вздохнул и пошел.
