Ну вот, опять она за свое! Далось ей это наследство. Я же не виновата, что оказалась единственной наследницей богатого дворянского рода. Если честно, до сих пор не могу к этому привыкнуть и испытываю какой-то дискомфорт.
Тем временем Катерина, тщательным образом исследовав сейф снаружи и не найдя ничего достойного внимания, в сердцах пнула железный ящик ногой, после чего с досадой плюнула:
— Черт! Нам его не открыть. Это ведь не современные коробки, которые можно шпилькой взломать. Это штука солидная, тут без ключа не обойтись. К сожалению, опыта «медвежатника» у меня ноль. Впрочем, сдается мне, что и там веселые картинки откровенного содержания. Что-то тут не то… — Катерина задумчиво поскребла затылок, а потом задала неожиданный вопрос: — Кит у нас кто?
— Покойник, — с готовностью подсказала я. Из нас двоих именно Катька обладает умом и сообразительностью, а чужую мудрость я свято чту. Наверное, по причине отсутствия ее лично у меня.
— Тетеря! Он сейчас покойник, а до этого кем был?
На тетерю я не обиделась — привыкла уже, но новые версии выдвигать поостереглась из боязни навлечь на себя новую порцию насмешек. Тем более что из версий у меня имелась только одна — Никита при жизни был мужчиной. Не дождавшись от меня внятного ответа на вопрос, Катька ответила сама:
— Кит служил на бирже. У него обязательно должен быть либо компьютер, либо ноутбук, может, какой-нибудь электронный ежедневник, а мы ничего не нашли…
— А давай в машине посмотрим, — пришла мне в голову счастливая мысль.
Катерине она тоже понравилась.
— Молодец, Санчо, правильно соображаешь. Только сперва мы все же побеседуем с Ларисой Ивановной. Лариса Ивановна! — гаркнула подруга во весь голос. — Можете войти. В вашем возрасте уже некрасиво подслушивать под дверью!
Домохозяйка немедленно появилась в кабинете, причем на лице ее не было заметно ни тени смущения. Я знаю таких тетушек: они считают, что, поступив на службу к одинокому молодому мужчине, должны не только поддерживать его дом в чистоте и порядке, но и опекать великовозрастное дитя, как родная мамочка. Бьюсь об заклад, что уважаемая Лариса Ивановна, несмотря на маленький стаж работы, знала о хозяине очень много. Наверняка все его разговоры она подслушивала, а то и шмонала карманы, сумки и те же ящики письменного стола.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — кивнула Катерина на жесткий даже с виду черный кожаный диван с высокой спинкой. Сама подружка уселась за письменный стол. Из-за ее плеча недобро блестел стеклами пенсне товарищ народный комиссар. В общем, антураж получился соответствующий — ни дать ни взять допрос врага народа.
Прочувствовала это и Лариса Ивановна. Она уселась на краешек дивана, потупилась и глубоко вздохнула: мол, готова я к чистосердечным признаниям, спрашивайте, господа! То есть, конечно, товарищи. Моя личность трусливо мялась у входной двери. Катерина приступила к допросу:
— Это действительно кабинет Никиты? В том смысле, что он здесь работал, — пояснила подружка.
— Это? — обвела глазами помещение Лариса Ивановна. — Да нет. Это просто… как бы правильно сказать? В общем, баб он сюда приводил. Постоянной девушки у Никитушки не было. Таскал кого ни попадя. Ему нравилось играть роль большого начальника, нравилось, когда девки покорными были. Срамота! Вон он, убивец, висит, — глазами указала Лариса Ивановна на портрет Берии. — Отца моего расстрелял, а за что? Поваром папка работал в заводской столовой. В меню написал — «Щи ленивые». Блюдо такое хохляцкое, старинное, между прочим! Люди отца уважали, а как же? Он ведь был настоящим профессионалом. Да, на беду, какой-то начальничек заглянул в столовую пообедать. Увидал эти самые щи и впал в возбуждение. А ну, говорит, подайте сюда главного повара. Отец вышел. А начальник и говорит: дескать, вы против ударного труда на благо социализма. Опошляете ударничество. Что значит — «ленивые»? Разве могут быть в эпоху строительства коммунизма щи ленивыми? Да вы, батенька, иностранный шпион! Ну и замели отца. Били его крепко. Вот он и сознался во всем, даже в шпионаже в пользу английской разведки. А какой он шпион? Всю жизнь проработал в поселке. Он и англичан-то в глаза не видел… Ну, разве что в Первую мировую войну. Да и то там, по-моему, были немцы…
— Печально, — сочувственно вздохнула Катерина. — Но давайте все же вернемся к Никите. С его личной жизнью все более или менее понятно. Теперь хотелось бы услышать что-нибудь о его профессиональной деятельности, о привычках… Что вы скажете о распорядке дня хозяина?
— Никакого распорядка у него не было, — ворчливо заметила Лариса Ивановна. — Приходил с работы поздно, ужинал дома редко — все по ресторанам болтался. А если и ужинал здесь, то всегда в компании с дружком своим. Ники-тушка внимательный был, всегда звонил: дескать, Ивановна, готовь пир на весь мир, прибуду с приятелем.
— С приятелем? — оживилась Катька, и глаза ее азартно заблестели, словно у гончей, напавшей наконец на след добычи. — Кто такой?
Лариса Ивановна хотела сделать вид, что понятия не имеет, с кем водился Никита, но под строгим взглядом нескольких пар глаз (в том числе и чучела медведя) поняла, что этот номер не пройдет, и выдала прямо-таки досье:
— Саламатин Михаил Игоревич, 1974 года рождения, разведен, имеет трехгодовалого сына. Где проживает, сказать не могу — выяснить не успела…
— Круто! — выдохнула я, а Катька сдержанно добавила:
— Мы в вас не ошиблись.
Обрадованная домохозяйка повела широкими плечами, довольно улыбнулась, а потом… заговорила с большим воодушевлением и без остановок. Из ее пятнадцатиминутного монолога мы узнали много интересного о соседе, ныне покойном. Оказывается, Никита засыпал исключительно при свете ночника и в компании со старым плюшевым осликом, на завтрак предпочитал гречневую кашу с молоком, а самые любимые трусы Кита — цвета спелых одуванчиков. Мелочи вроде мыла, шампуня, одеколона Лариса Ивановна не запомнила: «Больно уж названия мудреные».
Катерина нетерпеливо ерзала на неудобном наркомовском стуле. Рассказ о подобных мелочах был ей уже неинтересен, но заставить умолкнуть раздухарившуюся тетку не представлялось возможным. Следовало немедленно что-то предпринять, иначе мы рисковали увязнуть по уши в бытовом жизнеописании Никиты. Воспользовавшись тем, что Лариса Ивановна, увлеченная собственным рассказом, не замечает ничего вокруг, я тихонько пробралась к чучелу медведя. Вблизи оно производило еще более устрашающее впечатление, в особенности распахнутая пасть с огромными клыками. «Извращенец! — неприязненно сморщилась я, имея в виду, разумеется, Никиту. — Такую страсть в доме держать! Представляю, как пугались приглашенные девицы. Впрочем, их, наверное, сложно удивить каким-то искусственным медведем…» Задумка моя была проста, как теорема Пифагора: я хотела спрятаться за чучело и попытаться воспроизвести его грозное рычание. Лариса Ивановна испугается и наконец заткнется, а мы с Катькой сможем осмотреть машину Никиты.
— Да простит меня Гринпис, — пробормотала я себе под нос, устраиваясь за широкой спиной чучела.
Чтобы рычание получилось более впечатляющим и основательным, я нежно обняла медведя «за талию» и зарылась носом в густую шерсть. Однако вместо рыка из моего горла вырвались какие-то писклявые звуки, похожие на жалобные стоны лабораторной мыши, пострадавшей из-за неудачного опыта. А все потому, что в шерсти чучела скопилось невероятное количество пыли. Она моментально попала во все мои дыхательные пути и вызвала непреодолимое желание чихнуть. Пару секунд я пыталась бороться с рефлексом, но он оказался сильнее, и оглушительный чих вырвался наружу. Наверное, чучело не было рассчитано на подобные перегрузки. Медведь не устоял на лапах и… неожиданно поехал вперед. Оказывается, подставку, на которой он стоял, таксидермист снабдил маленькими колесиками. Должно быть, для того, чтобы эту махину можно было свободно перемещать по квартире. Короче говоря, мы поехали. Вид чихающего чучела медведя, да еще стремительно приближающегося, — зрелище не для слабонервных. В особенности для впечатлительных пожилых домохозяек. Лариса Ивановна, по всему видать, крепкой нервной системой не отличалась: работа в школе, знаете ли, накладывает отпечаток на личность. Женщина, увидев надвигающуюся на нее мохнатую глыбу, оборвала рассказ на полуслове, тихо охнула, схватилась за сердце, а потом, закатив глаза, свалилась бездыханной. Мы с медведем вопреки законам физики неслись вперед со все возрастающей скоростью. Наверное, таксидермист обладал безграничным чувством юмора и, помимо колесиков, присобачил к медведю еще и какой-нибудь двигатель внутреннего сгорания. Кабинет Никиты отличался внушительными размерами, потому пространство для маневра было достаточным. Катька с неподдельным интересом наблюдала за шоу, а я, продолжая чихать, с ужасом думала о том, как буду тормозить. Впрочем, предаваться длительным размышлениям по этому поводу мне не пришлось — на пути возник железный сейф. Столкновение с ним казалось неизбежным, я зажмурилась, еще крепче вцепилась в шкуру медведя и заголосила во всю силу пропыленных легких. Бабах!!!
