— В первый раз один, — важно кивнул рассказчик. — А последний раз, думаю, все же вдвоем.
— А деньги они тебе как платили? По очереди?
Прямоходов собрал глазки в кучку, немного подумал и заявил:
— Одновременно. Оба полезли в правый карман, оба достали деньги, и оба подали.
«Господи милостливый, для чего ты придумал пьянство?» — подумала Глаша и надвинулась на Прямоходова:
— А фотография вот эта когда на могилке появилась?
— Да она тут всегда была!
— Именно эта?
— Да я.., не присматривался. Хотя… Вроде как… Может, оно и так… В апреле, когда я тряпочкой евонную морду протирал, он вроде как с усами был, покойник-то. Вы у него спросите, у покойника-то, — он кивнул головой на Петю. — Усы он не сбривал?
Кайгородцев побледнел и схватился за сердце.
— Все, Петь, пойдем, — взяла его за локоть Глаша. — А то ты и впрямь тут коньки отбросишь.
Перед тем как покинуть юдоль скорби, Глаша написала на листочке свой домашний телефон и вручила его Прямоходову.
— Если вспомните хоть что-нибудь, я уж не поскуплюсь.
— Глашенька, что все это значит? — испуганным голосом спрашивал Кайгородцев, подлаживаясь к ее мелким шажкам. — Это какой-то заговор против меня? Может, колдовство? Вуду?! А? Ты что-нибудь знаешь про вуду?
Кайгородцева сотрясала крупная дрожь.
Два года назад Глаша попала в самолет, у которого засбоил мотор, и он совершил аварийную посадку черт знает где. Перед посадкой самолет трясло точно так же, как сейчас ее начальника. Чтобы успокоить его, Глаша сказала:
— Ты что, Петь, с ума сошел? Какое вуду? Вуду только на негров действует. Это их, негритянские, фишки.
— А я слышал, что они везде, по всему миру… Мастерят таких куколок из соломы или из воска, втыкают в них булавки…
— Тебя обманули, — твердо заявила Глаша. — Лучше скажи, когда Сусанна стала поить тебя горьким чаем. Когда это началось?
— Ну… Когда? Весной. Где-то в марте. Эх, Глаша, надо было мою фотографию с памятника соскоблить!
— Не надо, — сердито ответила та. — Вдруг это заговор и мы спугнем преступников? Сначала следует выяснить, зачем все это было сделано.
— Глаш, ты такая умная! — восхитился Кайгородцев и добавил:
— У меня там машина, у главных ворот. Я тебя подброшу до метро. Ты не забыла, что тебе еще в типографию?
Едва очутившись за воротами кладбища, Кайгородцев перестал трястись, а когда сел за руль своего «Фиата», окончательно пришел в себя.
— Жаль, что нельзя напиться в ботву, — заявил он и добавил:
— Ты, Глаш, там, в типографии, проверь все как следует. Цветоделение чтоб на уровне. Ну, тебе не впервой!
«Не надо было его разубеждать насчет вуду», — подумала Глаша, дрогнув тонкими ноздрями. Кайгородцев определенно нравился ей больше, когда боялся.
В типографии она быстренько закруглилась с делами, но вместо того, чтобы возвратиться на работу, отправилась на тот самый пляж, где познакомилась с Дукельским, корова его забодай. Время было как раз то самое, правда, день не выходной. С другой стороны, парни, которые ее интересовали, — школьники или студенты. А у них сейчас каникулы.
Школьники или студенты возлежали на том же самом месте, на том же самом одеяле, которое Глаша очень хорошо запомнила. Одеяло было детское, синее с зайчиками, в прошлый раз оно навеяло на Глашу грусть. Пришли мысли о пролетающих годах, неудачных попытках выйти замуж, о детях, которые у нее могли бы быть. В общем, одеяло и было виновато в том, что она привязалась к Дукельскому. Он показался ей симпатичным, радикулитчик хренов.
— Добрый день, молодые люди! — сказала Глаша, остановившись над лежащими на одеяле. Она постаралась сказать это добрым голосом, но молодые люди все равно страшно напряглись.
Их было четверо — голоногих, волосатых, прыщавых и комплексующих. Они вскинули головы и уставились на нее, не моргая. Только один произвел на Глашу приятное впечатление: у него и фигура была ничего, и во взгляде читалась некая взрослая самоуверенность. К нему-то Глаша и обратилась в первую очередь.
— Может быть, вы меня помните?
Юноши переглянулись и напряглись еще больше.
— Не-ет, — протянул один, усеянный веснушками с головы до ног.
— А что было-то? — спросил второй, подобравшись.
— Да ничего, ничего! — Глаша почувствовала себя молодой учительницей, которую коварная директриса засунула в самый шальной десятый класс. — Вы, ребята, не беспокойтесь. Просто я тут с вами рядом загорала в субботу. Помните? Вот тут я лежала, на полотенце. Купальник у меня в клеточку.
— Я не помню, — сказал веснушчатый.
— И я, — подтвердили двое его приятелей.
«Вот, докатилась! — подумала Глаша. — Мне всего тридцать пять, а для студентов я уже — пустая порода. Шлак. Они на меня даже внимания не обратили. Софи Лорен скоро семьдесят, а за ней мальчики гоняются, как слепни за поцарапанным пальцем. Надо немедленно договориться с Кошмаровым о серии грязевых обертываний».
— А вот я вас помню, — неожиданно сказал тот из четверки, который сразу произвел на Глашу приятное впечатление.
У него были широкие скулы, твердый подбородок и смелые зеленые глаза под сбитой набок челкой. Наверное, девицы избаловали его вниманием, оттого он и держал себя свободно с незнакомой женщиной.
— Простите, как вас зовут? — улыбнулась ему Глаша, решив не тратить силы на остальных.
— Виктор Стрельников, — охотно сообщил тот.
— Вы наверняка уже студент, — польстила ему Глаша.
— Да, перешел на второй курс. А что?
Витя Стрельников поднялся на ноги, оказавшись на голову выше Глаши.
— Значит, память у вас хорошая.
— Вы что, из милиции? — испуганно спросил кто-то из оставшейся на одеяле тройки нервным голосом.
— Да вы что? Какая милиция? — рассмеялась Глаша. — Я референт в медицинском центре.
— Я знаю, — сказал Витя. — Я слышал, как вы говорили это тому типу, который рядом с нами пасьянсы раскладывал.
Глаша страшно взволновалась, но постаралась сдержать ликование.
— Из-за него я сюда и пришла, — с милой улыбкой сообщила она. — Знаете, что он придумал?
— Что? — заинтересовались студенты.
Теперь уже они все приняли вертикальное положение и стояли перед ней, не зная, какую принять позу. Глаша была в летнем костюме, а они почти голышом, это их смущало и даже немножко злило.
— Он сказал, будто бы я представилась ему врачом, предложила сделать бесплатный массаж и выдавила пару позвонков. Теперь он собирается получить инвалидность, а меня засадить в тюрьму.
— Да вы что, серьезно? — спросил Витя Стрельников, расширив глаза. — После того как вы ушли, он два раза купался, а потом играл в волейбол с телками.
— Я тоже видел, — неохотно признался веснушчатый.
— Ой, ребята! — Глаша прижала руки к груди. — Вы меня так выручите, если сможете все это подтвердить! Возможно, конечно, удастся поставить этого гада на место другими способами… Но мне бы хотелось подстраховаться. Я могу как-то с вами связаться? Обещаю, что сделаю это только в крайнем случае.
— Я дам вам свой телефон, — предложил Витя Стрельников, без всякого стеснения улыбаясь Глаше. Улыбка у него была простой и приятной. — А вы мне свой, хорошо?
— Конечно! Вот домашний, а вот рабочий. На работе я обычно до семи.
Глаша так обрадовалась, обнаружив свидетелей, что готова была расцеловать каждого студента в отдельности. Может, заплатить им? Студентам всегда живется плохо. Молодость пожирает не только здравый смысл, но и деньги в невероятных количествах. Впрочем, говорить сейчас о деньгах было уже как-то неудобно. «Вот если придется свидетельствовать против Дукельского, тогда предложу им вознаграждение», — твердо решила Глаша.
* * *
— Дукельский может поцеловать меня в зад! — сообщила она Кайгородцеву, ворвавшись к нему в кабинет.
И тут увидела Нежного. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Сидел и располагал к себе. Несмотря на дорогой костюм и умопомрачительно дорогие ботинки. Просто лицо у него было таким — располагающим. Несмотря на тернистый путь к достатку, его глаза не казались убитыми, как у большинства хозяев жизни, — они были живыми, любопытными и улыбались очень празднично.
— Ой! — пискнула Глаша. — Добрый день, я очень извиняюсь… Попозже зайду.
— Ничего-ничего, — всем корпусом обернулся к ней Нежный. — Вижу, у вас важная информация? Не стесняйтесь, давайте ее всю.
— Да?
— Еще раз, Глаша, и с чувством, — усмехнулся Кайгородцев.
— Дукельский может поцеловать меня в зад, — с расстановкой повторила та. — Он у меня в кармане.
— Кто такой Дукельский? — тут же поинтересовался Нежный.
«Интересно, у него глаза такие синие или это контактные линзы? — с любопытством подумала Глаша. — Цвет очень подходит к черным волосам. Хотя, может, у него и волосы пересаженные? Ему лет сорок с гаком. У половины мужчин этого возраста голова похожа на просиженный диван».
