Якин ей объяснял:
– Врать нельзя, за это в суд подадут, штраф придется платить.
Алиска прямо зверела, когда это слышала.
И вот бывшей жене Феликса повезло. Появилась Марфа с рассказом про медальон. Алиса обрадовалась. Ну прямо именины сердца.
Меня стало подташнивать, а Локтев продолжил:
– Сижу в приемной, жду, когда Кирилл освободится, и тут Алиса из коридора выруливает и прямиком к супругу в кабинет направляется, а к тому Марфа только зашла. Тамара Федоровна попыталась ураган остановить, ага, как же! Ну и узнала мадам историю Демидовой.
Когда девчонка ушла, Алиса потребовала:
– Немедленно сделай с девчонкой интервью. Расскажи всем про воровку Васильеву. Ты обещал отомстить Феликсу за меня. Ты же знаешь, как он надо мной издевался, бил.
Андрей сорвал травинку и начал мять ее пальцами.
– Ты у Кирилла под столом сидел? – усмехнулась я.
– Нет, в холле балдел, пока в кабинете шефа торнадо Алиса бушевало, – ответил собеседник.
– Откуда тогда подробности разговора в деталях знаешь? – задала я сам собой напросившийся вопрос.
Локтев улыбнулся.
– Дашенька, на начальство надо папочку завести. На всякий случай. Собирать нужную информацию, потом достать, если Кирюха над моей головой топор занесет. У него топор, а у меня папочка, она поострее лезвия ранит.
Меня осенило:
– Установил у босса в офисе прослушку!
– Этого я не говорил, – ухмыльнулся Локтев. – Как достаю информацию – моя тайна. А тебе нужно сейчас о другом думать. Помню, как ты меня от беды спасла. Долг платежом красен, поэтому я и приехал. Якин приказал сделать с Марфой большое интервью. Так вопросы формулировать, чтобы она побольше дерьма на тебя лила. Я человек подневольный, откажусь – Кирилл не посмотрит, что перед ним главный редактор, на раз-два меня выпрет, останусь без работы. У Якина большие связи, если он захочет, я и через десять лет никуда не устроюсь.
– Ты приехал получить индульгенцию? – поинтересовалась я. – Хочешь от меня услышать: «Конечно, Андрюша, пиши про меня вранье, пусть Феликс лишится контракта с европейским колледжем, главное, чтобы ты на своем посту остался». Ну так я это не произнесу. Сам решай, что должен делать.
Андрей начал ковырять носком кроссовки землю.
– Я уже придумал, как накормить волков, не трогая овец. Я не имею права игнорировать приказ босса. А вот Марфа может влегкую отказаться от интервью. Если она не пожелает беседовать со мной, заявит: «Я передумала», то Якин взбесится, но ничего сделать не сможет. Без рассказа Марфы материала про воровку Дашу не будет. Кирюха конкретно лажанулся. Он свою беседу с Демидовой не записал. Когда девица из кабинета ушла, Алиса на мужа налетела:
– Зови корреспондента, дай ему диктофон, пусть срочно накатает материал, ставь его в завтрашний номер.
Кирюха хвостом затряс.
– Так не поступают, Демидова только часть информации сообщила, надо к ней в поселок съездить, материал собрать на пару полос.
Но не на ту нарвался, Алиска ему в лоб:
– Не записал беседу?
Андрей рассмеялся.
– Получил от жены! Вот такой ситуэйшен. Сейчас босс с женой отвалили проветриться. Когда вернутся, материал про тебя, воровку, должен быть готов. Ступай к Демидовым, побеседуй с Марией Ивановной, бабкой Марфы, пусть прижмет врунье язык, объяснит ей: плохо будет, если статейка выйдет, ты затаскаешь ее за клевету по судам. Старуха в семье – генерал, она всеми делами вертит. Думаю, ей не понравится то, что внучка учудила. Геннадий Борисович, старший сын Марии Ивановны, владеет мебельной фабрикой, а еще он для особых клиентов эксклюзив мастерит. Ему постоянно заказчики нужны, а когда от людей зависишь, тем более от богатых и чиновных, нельзя героем скандала становиться. Короче, надави на бабульку. Думаю, сильно стараться не придется. Мария Ивановна живо внучку заткнет. Якин не получит материала, ко мне у него претензий не будет. Алиска от злости облысеет. Это все. Извини, что время отнял. Долг платежом красен, ты меня один раз из дерьма вытащила, теперь мой черед. Если Марфа не передумает, мне придется материал писать. Дружба дружбой, а своя рубашка ближе к телу. Времени у тебя мало, действуй, пока Кирюха с Алисой на берегу океана расслабляются. На вот папочку, нарыл тут для тебя немного инфы про семейство Демидовых, надеюсь, поможет при разговоре со старухой.
Локтев уехал, а я осталась сидеть на скамейке. Стоит ли говорить мужу о визите Андрея? Наверное, нет. Маневин очень расстроится. Не нужны Феликсу лишние переживания. Он ничего не сможет сделать с бывшей супругой. Сама справлюсь. Найду подход к Марии Ивановне, она заставит свою подлую внучку прикусить язык. Ну-ка, изучу содержимое папки, которую оставил Локтев. Я пошла в сад, легла на раскладушку и погрузилась в чтение.
Семья Демидовых раньше жила в центре Москвы в старом доме, построенном в начале двадцатого века. В небольшой трешке обитали Борис Константинович, сотрудник одного из московских НИИ, Мария Ивановна, его жена, врач-терапевт, и двое их детей: Гена и Миша, который был на пять лет младше брата. Евдокия Сергеевна, мать Марии, жила вместе с дочерью и зятем.
Пятерым людям не очень-то комфортно жилось в небольших апартаментах с шестиметровой кухней и крохотным санузлом, но тогда многие ютились в коммуналках. Демидовы мало чем отличались от своих немногочисленных соседей, у них не было машины, зато имелась избушка в деревне Козловка. В пятистенке всю жизнь прекрасно обитала Евдокия Сергеевна, но потом ее дочь вышла замуж за Бориса, родила Гену, и мать приехала помочь с младенцем. Декрет тогда давали на короткий срок, ребенка, которому исполнилось несколько месяцев, приходилось определять в ясли. Нет, никто не запрещал уволиться с работы и сидеть дома, но как прожить на одну зарплату? Научный сотрудник получал немного, да и терять трудовой стаж Мария не хотела. Поэтому Евдокия Сергеевна засучила рукава, стала для Гены нянькой, а для дочки и зятя домработницей. Не успел первый внук подрасти, как появился второй, и баба Дуня окончательно угнездилась в столице, в деревню она уезжала с мая по сентябрь, увозила на свежий воздух мальчишек и работала не покладая рук, закатывала на зиму банки. Когда ребятишки подросли и отпала необходимость везде ходить с ними за руку, Евдокия постарела, ей стало трудно носить воду из колодца, топить печь, и вопрос об ее возвращении на постоянное жительство в Козловку не поднимался. Баба Дуня осталась с дочкой и зятем, твердой рукой вела хозяйство.
Никаких бурных событий в жизни Демидовых не происходило. Были радости: Борис защитил кандидатскую диссертацию. Марию Ивановну сделали завотделением районной поликлиники. Денег стало больше, но машиной они так и не обзавелись. Геннадий окончил девять классов и поступил в художественное училище, он решил стать декоратором, делать реквизит для театральных спектаклей. Когда Гена перешел на второй курс, семья перебралась в новую квартиру, сменила свою трешку на такую же по размеру, но в блочной башне в другом районе, в противоположном конце столицы. Почему Демидовы решили переехать? Обмену предшествовала череда мрачных событий. В доме Демидовых ограбили, изнасиловали и убили молодую женщину. На труп наткнулся возвращавшийся вечером с занятий Гена. Юноша, наверное, перепугался, и, конечно, его стали таскать в милицию для дачи показаний. Общение с сотрудниками отделения – не самая приятная вещь, но следствие закончилось. А куда деться от неприятных эмоций, которые испытываешь, входя каждый день в подъезд, где ты обнаружил труп? Скорее всего родители, чтобы избавить сына от нервного потрясения, в рекордно короткий срок провернули обмен. Долго квартиру не выбирали, перебрались в первую попавшуюся. Не успели они обустроиться на новом месте и отойти от стресса, как скончался Борис Константинович. Его никак нельзя было назвать стариком, он никогда не жаловался на сердце, но у Бориса случился обширный инфаркт. Вскоре после похорон зятя умерла баба Дуня. Казалось, птица удачи навсегда улетела из гнезда Демидовых. Но рано или поздно тяжелые времена проходят. Гена получил диплом и устроился на работу в театр, создавал декорации, разные предметы, которые требуются по ходу действия спектакля: вазы, украшения, мебель. Несколько лет он трудился в мастерской, а потом ему в голову пришла гениальная идея. В России тогда зарождался класс по-настоящему богатых людей. Они, в отличие от подпольных советских миллионеров, не скрывали свои доходы. Обладатели тучных состояний в СССР ставили в своих квартирах обшарпанные входные двери, ходили годами в одном пальто и не пускали в дом гостей, чтобы те, не дай бог, не увидели кузнецовские сервизы, картины великих мастеров, уникальные ковры. Их жены никогда не выгуливали свои шубы из соболя, детям строго-настрого запрещалось говорить, что они едят на завтрак черную икру. Такое поведение объяснялось страхом попасть в зону внимания ОБХСС[3]. Деньги в те времена богачи зарабатывали отнюдь не законным путем. Кое-кто шил в подпольных цехах одежду (особым спросом пользовались плащи из ткани «болонья» и женские костюмы из кримплена), а кое-кто просто воровал. Мужские и женские трусы тех лет держались на теле с помощью белой тонкой резинки. Она продавалась на метры в каждой галантерее и стоила дешево. Но никто не знал, что копеечный товар имеет сортность. Директор магазина получал его с фабрики с маркировкой «Три», а потом выставлял на прилавок под номером «Один». Первый вариант стоил десять копеек за метр, а второй – четырнадцать. Изделия ничем друг от друга не отличались, ну разве что чуть варьировался цвет. Разница в четыре копейки шла в карман директора и тех, кто его прикрывал. Всего-то четыре копейки! Вам смешно? Ну да, полная ерунда. Да только эта резинка нужна была всем, начиная с младенцев и заканчивая престарелыми бабушками-дедушками. Ее активно использовали домашние хозяйки, мужчины в гаражах. Ею перевязывали кипы бумаг, с ее помощью держались не только трусы, но и мебельные чехлы, простыни на кроватях, девушки стягивали резинкой волосы в хвост. В каждом доме, гараже, учреждении, в общем, везде имелись мотки этой очень дешевой резинки. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году население СССР составляло двести шестнадцать миллионов человек. Умножьте эту цифру на четыре копейки и представьте, что одного метра потребителю мало. Понимаете теперь, почему дети директора какого-нибудь магазина «Галантерея» ели черную икру половниками?
