— Значит, у вас не получилось, — задумчиво протянула Ева. Учитель молчал.
— Сколько вы хотели с них содрать, Никита Иванович? Учитель молчал.
— Ну что вы стесняетесь, это же наверняка не себе, а на школьные нужды, на книги, оборудование, так ведь?
— Мы можем с вами поспорить насчет состава преступления. Я в этих делах не очень разбираюсь, но даже с моим убогим опытом юридических отношений могу предположить, что обнаружение мною жестяной банки и то, что я отослал письмо… Вряд ли это уголовно наказуемый поступок.
— Тут вы абсолютно правы, — согласилась Ева. — А почему вы вообще это сделали? Можно было бы предположить, что Макс содержится в психлечебнице, как вы нашли его?
Учитель встал и еще раз ушел в другую комнату. Он вернулся со старой газетой. С довольно качественной фотографии на Еву смотрел Федя Самосвал, угрюмо и вызывающе. Сзади выпирало удивленное вспышкой фотоаппарата лицо Макса Черепахи.
— Скандальчик был небольшой. Здесь написано. — Учитель показал пальцем на небольшую статью.
В статье коротко и без подробностей говорилось о том, что сделка между двумя известными банками по покупке акций никелевого комбината признана недействительной. Один из соучредителей банка подал в суд. Офис и служебные помещения банка опечатаны.
— Я его сразу узнал. Макса. Я понял, что он так и остался с Федей. А Федю нашел просто по фамилии и году рождения. Государственная справка тогда еще работала исправно.
— Никита Иванович, вы кому именно адресовали письмо?
— Я же говорил, Максиму Черепахову! — Учитель устал и занервничал.
— Не сходится, Никита Иванович. Или у вас есть еще одна газетка с именем и фамилией Макса, или вы что-то недоговариваете. Почему вы решили, что его фамилия именно Че-репахов? Вы для этого искали архивы интерната? Вы не могли знать потому, что Максу эту фамилию дали только при получения им паспорта.
Учитель запрятал лицо в ладони.
— Вы действительно из органов или пришли по приказу Феди? — спросил он глухо.
— Я действительно из органов, но у вас по личному делу. Привлечь вас за шантаж я не смогу. Я просто прошу все рассказать. Мне это необходимо. Для другого дела.
— А если я скажу, что нанял человека, что, допустим, этот человек поехал в Москву и там узнал, как живет Федя и какая фамилия Макса?.. Получится ведь, что я задумал все умышленно, или как там у вас?
— Я точно уверена, что вы собирались шантажировать эту троицу, но, как бы это сказать, ненавязчиво, осторожно, да? Просто попросить помощи, вспомнить детство. Вы потому и написали первому Максу — попробовали, что получится. Все-таки Федя был уже фигура.
— Он меня убьет? — спросил учитель. — Я уже успокоился, я после его приезда почти год ждал, что меня убьют. Когда узнал, что он приезжал и искал дерево, избил человека.
— Нет, он вас не убьет. А бумажки придется изъять. Я оформлю протокол, если хотите.
— Нет, не надо протоколов. Откуда вы? Как вы все это узнали? Мне это очень интересно, понимаете, я пишу книгу…
Ева закрыла глаза. Ей захотелось немедленно уйти и как следует помыться.
— Банку, — сказала она, вставая.
Учитель вышел и принес жестяную банку. Она проржавела насквозь боками, но сохранила остов, дряхлая и неприятная, как разоренный и умерший дом. Ева завернула ее осторожно в газету вместе с бумажками, бережно посмотрев перед этим сложенные в несколько раз листки.
— Это все? — спросила она и посмотрела на пепельницу.
Учитель помедлил, потом вздохнул и, проведя ладонями по панцирю, словно обтирая его, протянул Еве.
— Не провожайте, я сама. И собаки у вас нет.
— Подождите! — крикнул ей учитель уже с порога. — Как-то странно, вы не назвали свою фамилию! Как вас зовут?
Ева уходила, осторожно ступая в темноте, к горящим фонарям.
— Это же не правильно! — не унимался учитель. — Вы кто вообще? Вы родственница?
Все окрестные собаки радостно завелись, поддерживая друг друга громким лаем.
Хамид хорошо выспался в самолете, а в маленьком аэропорту областного шахтерского центра увидел Наталью еще в иллюминатор.
Он сразу нашел глазами ее высокую фигуру среди жалкой толпы встречающих за небольшим ограждением.
Первой неприятностью было то, что к самолету не подали автобус, расстояние до здания аэропорта было всего ничего, встречающие махали руками. Хамид стоял, не веря, что эти триста — четыреста метров надо идти ногами. Рядом прятал замерзающее на ветру лицо в воротник пальто Никитка. В его рыжих волосах путался колючий снег. Два охранника равномерно двигали челюстями, перемалывая жвачку. Илия, закутанный теплее всех, открыв рот, рассматривал изумительной выкройки снежинку на темной поверхности рукава дубленки.
— Вон Наталья стоит, — сказал Никитка, показывая рукой.
Хамид вздохнул и пошел через летное поле, придерживая шарф и отворачиваясь от ветра.
Наталья протянула руки, обняла его и трижды поцеловала в холодные щеки. Хамид взял ее лицо в ладони и постарался поймать глазами ускользающий взгляд женщины. Наталья отворачивалась и смеялась.
Хамид понемногу успокоился, дрожь и слабость в ногах прошли. Илия без конца смотрел то вверх, улыбаясь холодным прикосновениям слабого снега, то под ноги, где снега не было в помине: снежинки умирали, ткнувшись в асфальт.
— Я наняла микроавтобус, — сказала Наталья, — я здесь с обеда вас жду, а в гостинице номеров приличных нет.
Никитка с одним охранником принес два чемодана. Они летели в этот город с пересадкой, чемоданы обросли ярлыками.
Хамид, кряхтя, усаживался на неудобное сиденье. Один из охранников вошел первым, другой — после всех.
Чуть отъехав от светящегося здания аэропорта в набегающую темень плохой дороги, шофер автобуса закурил.
— Не надо курить, — сказал Хамид. — Я не люблю.
Шофер удивленно оглянулся, словно не поверив, что это говорят ему.
— Я тебе говорю, не кури. Шофер хмыкнул, но выбросил сигарету. Минут десять ехали молча, дружно подергиваясь на ухабах.
— А мне по фигу! — вдруг зло сказал шофер. — Я подрядился возить, и все! Хочу и курю!
Илия, словно очнувшись, удивленно посмотрел в круглый затылок над засаленным воротником.
Шофер, не поворачиваясь, достал сигарету и зажал ее во рту.
Ехавшая навстречу машина ослепила его близким светом фар.
— Останови, — сказал Хамид. Резко затормозивший автобус бросил Наталью к сидевшему напротив нее Никитке.
— Что, выходите? Валяйте! — заводил сам себя шофер. — Всякие там турки будут мне по-русски приказывать не курить!
Охранник вопросительно посмотрел на Хамида, Хамид едва заметно кивнул.
Охранник вышел из автобуса, обошел его спереди и подергал дверцу шофера.
Шофер почувствовал неладное и дверь не открыл. Тогда другой охранник захватил рукой его шею сзади. Через минуту шофера выкинули на асфальт, он старался выкашлять попавшую ему в горло сигарету. За руль сел охранник, который вышел на улицу, автобус плавно и медленно отъехал, Наталья осуждающе покачала головой, Никитка зевнул, еще преодолевая самолетную тошноту, Хамид вздохнул, устроился поудобней и почувствовал подступающие неприятности.
Осмотрев в гостинице снятые Натальей пять номеров, Хамид приказал привести к нему администратора и снял весь этаж. Охранники выкатили кресла, поставили их с двух сторон коридора и уселись неподвижно, закрывая вход с лестниц.
Через два часа к гостинице подъехала громкая милицейская машина.
Никитка объяснялся больше часа. Даже шофер почти поверил, что он сам вышел на дороге из аэропорта, потому что был пьян и не мог вести машину.
— Хотите, — предложил милиционерам Никитка, — мой хозяин купит у этого алкоголика его автобус и подарит его вашему отделению? Будете на выходных за город ездить.
Милиционеры выходили на улицу и внимательно осматривали автобус. Шофер и хозяин автобуса говорил, что ему все по фигу, и закуривал через каждые тридцать секунд новую сигарету.
Сошлись на том, что шофера оштрафуют за езду в пьяном виде, а автобус Хамид подарит совершенно новенький, если органы правопорядка помогут им с утра благополучно добраться до небольшого шахтерского городка и найти место, где лет тридцать назад росла недалеко от станции акация.
Милиционеры соглашались, а уже наступила полночь, и еле ворочавший от усталости языком Никитка сам понимал, что начинает заговариваться, но остановиться не мог. Милиционерам пришлось выслушать невероятную историю про любителя старых акаций, они слушали молча, не удивляясь. Никитка с раскалывающейся от боли головой попытался после этого заснуть, милиционеры глубоко вздохнули после его ухода, прошли в бар гостиницы и за бутылкой пива обменялись некоторыми замечаниями в адрес русских богатых иностранцев.
В шесть утра у гостиницы стоял старенький автобус с трафаретами бегущих детей на желтом боку. Рядом с ним ожидали любителей старых акаций два автомобиля с синими мигалками. Никитка первый, зевая, вышел на неумолкающий клаксон.
