Людие же боящиеся Бога даяху ему порты, облачаху его во срачицу, и на нози обувь воздеваху, он же совлекши со себе ризы, раздирал их на платы и яко бешен деяся, кричал и вопил гласы неудобными. И ходил наг, много терпения показуя от студени зимния и от вара летнего. И токмо едино суконце малое раздранное ношаше срамных телесных уд своих ради, и с колокольцем.
Время погодя отступили от ево горожане и начали ево бити да похухати. И коего зла и гонения от человек не претерпел блаженный! И колотили его, и лягали, и за власы таскали, и по улицам волочили, и плевали, и гнушалися им, а оный же святой, все зло терпя, пребывал непобедим.
И имел в руце ветвь тополевую и, городом шедши, бил ею по главам жителей, глаголя: «Аз есмь голубь оливаный, а ты шпынь засраный». И за то били ево в ответ батожьем и топтали.
И никто не любил юрода, а любил ево один ученик. И только с учеником тем говорил преблаженный яко и протчии человецы, а не яко юрод, и плакался ему горко, глаголя: «Увы мне грешному, горе мне, окаянному, ох мне скверному!»
И часто уходил в пещеру ту на поляне той и тамо таився всех по недели, полоумь-траву снедая. А травы поевши, хохотал, аки пес безумный, иначе рекомый гиена, и пужал всех пущи прежняго.
Лето прошло, и начал святой чюдеса творити.
И первое чюдо ево было сице.
Служил во граде Пырьевьске Исидор архимандрит пришлый, иже от московских властей да от Никона поставлен. И бе той Исидор и вор, и пианица, и лестив, и немилосерд, и буй, и горд, и сребролюбец, и лжив, и человеконенавистник, и памятлив злу, и мздоимец, и тайной латинянин, а паче всего одержим бе Богом ненавидимой похотию мужелегания и содомлятства.
И се пришел блаженный Вакх во собор градской, егда там Исидор обедню служил, и великая была между ними пря. Стал той Вакх вне церкви на паперти и испустил вопль кошачий, и учал акы аонагр дикой або жребя ржати, яко козля блекотати, яко вельблуд плевати, и собакою лаяй и колокольцем своим звеняй.
Тогда Исидор архимандрит, вышед из церкви, тако вопросил Вакха: «Почто в святем месте лаешь, уроде?»
И на то святый отвечал: «Отыди от мене, убогой, бо не я урод есмь, а ты еси. Опоганил свято место блудник, прелюбодей, содомит, ереси римской бешеной псишко».
Исидор же, слышавши сие, зело вострепетал, возмутил ся и возвел на блаженнаго таковое гаждение и похухание: «Тебе ли, лаятелю неумыту, обояльнику безстудну, безумьлю и любодею, зверю вредителну и мерску, шпыню клюкасту, мне, архимандриту, грозити и мене винити?» А сам винил ево и грозил ему карами великими за ево уродское житие, говоря: «Уймись от блудни, Вакх, отстань от дурна, а то тя огонь небесный потребит».
И на все то святый отвечал вкратце: «Враковато!», и повернулся, и учал перед архимандритовой рожей голым гузном вертеть.
И увидевши сие, ринулся на блаженнаго Исидор с посохом своим, да запнул ся ногою, упал и случися лбу его на камени попасть. И отнесли ево расслаблена и бес чювств в дом ево и возложили на постель. А святого били зело и тоже бесчювственна у дома тово кинули.
И се виде святой близ двора Исидорова ангела Господня, пришедша от Запада и имеша светоч в руце. И взойдя в дом, приступи ангел к Исидору грешнику, заголи ево и нача бити ево по голому гузну, глаголя к нему: «Лукавый блудниче, церковный поругателю, будеши еще блясти с мужеском полом и чюжими женами?»
Мучимый же грешник взмолися: «Уже не побляду никого же! Да помилуй мене!»
Ангел обаче не слушал и продолжал ево по гузну светочем лупить. И тако мучим три дни и три нощи и глаголя «яко не бляду еще», испустил мужелягец Исидор дух свой, и тут же, яко стерво, смрадость от него злая пошла.
А святой удалился в пещеру раны целить, молитца и полоумь-траву ясти.
Другое же чюдо святаго было сице.
Стал внезапу Вакх зело печален, два дни не яде, не пия, ни с кем не глагола. В третий же день начал, по всему граду скачучи, вопити: «Стреляй, вешай, скачи, жги, денги давай!»
И говорили горожане: «Се беду пророчит Вакх».
И вскоре збылося по сему.
Послан бо бысть из господствующего града Москвы в Пырьевьск новый воевода, именем Василей, а прозвище ему Ртище. И когда вошел в Пырьевьск, возложил великую нужду на всех живущих в нем - и хлебом, и денгами, и всякими податьми, и сеном, и рыбою, и звериною рухлядью, и медом. И немало их от пырьевец москвичам имения своя с нуждею отдаваху, а сами взамен тово с побитым рылом и с пустыми руками отхождаху. И был страх велик на всех слышащих и видящих сия, не токмо в Пырьевьске, но и во всех пределах волжзских.
А Вакх блаженный в те поры в пещере своей лежал и траву поедал, про ту беду не ведая.
И по прошествии седми дней явися святый во град, и по улицам хожаше, и на разор и поругание глядеша. Ночью же пришел ко мне недостойному, и молился, и плакался горко, глаголя: «Увы мне грешному, горе мне, окаянному, ох мне, скверному!» И до ютра поклоны клал и молился, а когда рассвело, пошел на торжище.
И собралися округ ево люди простые нравом. И обличил святой мамону московскую, крича тако: «Лжа мздоимцев тех велика есть, от Москвы-града сатонинскаго вся пагуба, москвичи те черви, они и сады, и овощи пожирают, блядей своих златом, камением и жемчюгом украшают, а вы, сиромахи бедныя, до скончанья веков тоштенину ясти будете, аще не восхотите жыр и пых московской обтрясти».
Взяли ево за те слова земския ярыги и на воеводином дворе на чепь посадили. И сидел три дни на чепи, не ел, не пил, но гневливые словеса на врагов своих молвляше неустанно. И бит был от ярыжек и от холопей боярских, и пхаем, и оплеваем, и по земле влачим, и за власы терзаем. Святой же, все зло терпя, пребывал непобедим.
На четвертый день пришел к нему воевода Ртище и, увидив святаго, сгнусился ему и плюнул на нево. И разул ртище свое, и заора: «Разорю, блядин сын! Кто ты есть передо мной?»
И на то святый отвечал вкратце: «Я голубь оливаный, а ты шпынь засраный».
И велел боярин бить Вакха нещадно батожьем, а потом посадить ево в землю в струбе и давать ему воды и хлеба.
А день спустя разболевся Ртище внезапу недугом злым сухоткою и начал помалу сушитца. И стали ево носить от божницы к божнице, от лекаря к лекарю, и не было ему от тово пользы. И голова ему аки гиря тяжка была, и не мог он на ложе опочити, но метался день и нощь и вопил от болезни беспрестанно.
И когда уже мало не изгнил изнутре, явился ему той же ангел Божий, што мужелягца Исидора по гузну бил. И глагола ему ангел: «Призови юрода моего Вакха, што ты в темницу затворил, и моли его об исцелении».
И привели к воеводе Вакха. И очухнулся Василей воевода, и молил урода: «Батюшко-государь! За тебя мене бог наказует! Возложи на мене руце свои и помолися Господу за здравие мое!»
Святой же отвечал тако: «Чюдно! Давеча был блядин сын, а топерва - батюшко! А будеши ли впредь народ разорять?»
А тот сопротив того: «Не буду, ей, не буду!»
И тогда возложил на него святый свою честную десницу, и, молитву сотворя, рек: «Восстани!»
И восстал воевода с перины своей, и бысть здрав.
И с тово дня укротил лютость свою Василей Ртище, и лготы богатым людям даровал, и даже ослабу податям черному народу обещался дать, а обещание то выполнит ли, мы и до сево дня ждем.
Вакха же велел ярыгам да холопям своим боле не гнать и не забижать, пускай-де дурит блаженный. И ходил Вакх по торгу без возбранения, и в церкви, и в домы заходил. А иногда же как почует святой: быти указу от царьствующего града Москвы в Пырьевьския страны на жителех денежные доходы править, - и тогда сей хитроблаженный Вакх, за много дни до указу, ходя по торгу, начнет кричати: «Денги давай! Денги давай!» И тогда спрячут жители все имение свое и седят ждут указа. И за предчювствие то возлюбили ево горожане и давали ему и колачи, и денги. Он же, выбрав место, где нищии соберуца, бросит все то на землю, а себе не возьмет ничесоже.
Пребысть же блаженный Вакх во благоуродстве терпя наготу и босоту и попрание от неразумных человек тридесять лет. И егда приспе время, приде ко мне и тако глагола: «Да иду паки роботать, яко приблизися час мой». И изыде святый из града на восточную страну, и никтоже не сретил его боле никогда. Только глаголют, аки бы видели его сибирския страны варварского народа люди ненемцы. И видеша блаженного необувенна в снегу и познаша его человека быти Божия. Приступивши к нему старейшина их именем Башлык моляше о здравии и даяше ему злато. А святой, злато отвергши, дале пошел.
